Главная                      Новости                     Статьи                      Документы               Мнения

Свободная торговля против национальных интересов:

Экономические споры о России

Л

* * *

III. Физическая экономика

            Для определения роли России в структуре нового Бреттонвудского соглашения в условиях современного мирового кризиса следует обратиться к ситуации, сложившейся после лорда Пальмерстона. Примечательными событиями того времени стали Всемирная выставка в Филадельфии, посвященная столетию США при президенте Гранте, и более тесные отношения между США и Германией, Россией и Японией (в особенности). Британская монархия, инструмент финансовой олигархии – неовенецианских, англо-голландских наследников Паоло Сарпи, была взбешена этой смертельной «геополитической» угрозой, как ее определили в лондонских кругах.

            Сутью этой угрозы, как ее видела Британская империя, было сотрудничество США с Германией и Россией в развитии системы межконтинентальных железных дорог, соединявших большую часть континентальной Европы и России так же, как трансконтинентальные дороги связали США. Сегодня возрождением и дальнейшим развитием той же угрозы считают запланированное строительство железной дороги через Берингов пролив, которая свяжет Евразию с американским континентом.[33]

            Ключевую роль в отношениях между США и Россией сыграл великий Д.И. Менделеев, принявший участие в Столетней выставке в Филадельфии. Он стал архитектором научно-технического развития России, одним из примеров которого стало строительство Транссибирской железной дороги.

            По глупости прусской монархии, несмотря на возражения канцлера Бисмарка, Пруссия продолжала воевать с Францией после того, как уже была достигнута главная цель – английская марионетка, Наполеон III был изгнан из Франции самими французами. Глупые романтики Гогенцоллерны, продолжив войну, когда, казалось бы, цель достигнута, взбесили Францию и подтолкнули ее к созданию Entente Cordiale с англичанами.

            Так Европа попала в ловушку двух мировых войн и диктатур Муссолини и Гитлера, взращенных Лондоном. Англия повторила свой трюк Семилетней войны и Парижского мирного договора 1763 года, в результате которых возникла финансово-олигархическая империя британской Ост-Индской компании. Вильгельм II по своей глупости отстранил Бисмарка от власти в 1890 году и вступил в союз с еще более глупым Габсбургом, поддержав Балканские войны. Тем самым англичане достигли своей цели: добились альянса с Россией против Германии. К этому стремился британский наследный принц Эдвард Альберт (позднее король Эдвард VII). Такое развитие событий привело к тому, что после отстранения Бисмарка и убийства французского президента Сади Карно Европа раз за разом лежала в руинах.       

            После консолидации США в результате победы над марионеточными конфедератами лорда Пальмерстона и освобождения Мексики от жестокого тирана Максимилиана, имперские цели Британии состояли и состоят в препятствии возможному созданию на европейском континенте системы действительно независимых, сотрудничающих суверенных государств.

            Сегодня, начиная с 1989 года, имперские цели англичан заключаются в разрушении народных хозяйств России, Германии и стран континентальной Европы, не говоря уже о финансовом и политическом разрушении США. Мотив тот же: подрывной деятельностью разрушить США изнутри, что и делали, начиная с неоднократных попыток покушения на генерала де Голля и убийства президента Кеннеди, и разрушить существующие и возникающие независимые суверенные государства евроазиатского континента.

            Напротив, долговременный стратегический интерес США состоит в содействии созданию мировой системы действительно суверенных национальных государств, без колоний и полуколоний, как это было намечено президентом Рузвельтом при жизни, и раньше, президентами Линкольном и Грантом, стремившихся к развитию тесных связей США с Германией и Россией в традициях госсекретаря и президента Джона Квинси Адамса. В те времена отношения с Германией и Россией были для США особенно важны, как и теперь, правда, в несколько ином виде.

            Достижение этих целей сегодня требует изменений в господствующей на планете экономической политике, перехода к альянсу абсолютно суверенных кредитных систем и разрыва с монетаристскими системами, навязанными Лондоном для нашего разрушения, чем мы сами успешно и занимались с 1968 года, а по сути, со времени убийства президента Кеннеди. Эти цели включают создание трансконтинентальной системы железных дорог, постепенно модернизируемых от обычных, с фрикционным сцеплением с рельсом, к поездам на магнитной подушке, движущимся со скоростями, сравнимыми со скоростью винтового самолета.

            Развитие транспорта, зависящее от быстрого развития атомной энергетики, является необходимым условием для наращивания добычи и переработки сырьевых материалов на обширных территориях, например, в северной евразийской части России или Африке, достаточных для достижения общих целей человечества, объединенного в суверенные национальные государства. У России в этом отношении имеется исключительный научный и культурный потенциал, как в плане территории, так и возможностей, а также способность, как у научной державы, осваивать свою территорию в больших масштабах, нежели какое-либо другое государство Евразии. Такая политика развития России имеет чрезвычайное стратегическое значение для всех евразийских соседей России.

            В Азии справедливо считают, что особая роль России в Евразии, в частности в Азии, определяется российским научным потенциалом. Это характерное свойство России связано с ее евроазиатской культурой. Практическое значение сегодня имеет вклад Советского Союза в развитие Китая, до разрыва при Хрущеве (сделавшего ставку не просто вообще на Лондон, но именно на отношения с Бертраном Расселом). Теперь китайско-российские отношения в значительной степени восстановлены. Отношения России и Индии хорошо известны. В современном кризисном состоянии мировой экономики перспективные отношения между Китаем, Индией и Россией (и другими странами) насущно необходимы не только для всех стран Востока и Южной Азии, но и для организации восстановления экономики всего мира в целом.[34]

В. И. Вернадский и его век

            Задолго до работ русского академика В. И. Вернадского люди понимали, что человечество существует одновременно в трех взаимосвязанных областях. Первая – до-биотическая область. Вторая – область живых процессов в целом. А третья характеризуется живыми процессами, присущими исключительно человечеству, то есть, область, где возможно открытие физических принципов отдельными людьми в процессе, который позволяет человечеству увеличивать потенциальную относительную плотность населения на квадратный километр территории суверенного государства или планеты, на что не способен ни один другой вид на планете. Однако отсутствовала концепция конкретного научного принципа, от которого сейчас зависит реализация этого потенциала.

            Работы Вернадского позволили физической химии 20-го века выявить принципиальные физические различия этих трех категорий. Хотя этот вопрос пока был лишь частично разработан и изложен, тем не менее, некоторые необходимые, предварительные черты этих принципиальных функциональных отличий уже прояснились. Наука смогла показать два фундаментальных принципиальных различия, разделяющих существование на три категории: абиотическое в принципе, биосфера в принципе и ноосфера.

            Хотя сам термин «ноосфера» не является изобретением Вернадского, концепция ноосферы, как он ее описал, была оригинальным открытием: это демонстрируемый универсальный физический принцип современной физической химии. Квалифицированная физическая наука экономики подпадает, таким образом, под определение ноосферы Вернадского. В истории физической науки этот принцип является уникальным типом среди принципов, определяемых как универсальные, а также как присущее проявление любого универсального принципа – онтологическая бесконечно малая: так этот предмет рассматривали Архит, Платон, Эратосфен, Николай Кузанский, Иоганн Кеплер, Пьер Ферма, Готфрид Лейбниц и римановская физическая геометрия.

            Творческий принцип, определяющий таким образом уникальность ноосферы, также является тем принципом человеческого разума, отделяющим классическое художественное сочинение и выполнение его от других так называемых выражений искусства.

            Таким образом, на основе этих знаний Землю следует рассматривать функционально как состоящую из этих трех категорических характеристик, организованных так, что масса биосферы возрастает (антиэнтропийно) относительно массы Земли в целом, в то время как физическая масса высшего порядка – ноосферы (продукты, специфичные для процессов деятельности человеческого разума) возрастает (также не-энтропийно) относительно биосферы.

Наука личностна

            Глупцы настаивают, что наука должна быть «объективной». Это распространенный, но при этом очень вредный взгляд. Наука, как и сочинение классических художественных произведений, принципиально индивидуальна, поскольку она основана на творческом потенциале, уникальном для конкретной личности. Жизнь науки в социальном выражении должна быть взаимодействием суверенных творческих способностей индивидуальных суверенных разумов. Такая социальная связь возникает, когда один мыслитель спрашивает у другого: «Как вы это открыли?».

            Есть те, кто против этого. Их представления о «научной объективности» больше относятся к патологоанатомии, чем к качествам разума, отличающим творческого индивида от зверя, или оскотинившихся мужчин и женщин.

            В вопросах науки и классического художественного сочинения я не могу доверять кому-либо придерживающемуся других взглядов на эту проблему.

            Мое понимание ноосферы было результатом пути длиной в десятилетия, от моего юношеского выбора Лейбница своим главным учителем в изучении науки и позднейшего осознания, что римановская динамика отнюдь не выражает смысл обычного понимания «термодинамики», но формировалась под влиянием вклада Лейбница в возрождение в науке древних пифагорейских и платонических понятий о «дюнамис» – «δύναμις».[35]

            Таким образом, в современном (научном) обиходе, динамика понимается компетентными учеными в контексте открытий Римана. Этот современный взгляд на динамику, сформированный Лейбницем, который следует рассматривать с позиций Римана, определил мою концепцию универсального физического принципа, выражающегося в современной действительности в виде функции потенциальной относительной плотности населения на квадратный километр.[36]

            Изложенные выше соображения позволяют определить экономику как физическую науку в широких, но надежных общих терминах для современного цивилизованного пользования.

            Для меня намного лучше, а не просто удобно относиться к тому, о чем сказано выше, с позиций Альберта Эйнштейна в отношении работ Кеплера и Римана вместе взятых. И я должен повторить свою точку зрения на современную науку, о которой я неоднократно говорил: как современный метод ее создал Николай Кузанский на основании древних источников, и развитие ее основополагающих эпистемологических принципов можно проследить от Кузанского, через Пачоли, да Винчи и их последователя Кеплера, до таких фигур как Ферма и Лейбниц.

            За прошедшие десятилетия я неоднократно излагал эти взгляды в различных публикациях, но сейчас важно их повторить здесь, как обязательные ссылки для изучения в связи с тем, о чет идет речь в данной работе.

            Нельзя представить дело так, будто человеческое знание, достойное называться физической наукой и классическим искусством (а это два тесно взаимосвязанных предмета), взяли начало от некоторых высказанных и подразумевавшихся положений – допущений априорного типа, не требующих доказательств, таких, как положения Аристотеля, Евклида и их последователя Клавдия Птоломея. Категорическое, системное отличие человека от животного, а также различия между восприятием и знанием должны стать для нас правилом.

            Человечество отличается от всех животных тем, что наш вид обладает уникальной способностью по собственному усмотрению увеличивать потенциальную относительную плотность населения, в то время как ни одно из известных нам живых существ на это не способно. Так что настоящую науку и истинные формы художественного сочинения невозможно понять в принципе, если не отказаться от попыток прослеживать происхождение особых характеристик человеческого поведения от животных, или же, как это имеет место в экстремальном случае радикальных позитивистов, таких как приверженец Бертрана Рассела Джон фон Нейман, от неживых процессов.

            Правильное отношение к этим проблемам излагается в этой работе. Те, кто думает иначе, не понимает важных положений, абсолютно необходимых для компетентного понимания экономики. Смысл экономики лежит в творческом мышлении, которое позволяет человечеству наращивать свою потенциальную относительную плотность населения, на что не способна ни одна низшая форма жизни. Поэтому занятия экономикой накладывают на индивида чрезвычайную личную ответственность за вклад в настоящее и будущее всего человечества.

Разум против чувственного восприятия

            Кому-то может показаться, что я отклоняюсь от заявленных целей этой работы. Это не так. Мы сейчас ведем речь о специфической концепции, от которой полностью зависит любая действенная экономическая наука, а также применение этой науки. Как и многие важные открытия физических принципов природы, понимание того, как народное хозяйство функционирует или буксует на протяжении длительных временных протяженностей, часто зависит от действующих принципов, которые обычно игнорируют, как если бы они не существовали. Иногда, как в данном случае, то, что просматривают профессиональные экономисты и другие ученые, представляется незначительным в мировом масштабе, но игнорирование явления в длительной перспективе приводит к масштабным затяжным бедствиям, подобным тому, что мир переживает сегодня.

            Поэтому на этой стадии своего повествования, в момент кризиса человеческой истории, я предупреждаю об этом читателя. Делаю это потому, что многие вот-вот познакомятся, на основании мирового опыта, с последствиями действия онтологической бесконечно малой.

            Поясню этот термин с отсылкой к понятию, предложенному Альбертом Эйнштейном в отношении работ Кеплера и Римана. Эйнштейн предложил концепцию «конечной, но неограниченной» Вселенной. Я же предпочитаю говорить о «конечной и самоограниченной» Вселенной, по причинам, о которых будет сказано ниже. Эйнштейн пытался проникнуть в мысли действующего Создателя Вселенной с большим смирением, но и осознанием, что нельзя ошибиться и неправильно истолковать Создателя.

            Также как и Эйнштейн, я имею в виду концепцию бесконечно малой, которую Лейбниц ввел для своего исчисления. Относительно сделанного Лейбницем, в своих различных прежних работах я указывал на абсурдность просто лживых трактовок Эйлера лейбницева термина «бесконечно малая». Этот частный случай – характерный пример роли Эйлера в нападках на исчисление Лейбница со стороны парижского окружения венецианского аббата Антонио Конти – Вольтера, Авраама де Муавра, д'Аламбера, самого Эйлера, и т. д.

            Самое удачное доказательство в данном случае основано на двух знаменитых достижениях Кеплера, когда он открыл универсальный физический принцип гравитации. Я возвращаюсь к ним, теперь уже по новому поводу. Первое связано с открытием характеристик вращения Земли вокруг Солнца, изложенным в «Новой астрономии», а второе – развитие общего принципа гравитации в Солнечной системе в его «Гармонии мира».[37] В настоящей работе я ограничиваюсь существенными моментами этих вопросов, имеющих отношение к физической экономике.

            Уникальная красота разума Кеплера в этих работах выражается в том, что он уловил сущность того, о чем я писал выше: подлинная наука, когда она касается собственно роли человеческой творческой мысли, глубоко личностна. Это ярко видно в работах Кеплера, отчетливо проявляется в трудах Лейбница, скрыто, но резонирует у Гаусса, опять открывается у Римана и буквально расцветает у Альберта Эйнштейна в последние четыре десятилетия его жизни.

            Ведь все, что касается уникального явления пробужденных творческих сил человеческого разума, заставляет душу так или иначе кричать «эврика», и выражается в остром ощущении радости от игры свободного ума, или же ни о каком творчестве нет и речи. Наука и искусство не для угрюмых гробокопателей.

            В первом случае, после того, как Кеплер в своей «Новой астрономии» последовательно выявил эллиптическую орбиту Земли вокруг Солнца, его измерения показали, что этой орбитой управляет принцип действия, проявляющегося в эффекте, названном Кеплером как «равные площади за равные промежутки времени». Эти данные уже сами по себе показали нелепость допущения, предполагающего, что эллиптическая орбита могла бы определяться принципом упорядочения, сравнимым с ошибочным подходом Архимеда к квадратуре круга.[38] Само по себе открытие Кеплера раскрыло детскую нелепость поддержки Эйлером высказанных другими дурацких доводов о «мнимости», основанных на лицемерной критике исчисления Лейбница де Муавром и Д’Алембером (они его считали «мнимым»).

            Во втором случае, эти соображения ведут через развитие общего измерения силы тяготения в Солнечной системе к идее, позже определенной Лейбницем как онтологическая бесконечно малая, а не простая геометрическая бесконечно малая. Это понятие Лейбниц создал на основе работ Кеплера. Для измерения ключевых явлений необходимы два измерения. Первое – основано на чувстве зрения, а второе на том, что Макс Планк (вопреки мнению учеников Эрнста Маха и сторонников Бертрана Рассела в более позднее время) назвал не механикой, а динамикой, выражаемой чувством слуха.[39]

            Этих два измерения, вместе взятых, создали в сознании Кеплера и других ученых понятие в виде образа, находящееся вне области наивного чувственного восприятия. Подобное имеет место в работе Ферма и Лейбница, которые руководствовались методологическим мышлением Кеплера. Таким образом, приверженец Николая Кузанского Кеплер вывел всю науку после него из области евклидовых априорных допущений, правильно переведши чувственное восприятие в более низкую категорию «показаний измерительного прибора» вместо наивной уверенности, основанной на чувствах. На основе противоречивых «показаний измерительных приборов» – зрения и слуха, наблюдения Кеплера опровергли дальнейшие попытки заменить его работу на тему упорядочения планетарных орбит гипотезой Тициуса-Боде.

            Развитие аргументации Эйнштейном выявило еще более глубокое ее значение. Работы и наследие Кеплера в сочетании с идеями Римана показывают, что наша Вселенная в отношении доказуемых универсальных физических принципов по сути конечна и самоограничена – ограничена такими принципами, как роль гравитации в упорядочении Солнечной системы.     

            Каким образом может универсальный принцип стать доступным чувствам, кроме как путем изменения? Разве Творец сделал самого себя беспомощным тем, что он творил Вселенную? В случае изменения, не являющегося антиэнтропийным, оно может стать доступным чувствам, или, по крайней мере, памяти, если преобразуется в нечто меньшее; в других случаях, изменение становится «видимым» только тогда, когда оно производит что-то абсолютно новое в соответствии с антиэнтропийным упорядочением конечной, но саморазвивающейся Вселенной – расширяющегося, непрерывного процесса универсального творения.

            Изменения второго типа, когда процесс выходит на более высокий уровень существования, присущи творчеству (т.е., анти-энтропии), например, человеческому научному творчеству, проявляющемуся в открытии универсальных физических принципов и их применении. Повышение потенциальной относительной плотности населения в любой культуре зависит от совершения таких открытий.

            Дело в том, что открытие, подобное уникальному открытию Кеплером принципа всеобщего тяготения может совершить только суверенный разум индивида. Опыт открытия передается другим людям только путем воссоздания другим сознанием всего процесса экспериментально доказуемого открытия. Это представление о творческой способности человеческого индивида есть ключ к кажущейся загадке лейбницевой онтологической бесконечно малой. Таким путем мы открываем все кажущиеся тайны биосферы и ноосферы. Отсюда мы подходим к тому, что иные могут считать научной загадкой, к физической экономике.

Как человек видит свою Вселенную

            Каким должен быть эксперимент, который продемонстрирует творческие способности человека, не только как эффективное средство увеличения потенциальной относительной плотности населения на душу населения и на квадратный километр поверхности Земли, но и творческую способность, о которой говорилось выше?

            Для этого возьмем, например, случай качественных приращений, иногда называемых (начиная с последних десятилетий XIX века) возрастанием «плотности потока энергии». Поэтапный процесс от сжигания древесины к древесному углю, каменному углю и расщеплению и синтезу атома является примером стимуляции качественных скачков в потенциальной производительности труда человека, на душу населения и на квадратный сантиметр поперечного сечения текущих энергетических процессов.

            Для некоторых специалистов с научной подготовкой эта концепция представляет трудность, связанную с рефлекторной приверженностью к редукционистским, по сути, картезианским заблуждениям в отношении научных физических принципов: к неправильному представлению о частицах, случайно находящихся в состоянии движения, в то время как очевидно ничего не может существовать кроме как в движении.

            Общий принцип прогресса заключается в том, что открытие верного универсального принципа и его применение на практике позволяют увеличить производительность человечества на значительно большую величину чистого дохода, по сравнению с расходами, связанными с открытием и его внедрением. Это ведет к росту капиталоемкости, как самих капитальных вложений, так и их использования; чистый доход, если капиталовложения сделаны правильно, очень скоро превысит сумму общих прямых и косвенных издержек самих капиталовложений.

            Это физическое представление акта творчества. Эту концепцию невозможно адекватно выразить в терминах обычного финансового учета, никакими картезианскими или похожими методами, или же в рамках существующих финансовых систем или преобладающих экономических догм.

            В первом приближении мы будем рассматривать только увеличение плотности потока энергии источника мощности, питающего процесс, потому что в данном случае, в первом приближении, предполагается, что процесс изменяется только таким образом.

            Иными словами, речь идет о «любом увеличении производительности процесса за счет физических затрат, оказавшихся меньшими чистой физической стоимости результатов данного изменения».

            Попробуем объединить два понятия под общим заголовком «варианты выгоды, получаемой от увеличения капиталоемкости».

            Объединим возрастание плотности потока энергии с дополнительной выгодой, получаемой в том же случае, от увеличения капиталоемкости.

            Введем еще одно уточняющее соображение. До сих пор мы рассматривали выгоды в виде затрат на производство в производственном процессе. Теперь включим размер всех измеримых выгод для потребителя, получаемых в результате увеличения капиталоемкости производственных и сопутствующих процессов.

            Теперь объединим эти и прочие параметры в динамический процесс соответствующего римановского многообразия. Рассмотрим следующие «условные» формы описаний.

            Проанализируем описанные процессы, обращая внимание на составляющие, которые являются произведением изменений существовавшего ранее динамического состояния, т.е., являются результатом применения открытий универсального физического принципа.

            Посмотрим другой вариант. Рассмотрим несколько сравнительно простых примеров.

            Нормализуем интенсивность солнечного излучения, бомбардирующего планету, используем нормализованный спектр. Тем самым мы определим стандартную шкалу отсчета для физико-экономического измерения человеческой деятельности на Земле.

            Возьмем солнечное излучение и воду. Как можно усовершенствовать взаимоотношение этих двух субстанций? Рассмотрим возможность перемещения больших масс воды для увеличения «зеленого покрова» поверхности Земли, увеличивающего биомассу в регионах на душу населения и квадратный километр, что будет способствовать смягчению погодных условий и росту биомассы, и не будет происходить нагревания атмосферы. Кроме этого, увеличим развитие источников и поставок управляемой энергии с увеличенной плотностью потока энергии. (Нельзя впадать в порок примитивизации продукта живой природы, как это происходит в случае так называемого «биотоплива», оборачивая процесс вспять, превращая живые процессы в мертвые. Целью экономики нашей ноосферы должен быть триумф жизни, особенно человеческой жизни, над не-жизнью, и победа творческих сил человека над животным началом.)

            Обратим внимание на выгоды от сочетания увеличенной плотности потока энергии с корректировкой связи между использованием падающего солнечного излучения и водными ресурсами для увеличения зеленого покрова.[40]

            Все приведенные примеры объединяет сродство с принципом открытия универсальных физических принципов, как это было показано на примере открытий Кеплера. Более того, все настоящие открытия в конечном итоге созвучны принципу современной европейской науки, введенному Николаем Кузанским, нашедшему отражение в открытиях Кеплера. Все приведенные выше примеры приближаются к многообразию римановского качества, ничего не имея общего с евклидовым, картезианским и другими редукционистскими методами.

            Только что приведенные примеры подводят нас к проблеме системных заблуждений, совершенных в течение полтора столетия так называемыми «ортодоксальными» марксистскими экономистами. Рассматриваемая проблема состоит в редукционистском заблуждении, получившем название «трудовой теории стоимости», которую Маркс придумал в британской среде, где за два десятилетия его системный взгляд на современные экономические процессы сформировался под влиянием Эркарта и традиций школы Хейлибери.

            Заблуждения Маркса, которыми он заразился от теоретиков Хейлибери, использовали сторонники теории предельной полезности – как фундамент для всякой чуши, которую они несли. От школы предельной полезности до романтических заблуждений позитивиста Маха один шаг, и уже рукой подать до крайних форм помешательства последователей Бертрана Рассела, таких как Норберт Винер, Джон фон Нейман и их сегодняшние ревностные поклонники – например, разработчики прогнозов типа злопамятных Мертона и Шоулза с их  хеджевым фондом LTCM в 1998 году.

            Только творческие силы индивидуального человеческого разума способны на истинное приращение богатства, производимого человечеством в ноосфере – в области физического проявления существенных человеческих свойств. Это те же творческие силы, которые мы видим в работах Кеплера и Лейбница и в физической науке в той же традиции. Они также находят выражение в «социальной теории», которая является направляющим принципом строгих форм классического художественного творчества. Об этом влиянии писал Перси Биш Шелли в своей работе «В защиту поэзии»: об увеличении «силы передачи и получения мощных и страстных идей о человеке и природе». Нет истинной науки и подлинного классического искусства без такой творческой страсти.

Ноэтический принцип

            Соображения, которые я старался показать на примерах, приведенных выше для объяснения принципов физической экономики, сходятся на двух взаимозависимых положениях об индивидуальных представителях человеческого вида, имеющих отношение к римановскому физико-химическому определению ноосферы Вернадского. Первое заключается в том, что ни один вид животных не способен на творчество, что отличает человека от всех других. Второе же гласит, что хотя творчество может резонировать, как бы передаваться от одного человеческого разума к другому, акты творчества строго индивидуальны, совершаются в пределах суверенного разума одного человека. Мы можем и должны стимулировать творческую активность других, но никаких «проволочных соединений» не может быть.

            Оба эти положения подводят нас к выводу, что вопреки утверждениям софистов нового времени, таких как Клаузиус, Грассман, Кельвин, Больцман и др., энтропия – не закон Вселенной. Вселенная по сути своей антиэнтропийна, она включает творческое начало.

            Но, парадоксально, человеческое творчество это деятельность индивидуального человеческого мозга. Мозг животных не обладает способностью к антиэнтропийной творческой деятельности. Между тем, образование Солнечной системы вокруг изолированного «молодого Солнца» отражает творческий процесс. Это подталкивает к мысли, что Вселенная в целом творческая, но многие ее порождения к творчеству не способны в условиях «опыта», самого по себе замышленного редукционистским образом, с ошибкой в построении, а не построенного динамичным образом. Увеличение относительной массы ноосферы земли относительно биосферы, и биосферы относительно абиотической части материи обращает наше внимание к таким вопросам.

            Этих тем, иногда весьма подробно, я касался в прежних работах.[41] Здесь же приводятся некоторые положения, относящиеся к рассматриваемой теме. Наука – это история, а история это тоже наука. В качестве примера рассмотрим следующую тему.

История империализма

            Известно, что распространенные догмы термодинамики, как ее преподают сегодня, отражают древний олигархический принцип, изложенный в знаменитом «Прикованном Прометее» Эсхила.

            В этой трагедии Эсхил рассказывает о том, что в Европе и Западной Азии с древних по новым временам традиционно признают принципом олигархии. Эта традиция уходит корнями в древний Вавилон с его жречеством. Она продолжала жить и после падения Вавилона, благодаря роли вавилонских жрецов в других династических системах Азии, и стала руководящим принципом системы двух империй – азиатской и европейской после падения Афин в результате Пелопонесской войны. Различие между ними заключалось в том, что азиатский вариант основывался на континентальной культуре, в то время как запад, например древний Египет,[42] сформировался как морская культура с центром в Средиземноморье. Британская империя является потомком эволюции западных империй, начиная с Римской империи, основанной в результате пакта, подписанного Августом Цезарем на Капри со жрецами культа Митры.

            Смысл империи, а точнее олигархии, состоит в том, чтобы не дать реализоваться творческим способностям личности так, что «низшие классы общества» выйдут из повиновения правящему классу. Другими словами, это олимпийская модель олигархии, представлена как принцип зла в «Прикованном Прометее» Эсхила.

            В условиях олигархии, от Римской империи до современной англо-голландской либеральной финансовой олигархии, широкие массы общества управляются имперскими методами (т.е., с Олимпа «Прикованного Прометея») и «регулируются» установлением пределов роста населения. Олигархия стоит на пути научного и технологического прогресса, опошляет народную культуру и тормозит познание истинных физических принципов, от которых зависит власть человека над природой. Короче говоря, олигархической модели соответствует неомальтузианская политика геноцида гитлеровского режима и Фонда дикой природы английского принца Филиппа и его холуя – бывшего вице-президента США Гора.

            В европейском обществе нового и новейшего времен наследие олимпийского Зевса означает ограничение знания научных принципов узкой группой жестко контролируемой научной элиты, обычно интеллектуальных кастратов, неспособных к выражению истинных знаний о роли универсальных принципов в науке, и предлагающих математические формулы как суррогаты реальности.

            Англо-голландский либерализм является в новой истории самым ярким проявлением олигархии. Путевку в жизнь ему дала «новая венецианская партия» Паоло Сарпи (1552-1623). Суть идей Сарпи, ключ к пониманию сущности его реформ, состоит в том, что он отодвинул Аристотеля с его бесплодными доктринами, использовавшимися для олигархического промывания мозгов в европейской культуре в прежние времена, и предложил новый вид промывания мозгов – англо-голландский либерализм, либеральную философию, у истоков которой стоял Сарпи, основанную на средневековом иррационализме Вильяма Оккама, чьи невразумительные конструкции лежат в основе современных логико-позитивистских догм.

            Империя нового типа, возникшая под руководством Сарпи, получила название – англо-голландский либерализм. Англо-голландский либерализм основан на власти класса финансистов, по своей сути анархического, в традициях венецианского ростовщичества. Неовенецианские ростовщики действуют в духе либеральных традиций Сарпи. Сарпи вызвал к жизни сонмище финансистов, составляющих костяк имперской власти современного англо-голландского империализма, номинально базирующегося в Лондоне, и заявляющего о себе, среди прочего, на «спотовом рынке» нефти после 1973 года.

            Главными противниками англо-голландского империализма, выступавшего под вывеской британской Ост-Индской компании после Парижского мира 1763 года, стали американские патриоты, воспитанные лидерами американских колоний 17-го века, например, колонии Массачусетс Бэй, – Винтропы, Мазерсы и их главный интеллектуальный воспитанник – Бенджамин Франклин. В результате относительной изоляции молодой конституционной республики Соединенных Штатов от ее бывших друзей и сочувствующих, начавшейся в результате штурма Бастилии «Филиппом Эгалите» [«Равенство»], якобинского террора и тирании Наполеона Бонапарта, после Венского конгресса 1814-1815 гг. США оказались изолированной и осажденной республикой. Эта относительная изоляция продолжалась до победы американцев над объединенными английскими, французскими и испанскими силами, направленными лордом Пальмерстоном против США и Мексики, а также над предательскими Конфедеративными Штатами Америки, порожденными Лондоном.

            После победы США над лордом Пальмерстоном, мировая история вращается вокруг непрекращающегося конфликта между ведущими англоязычными центрами: Соединенными Штатами и англо-голландскими интересами Британской империи, построенной на культурных, политических имперских традициях «свободной торговли» финансово-олигархического либерализма Паоло Сарпи.

            Политика остального мира после подписания Парижского мира 1763 года находится в зависимости от главных противоречий, разделяющих две ведущие силы англоязычного мира: США и англо-голландский финансово-имперский либерализм. Такой баланс сил между двумя ведущими англоязычными силами был не только конфликтом территорий, это был также конфликт между патриотами и либеральными тори (лоялистами) в США, подпитываемый ненавистью англо-голландских либералов к процветанию, обеспечивавшемуся мировым влиянием американской системы политической экономии.           

            Не следует забывать, что счастье «простого народа» Британских островов не входило в планы королевской финансовой олигархии в традициях Паоло Сарпи и последователей политики «новой Венеции» в североевропейском приморском регионе.

Увы, Трумэн

            Темным проолигархическим планам президента Трумэна, как писал выше, помешал Советский Союз, неожиданно быстро создавший ядерное оружие, что расстроило планы Бертрана Рассела нанести «превентивный» удар по Советскому Союзу. Он рассчитывал на то, что у Советского Союза ядерного оружия не будет.[43] Об этом он говорил вслух. Это открыло путь к избранию президентом чрезвычайно популярного генерала Дуайта Эйзенхауэра, нанесшего ощутимые удары британским ястребам и их американским компаньонам.

            Однако, после смерти Сталина, Никита Хрущев пошел на сговор с англичанами из кругов того же Бертрана Рассела, разделявшими идеи своего политического конфедерата, к тому времени уже умершего «футуролога» Герберта Уэллса, и самого Рассела, размахивавшего ядерной дубинкой.[44] Хрущевский «ракетный кризис» был составной частью операции с неоднократными попытками убийства французского президента Шарля де Голля и других деятелей в период 1961-1968 гг., включая убийство президента Джона Кеннеди. Война в Индокитае, развязанная США под лживыми предлогами и валютно-финансовый кризис 1967-1968 годов, спровоцированный британским премьер-министром Гарольдом Вильсоном, остановили рост реальной физической экономики, продолжавшийся после Франклина Рузвельта в период 1945-1967 гг.

            Стратегическим символом этого времени было продолжение войны в Индокитае, контрреволюционные безумства поколения 68-го года, направленные против здоровой экономики и «синих воротничков», разрушение Бреттонвудских соглашений профашистской администрацией Ричарда Никсона. Британско-саудовский спектакль с искусственной нехваткой нефти в 1970-х привел к образованию англо-голландского «спотового рынка» в качестве замены регулирующей роли доллара США. В сочетании с разрушением ключевых отраслей американской реальной экономики по планам Трехсторонней комиссии, это привело к крушению США и открыло путь к инфляционному разрушению после 1987 года доллара и реальной экономики. Это происходило во времена Алана Гринспена на посту председателя Федеральной резервной системы.

            Результатом стал рост мощи англо-голландских либералов за счет, в основном, нарастающего разрушения народного хозяйства США и возрождение старой Британской империи, в нестиранных, но отутюженных старых лохмотьях прежней имперской мощи. Но правильнее говорить о возвращении власти англо-голландских финансовых интересов, в этой раз воссоздающих условия и тенденции, ведущие к новому темному веку, повторению 14-го века европейской истории.

            Иногда даже образованные люди удивляются моей настойчивости, когда я утверждаю, что единственной истинной империей сегодня является англо-голландская либеральная империя, которую привел в движение Паоло Сарпи, как новый вариант Венецианской империи. Удивление этих людей говорит о том, что они недостаточно внимательны в различении людей и животных. Поясню этот важный момент.

Последствия культурной стагнации

            Важнейшим является различение ноосферы и биосферы. Отличие состоит в том, что низшие формы жизни характеризуют относительно фиксированные уровни потенциальной относительной плотности популяции относительно среды обитания и текущих условий, в то время как когнитивные способности, уникальные для человеческого вида, являются источником свободной воли человека, свободы изменять потенциальную относительную плотность населения по возрастающей, чего не могут другие виды. Это отражает специфические способности человеческого разума, что не характерно для мозга животных.

            Строго говоря, хотя человечество может выявить историю существования отдельного вида животных, ни один вид животных не может осознать и написать свою историю. Человека, таким образом, можно характеризовать как строго исторический вид.

            Модели политики, передаваемые от поколения к поколению, действуют как аксиомы и постулаты формальной геометрии, так что традиции конкретного общества на протяжении какого-то времени навязывают идеи прошлого, сохраняющие силу на протяжении жизни нескольких последующих поколений. В таком смысле глубоко порочный Паоло Сарпи живее всех живых как повелитель дум. Истлело лишь его тело.

            Осознание таких качеств исторического человека, отличающегося от других видов, было основным источником моих чрезвычайно точных долговременных прогнозов на протяжении более четырех десятилетий. Можно сказать, что повседневные решения, и даже инновации, оказывают лишь ограниченное влияние на историю в долговременной перспективе, до тех пор, пока живы определенные принципиальные, характеризующие культурный кругозор. Прочие решения оказывают незначительное, временное воздействие на направление движения общества в свое будущее. Принципиальные аксиоматические допущения веры, связанные с существующей социальной системой, превалируют до ее распада, или же других коренных изменений с течением истории.

            Таким образом, для понимания англо-голландской либеральной системы имперской тирании, угрожающей сегодня цивилизации, необходимо знать, что наследие Паоло Сарпи все еще живо. Задумайтесь о принятых аксиомах, например, «свободной торговле», механизм воздействия которых похож на влияние генетики при формировании животных. Современные либералы-империалисты как общественный класс представляют собой вид с «генетическими характеристиками», полученными от Паоло Сарпи. Чтобы в них разобраться, нужно сначала исследовать их «генетического» предка, подобного Великому инквизитору из романа Достоевского – носителя, по сути, сатанинского начала Паоло Сарпи.

Выбор, стоящий перед народами

            Таким образом, единственно разумная экономическая политика для любой страны – это политика, ориентированная на науку как двигатель экономики. Это верно для отдельных государств, так и для мирового сообщества в целом. Все зло, ставшее причиной бедствий для государств и народов, является результатом пренебрежения такой политикой, или же, еще хуже, нежеланием бороться с этим злом. Я имею в виду современных мальтузианцев, начиная с самого Мальтуса и до Гитлера, проводившего политику геноцида, или бывшего вице-президента США Альберта Гора.

            Нужно было защищать человечество от скотских режимов и государственных устройств, начиная с прихода к власти Вильгельма Оранжского в Англии, как от вируса, культурного наследия неовенецианского либерализма Паоло Сарпи, обретшего новую географическую среду в Англии и Голландии и укоренившегося в большей части Европы после Парижского мира 1763 года, завершившего Семилетнюю войну.

            После того, как великий инквизитор Томас Торквемада изгнал евреев из Испании, и Габсбурги перехватили инициативу у испанской монархии, произошло несколько качественных изменений, которые привели к этим результатам.

Происшедший параллельно переход власти в Англии от Генриха VII к Генриху VIII, организованный ведущим венецианским интриганом и советчиком в матримониальных делах Генриха VIII Франческо Зорзи, привел к чудовищной череде религиозных войн в Европе, продолжавшихся с 1492 года до тех пор, пока деятельность кардинала Мазарини не позволила заключить Вестфальский мирный договор 1648 года.[45]

            И в этом период между 1492 и 1648 гг. среди значительной части венецианской олигархии приобрел популярность Паоло Сарпи, как лидер реформ. Это не означало, что Сарпи стремился к межконфессиональному миру. Лучшей иллюстрацией того, к чему он действительно стремился, стала Тридцатилетняя война 1618-1648 гг. У Сарпи не было стремления к миру, он был озабочен неспособностью Венеции, в условиях социальной политики, которую та проводила, подавить политико-экономическое наследие Николая Кузанского, французского короля Людовика XI, и английского Генриха VII. Экономические, научные и политические реформы, начало которым положил Николай Кузанский на великом экуменическом Флорентийском соборе, привели к возникновению научно-ориентированной культуры, формировавшейся вокруг городов. Массированные усилия Габсбургов не могли с ней совладать, поскольку придерживались олимпийских аристотилевых догм в отношении социально-технологической практики.[46]

            Политической целью Сарпи было поддержание мощи Венеции как центра финансового империализма путем приспособления к научно-техническим изменениям в европейской культуре, и попыток подрывать их, вместо того, чтобы открыто бороться с ними. Суть политики Сарпи – то, что мы сегодня называем англо-голландский либерализм. Сарпи был нужен идеологическая опора, которую он обрел в лице известной фигуры Средневековья – Вильяма Оккама. Замена Аристотеля на Оккама, произведенная Сарпи и его холуем Галилеем, а также последователем Сарпи, Томасом Гоббсом, стало стержнем догм англо-голландского либерализма, принятого на вооружение нарождавшимся англо-голландским империализмом Голландии и Англии. «Чучело» из кругов Антонио Конти и Роберта Хука, Исаак Ньютон, олицетворяет воззрения современной британской культуры, впитавшей дух, ранее живший в бренном теле Сарпи.[47]

Кто был Исаак Ньютон?

            Культ Ньютона создал холуй Сарпи Галилей, имевший доступ к некоторым работам Кеплера – Кеплер переписывался на музыкальные темы с отцом Галилея. В роли идеологического прислужника Сарпи Галилей обнародовал кучу подделок, которые стали его якобы вкладом в науку. Методику Галилея использовали английские ученики – скопировали и конкретизировали публикации Кеплера, в результате открытие закона всемирного тяготения было приписано научному горемыке Исааку «Закройте форточку» Ньютону.[48]

            Вера в Ньютона – это языческое верование, а не наука. Богом этой языческой веры был не Бог, а кто-то наподобие олимпийского Зевса «Прикованного Прометея» Эсхила, языческое божество, жрецом которого стал плагиатор и жулик Томас Мальтус. Вопрос только в том, кто сегодня ходит или не ходит в языческий храм англо-голландского либерализма.

            Либерализм Сарпи создал проблему для науки: Сарпи и его последователи, например Декарт, выработали математический подход, когда математические формулы используются вместо физических принципов. Современное понимание физического принципа в науке покоилось на методе Кузанского, изложенного в «De Docta Ignorantia». Применяя этот метод, Кеплер открыл явление всемирного тяготения, поэтому понятно, почему Сарпи, опиравшемуся на Оккама вместо Аристотеля, потребовался иррациональный миф эмпиризма, и почему Антонио Конти и прочие в Париже слепили мифического ученого Ньютона, манекена в окне магазина, английскую замену французскому Декарту.

Наука и искусство

            Достаточно оценить исторические корни и живучесть либеральных (по Оккаму) венецианских реформ, произведенных Сарпи, включая перемещение венецианской морской державы с Адриатики в северный приморский регион Европы, чтобы понять последовательный характер и настойчивость англо-голландских либеральных финансово-олигархических интересов, вплоть до текущих президентских выборов в США.

            Большинство актеров на сегодняшней сцене в значительной мере марионетки Сарпи.

            Поэтому сегодня, по политическим мотивам важно относиться с отвращением к постановкам классических греческих или шекспировских трагедий, или драм Лессинга и Шиллера в костюмах, не соответствующих историческому окружению, в которое их пометил автор. Постановка «Макбета» или «Лира» в не-шекспировских исторических декорациях, или «Гамлета» или «Юлия Цезаря», или великого мастера драмы и историка Шиллера с его трилогией «Валленштейн» таким же образом – это уже обман аудитории. История, на каждом временном этапе и месте культурно уникальна, что составляет неотъемлемую часть драмы.

            С живой аудиторией через пространство и время говорит культура. Серьезная пьеса – это не просто интрига между актерами на сцене. Важнейшим в любой драме является историческая привязка к культурной истории человечества. Великие классические драматурги выводили на сцену историю какой они ее знали, и давали на сцене волю страстям, отражавшим историческое время, в которое было помещено действие. Классическая драма не развлекает публику, а захватывает ее, чтобы зритель, как говорил Шиллер, вышел из зала лучшим гражданином, чем был до этого. Изменить историческую обстановку, перенести ее в другое время и место – само по себе аморально.[49]

            Аналогично, такое исторически специфическое явление, как Лиссабонский договор нельзя понимать иначе, кроме как следы Паоло Сарпи – очередное проявление наследия Сарпи в матрице культурных принципов, введенных им.

            Важнейшим последствием этого исторического факта является то, что любой кризис, потрясающий мир, как и тот, что грозит человечеству сегодня, становится возможным только в результате настойчивого действия какого-то комплекса искривленных парадигм – аксиоматических черт культуры. Поэтому, поскольку сегодня мир душит парадигма, созданная влиянием Сарпи на европейскую культуру, особенно англо-голландского либерализма, именно борьба против нашего врага Паоло Сарпи – это борьба за нашу цивилизацию.

            После смерти Сарпи мир во многих отношениях изменился, но конфликт между англо-голландской либеральной системой и Соединенными Штатами остается главным конфликтом двух противоположных общественных систем.

            Аксиоматические принципы, характеризующие типовые реакции культуры, остаются главной характеристикой развития внутри и среди культур – до тех пор, пока действуют те же самые аксиоматические модели. Только радикальные изменения таких культурных моделей, которые в истории часто длятся столетия, могут поменять историю стран и культур.

            Среди этих постоянно изменяющихся структур постоянной остается только природа человека и реальность относительного уровня развития культур. Принципиальные изменения длительных трендов поведения культур развиваются относительно аксиоматических черт культур. Так что давно умерший Сарпи олицетворяет силы, действовавшие в Европе с его времен, и так будет, пока мы не избавимся от нашего исторического прошлого с его ликом, живым и сегодня. Главным в этом конфликте является борьба наследия Сарпи и ноэтического принципа. И конфликт «Прикованного Прометея» Эсхила является стержнем исторического конфликта наших дней.

            Главная цель человечества на будущее – освободиться от оков укоренившихся идеологий, рабского следования традиции скотских идеологий мифического олимпийского Зевса, или Паоло Сарпи, и дать волю вместо них мощи творческого разума человека.