История медиапиратства (и борьбы с ним), видимо, начинается с момента появления массовых бытовых магнитофонов — первых устройств, позволявших копировать музыку в домашних условиях. С этого времени каждое технологическое усовершенствование, значимое для ординарного потребителя музыки, — будь то улучшение компьютерного синтеза звука и акустики, появление формата MP-3 вместе с соответствующими портативными проигрывателями, или централизованной, а со временем и пиринговой файлообменной сети — упрощало обмен музыкой. А компании-правовладельцы, используя фактически безграничные возможности для лоббирования, объявляли этот обмен не просто незаконным, а достойным ужаснейших уголовных наказаний.

Пират — он пират и есть; головорез, до чужого добра жадный. Но европейская культура попала в западню, романтизировав этот образ. Ведь теперь это не только беспринципный разбойник — это еще и Робин Гуд, капитан Блад и неоднозначный, но колоритный Джон Сильвер. Их главная характеристика в массовом представлении, кроме всего прочего, еще и обостренное чувство справедливости. Поэтому в ходе соответствующих PR-кампаний аудиопиратов приходилось дополнительно демонизировать. То их обвиняли в связях с наркодилерами (интересно, кто кого финансировал?), то — позже, когда это стало популярным — с пособниками международного терроризма. Идейные «пираты» отвечали в социалистическом духе — о «финансовых упырях», которые хотели бы установить плату за воздух и получать ее со всего мира. Менее идейные просто продолжали выставлять и скачивать музыку.

В ходе этого противостояния успело родиться и уйти в небытие несколько концепций пользовательского файлообмена. В седой древности (где-то в конце
90-х прошлого уже века) музыку выкладывали просто на FTP-серверах. Было технически неудобно ее искать, скачивалась она медленно и всю ответственность нес владелец сервера. Затем появились централизованные серверы для обмена музыкой (типа Napster), которые на пике популярности собирали десятки миллионов пользователей, но через год-два пали жертвами поборников копирайта. Потом пришла очередь Р2Р (peer-to-peer) протоколов обмена, у которых не было централизованных серверов, сохранявших весь «шоколад» — пользователи обменивались файлами напрямую, а функции системы сводились к оповещению, у кого что есть.

На этой стадии борцы за копирайт были вынуждены перейти к судебным преследованиям конечных потребителей. Следует отдать им должное — делали они это неохотно. Одно дело пропиариться сообщением «арестована банда распространителей контрафактных CD» — и законопослушный гражданин представляет себе хмурых парней в кожанках, прячущих лица от телекамер. Совсем другое — порадовать новостные агентства сообщением вроде «42-летней безработной домохозяйке, матери троих детей, присужден штраф в размере 10000 долларов, потому что с ее компьютера кто-то выкачал четыре аудиофайла». Вместе с тем в начале двухтысячных прибыли индустрии звукозаписи начали снижаться, хоть и не стремительно, и это снижение целиком и полностью возложили на совесть пиратов. А когда речь заходит о прибыли, «плоть и кровь» индустрии, все средства становятся хороши. И вот уже в 2004 году пошли массовые иски против пользователей файлообменных сетей. И если вначале речь шла только о возмещении ущерба (который почему-то определялся в размере сотен долларов за песню), то очень быстро, под давлением все той же хорошо оплаченной лоббистской машины, распространение нелицензионной аудиопродукции даже без цели получения прибыли стало делом уголовным. И, видимо, тут правовладельцы несколько переусердствовали. Потому что на сегодняшний день ситуация выглядит вот как.

В прошлом году Конгресс США принял закон, который ужесточил санкции за нелегальное распространение медиаконтента, увеличив срок тюремного заключения до четырех лет, а размер штрафа до 250 тыс. долларов — при этом под «распространением» закон понимает размещение в открытом доступе даже одного файла. Ситуация в Европе не лучше. Сейчас заканчивается рассмотрение проекта закона, который предусматривает за производство и распространение нелицензированного медиапродукта штраф в 100—300 тыс. евро и лишение свободы сроком на 4 года. Даже в России «распространителям» с прошлого месяца грозит серьезный тюремный срок.

Все это можно было бы считать очередной юридической победой правовладельцев, если бы не абсурдность ситуации. В общем, по данным социологических опросов в США и Европе, около трети взрослого населения хотя бы раз в жизни скачивало нелицензированную музыку. Если учесть тот факт, что большинство «качателей» — относительно молодые люди с относительно неплохим образованием, то если сажать всех, кто «качает», из западных демократий выйдет просто ГУЛАГ какой-то. Притом на воле останутся в основном дворники, фермеры из депрессивных районов и их бабушки. И даже после всех этих драконовских нововведений количество участников файлообмена в тех же США исчисляется миллионами. Программное обеспечение для всего этого беззакония становится все хитрее: шифрует, анонимизирует и всячески выгораживает пользователя, превращая сбор доказательств о противоправной деятельности имярек в дело, достойное кибер-шерлока-холмса.

Почему же так трудно убедить почтенную публику в том, что пиратство — это бяка? Даже такую законопослушную публику, как американская или немецкая? Конечно, законопослушным быть накладно. Но, кроме того, современная концепция авторского права выглядит безликой и слегка абсурдной. «Ребята, а кому мы платим такие деньги?» — думает пользователь. Ведь, как правило, «навар» с продукта имеет совсем не тот, кто этот продукт изготовил. Еще вернее, вопрос «изготовления продукта» авторского права в области музыкального творчества со времен Баха претерпел переформулировку. Действительно, а что будем называть «продуктом»? Партитуру? То, что написал композитор или композитор плюс поэт? Ничего подобного. Партитура — это вообще для большинства современных потребителей слово непонятное. Благодаря техническому прогрессу «музыкальный продукт» наконец стал совершенным. Это то, что звучит. По сути, сама музыка. Значит, в создании этого продукта принимает участие не только композитор, композитор-поэт или даже композитор-поэт-исполнитель. Но и тот, кто сделал эту музыку собственно товаром — звукозаписывающая студия. Чаще всего она-то как раз и стоит между «творческим звеном» и потребителем. У нее же, разумеется, оседает львиная доля дохода — таков закон рынка. Посему она же заинтересована в продажах, а значит, и «раскрутке», которую, соответственно, тоже, как правило, осуществляет студия.

Вот в этой точке и связываются все веревочки в узел противоречий. Любая компания хочет стать производителем копси-колы. Чем дешевле продукт, тем больше с него «навара». А продукт тем дешевле, чем проще в изготовлении. Все прочее — дело рекламного агентства. Главное, чтобы потребитель привык к продукту, чтобы жизни своей без него не представлял. В общем, чтобы «пипл хавал немеряно». Для этого, повторим, совсем не надо выпускать бутылки с нектаром. У нектара высокая себестоимость, короткий срок годности и его неудобно возить на фурах с прицепом. Поэтому лучше приучить пипл к подкрашенному сиропу из консервантов, разведенному водой из-под крана. Что, собственно, и делает индустрия под названием шоу-бизнес.

Эта индустрия сумела найти свою «формулу любви» потребителя. Это, во-первых, нивелирование творческого источника — композитора и поэта. Вместо этого выпячивается фигура исполнителя, который отныне и есть основное действующее лицо. Во-вторых, важно, чтобы это «лицо» было управляемым. Поэтому «массовый исполнитель» должен помнить, что «незаменимых у нас нет». Стало быть, об уникальности исполнителя речь идти не может, как о бутылках с нектаром. Оно и правильно — самый дешевый и самый выгодный товар делается не левшами, а конвейерным способом. В общем, нет ничего выгоднее «фабрики звезд». А в чем проблема? Звезды на небе тоже одна от другой почти не отличаются. Одна синенькая, другая вроде как красненькая, та побольше, эта помельче. Так и у нас выбор — со вкусом лимона, апельсина, поллитровки, литровки, попса надрывная, попса блатная, попса лирическая... В результате вопрос «что будем слушать» не ставится, так же как вопрос «что будем пить». Иногда кажется, что даже в цвете стен люди более избирательны, чем к звуковому фону — лишь бы что-нибудь булькало на заднем плане. В какой-то момент оказывается, что тишины мы не выносим точно так же, как жажды. В общем, потребитель созрел...

Вопрос «кого слушать» возникает все реже. Того, конечно, о ком знаем. Это эффект насыщения. Просто их так много и они так похожи друг на друга, что средний потребитель (не законченный меломан, конечно) может в своем выборе руководствоваться только тем, что «на слуху». А слух его настраивают те, кто в этом больше всего заинтересован — звукозаписывающие компании, продюсеры, и т.д. и т.п. Кстати, обратите внимание, способы поддержки популярности исполнителей — особенно «брэндовых», выходящих в тираж, — все больше отнюдь не «музыкальные», а «медийные». Это не супер-пупер новый и неожиданный альбом. Это скандал или хотя бы скандальчик. Ведь чтобы пробудить интерес слушательский, надо иметь хоть чуть-чуть взыскательного слушателя. А в этом индустрия не заинтересована. Поэтому она ориентируется на интерес потребительский, формируемый насыщенной и броской рекламой.

Так вслед за композитором в небытие вытесняется и слушатель. Слушатель нам не интересен. Нам интересен покупатель. Это естественный процесс, поскольку в слушателе может быть заинтересован только автор произведения. Причем тот автор, который пишет для слушателя, а не исключительно ради денег. Ну, хотя бы иногда не ради денег, а «для души». В этом случае он совершенно иррационально жаждет слушателя. Чтобы тот оценил. Почувствовал. Понял. Ведь это на самом деле так по-человечески — хотеть быть понятым и понимать. Даже если это «не продастся». Вот это измерение искусства — как настроенности человека на взаимопонимание, на передачу из рук в руки каких-то истин и эксперимент, поиск новых форм трансляции своего человеческого опыта — то, что дает право искусству так называться, старательно вытравливается из нашей «музыкальной среды» как коммерчески неоправданное. Самое печальное, что это действительно так. Что это невыгодно. Что это не принесет денег, не поддержит индустрию, а значит, загубит рынок. А если рынка не будет, что толку в кропотливом труде гениев в их башнях из слоновой кости? Кто даст возможность слушателю встретиться с их творением?

Ситуация кажется безвыходной, если смотреть на нее с позиций нынешней концепции взаимоотношений автора, издателя (в данном случае — звукозаписывающей компании) и потребителя. А значит, и действующей концепции авторского права (такой неудачный аналог понятия copyright), которая нивелирует права автора (как это ни абсурдно) вместе с его ответственностью за то, что он производит, и позволяет нещадно доить потребителя, подсовывая ему одну и ту же жвачку. Смена концепции будет стоить посредникам, пока что получающим сверхприбыли, больших денег. Но это не самый страшный удар — все равно они исчисляют свои убытки от пиратства миллиардами. Тот, кто несет такие убытки и продолжает распрекрасно существовать, уж конечно, имеет изрядный запас прочности. Но снижение цены на безликий массовый продукт, возможно, приведет к разнообразию ассортимента и некоторому «выравниванию» рынка. В этой ситуации малые лейблы со средним доходом, занимающиеся альтернативной музыкой (т.е. любой, кроме попсы), смогут продуктивнее конкурировать на рынке, отвоевывая «своего» слушателя. Что в свою очередь приподнимет авторитет автора и сделает отбор — как авторов, так и исполнителей — более жестким.

В этой ситуации информация о выпуске небезызвестной компанией Microsoft нового медиаплейера ZUNE выглядит знаково. Этому плейеру уже пророчат роль «убийцы» iPod’а. Кто кого съест — посмотрим. Дело в другом. Вместе с новой «самогудкой» открывается еще и онлайновый музыкальный магазин Zune Marketplace, из которого, заплатив абонементный взнос в размере 15 долларов в месяц, пользователь может качать неограниченное количество музыки. При том объеме широкополосных соединений с Интернетом, которым может похвастаться США, попробуйте подсчитать, сколько тысяч композиций выкачает за месяц среднестатистический пользователь — было бы желание. Скорее всего в этом магазине не будет свежайшей «суперспирсни» — но если вам так важна свежесть, вы не пожалеете финансов для покупки искомого сингла.

И дело совсем не в том, что фирма самого богатого филантропа планеты вдруг захотела осчастливить все человечество — нет. Просто бизнес-модель, с помощью которой десятилетиями звукозаписывающие компании зарабатывали себе на кусок хлеба с толстым-толстым слоем масла, в условиях новой технологической реальности больше функционировать не сможет. И не поможет им дивизия высокооплачиваемых юристов, сотни «кровно заинтересованных» сенаторов, конгрессменов и прочих депутатов. И кажется, к западным правовладельцам приходит понимание того, что в условиях новой модели их существование все-таки возможно — в качестве оптовых продавцов недорогой музыки для онлайновых супермаркетов. Так было бы лучше всем — у полиции меньше работы, у правовладельцев радость от юридических побед не будет подпорчена грустью от финансовых результатов деятельности. А пользователи будут слушать любимую музыку. По реальной цене.

— Конечно, мы как политическая партия хотели бы принять участие в выборах, чтобы попытаться реализовать наши программные принципы в рамках демократической парламентской процедуры. Но мы в то же время реалисты и отдаем себе отчет, с какими объективными трудностями это связано. Существующее в России законодательство о партиях, как известно, предъявляет очень жесткие требования. Тем не менее, мы ставим себе задачу создания партии как задачу-максимум. Влияние же отстаиваемых РПП принципов на интеллектуальную, культурную и политическую элиту, без сомнения, вполне достижимо. Возьмем, например, Швецию, даже при том, что Шведская пиратская партия не смогла провести своих кандидатов в парламент (риксдаг) на выборах в сентябре этого года, сам факт ее активной деятельности заставил шведских политиков внести некоторые коррективы в свои позиции относительно вопроса о копирайте.

Наша задача, прежде всего, — поставить проблемы трактовки копирайта в современном информационном обществе в центр общественного внимания.

— Ситуация в России, естественно, во многом отличается от ситуации в Европе, где за несколько месяцев пиратские партии смогли набрать по нескольку тысяч членов. Например, крупнейшая из европейских пиратских партий — шведская — насчитывает 10 000 членов (внушительное число для страны с населением девять миллионов). Тем не менее, несмотря на то, что мы пока не проводили никакой целенаправленной пиар-кампании, практически сразу почувствовали интерес к себе как со стороны людей, заинтересованных в решении этих проблем, так и со стороны прессы. Количество членов партии стабильно растет, посещаемость нашего сайта увеличивается, практически каждый день мы получаем предложения о сотрудничестве, вопросы и пожелания. Мы не только чувствуем заинтересованность информационного класса в нашей деятельности, мы знаем, что наши принципы отвечают потребностям довольно широких социальных слоев.

— В том-то и дело, что существующая система не основана на объективных, равноправных и справедливых правилах игры. Она дает монопольные преимущества только одной стороне — гигантам медиаиндустрии. Авторы произведений поставлены в полную экономическую зависимость от них. Попробуйте пробиться на рынок с художественным произведением, не вписывающимся в искусственно созданные медиамаркетологами рамки потребительского спроса. Наша культура находится в упадке именно по этой причине. Что касается социализации авторского права, передачи управления государству или некоммерческим организациям, то эта точка зрения дискутируется и пока не принята как официальная позиция партии. Простое ограничение копирайта во времени уже открыло бы больше возможностей для развития культуры и техники. Тем не менее, даже такая мера, как социализация, дала бы обществу больше средств контроля над интеллектуальными продуктами по сравнению с тем, что есть сейчас, так как создала бы более открытые, прозрачные и равноправные отношения. В демократическом правовом государстве вы имеете больше возможностей контролировать бюрократа, чем алчного магната во главе транснациональной корпорации.

— Естественно, мы являемся членами большой семьи партий, отстаивающих принципы информационной и культурной свободы. Мы полагаем и надеемся, что мировое антикопирайтное движение будет расти и крепнуть. По сути мы имеем волну низового прогрессивного общественного движения, аналогичного возникновению в 80-х годах прошлого века движения «зеленых». Свою деятельность мы строим в постоянном контакте и взаимодействии с товарищами по борьбе в других странах.

— Мы считаем, что одними административными мерами мало чего можно добиться. Необходима разумная экономическая политика. Возьмем ту же ситуацию с контрафактом. Не секрет, что широкое распространение контрафактных аудиодисков на российском рынке началось сразу же после дефолта 98 года, когда государство резко повысило ставки таможенных пошлин. Это привело к тому, что розничным торговцам стало просто экономически невыгодно торговать лицензионными дисками. С экономическими причинами зачастую связано и нелегальное копирование программных продуктов западных производителей. Софтверные гиганты как будто не хотят понимать разницу в покупательной способности в США и Европе по сравнению с Россией и странами третьего мира и вносить соответствующие коррективы в свою ценовую политику. При диверсифицированной цене на софт многие пользователи отказались бы от нелегитимных копий. Политика в области интеллектуальной собственности не должна зависеть от конъюнктурных факторов, от того, что кто-то за океаном выдвигает какие-то условия.

— Недостаточно! Действующее законодательство Украины, охраняющее и защищающее права владельца интеллектуальной собственности, несовершенно, поскольку не существует единого кодифицированного нормативного документа, который бы мог четко и обоснованно давать ответы на практические вопросы в области защиты интеллектуальных прав. Также не ратифицированы многие международные документы, которые бы могли облегчить разрешение множество проблем. Поэтому наиболее правильным станет принятие кодекса, в котором будут содержаться нормы действующих нормативно-правовых актов, подзаконных актов и толкований судебной практики.

Недоработка на уровне правоохранительных органов — это ориентир на формирование именно этого кодифицированного единого документа, поскольку правоохранительные органы должны ориентироваться на какой-то один документ. С другой стороны, недоработка на уровне правоохранительных органов — это уже вопрос этики и способности правоохранительных органов выполнять свои профессиональные обязанности. В таком случае должны быть применены выговоры, взыскание или увольнение.

— «Шаровые» mp3-сайты и планомерное распространение контрафактной музыки определенными бизнес-структурами.

— Понесет. Но мы не отвлекаемся на подсчеты.

— Нет. Потому что в нашем государстве это практически безрезультатно. Много бумажной волокиты и почти никакого результата.

— 60—70% — легальная.

— 30—40%

— Легальный выпуск.

Сентябрь 1999-го — начал работу файлообменный сервис Napster. Простота интерфейса зразу привлекла сотни тысяч, а со временем — миллионы пользователей. Файлы в то время скачивались еще довольно медленно, но возможность «добывать» желаемые песни без нагрузки в виде десятка проходных композиций (fill-in songs) привлекла пользователей. Хотя обмен файлами и осуществлялся непосредственно между пользовательскими компьютерами, тем не менее списки обменных файлов, информация об обменных сессиях и т.д. хранились на центральных серверах — и это, как со временем выяснилось, стало главной проблемой.

Начало 2000 года — группа Metallica, отыскав в файлообменной сети свою песню, до официального релиза которой оставалось еще два месяца, подает иск против файлообменной сети. Активное обсуждение иска в прессе ясно дает понять широкой публике, где водится бесплатный сыр, и уже в марте 2000 года количество пользователей Napster превышает 20 миллионов.

Начало 2001 года — начинает работу новая, полностью децентрализованная файлообменная сеть Morpheus. Во время рассмотрения многочисленных судебных исков аргументом владельцев сети было то, что они не только не могут контролировать, но и не знают всего массива файлов, которыми обмениваются пользователи. На сегодняшний день Morpheus является одним из самых популярных в мире файлообменных клиентов — например, с сайта Download.com он был загружен 157 000 000 раз.

5 марта 2000-го — суд принимает решение, которое обязывает Napster прекратить обмен контрафактной музыкой. Спустя три месяца сеть прекращает функционирование для технических доработок, которые бы сделали возможным контроль за «лицензионной чистотой». В последние недели функционирования сети количество ее пользователей возросло до 60 миллионов.

Март—апрель 2001 года — начинает работу новая, также полностью децентрализованная сеть Kazaa. Вскоре после ее открытия разразился скандал, связанный с тем, что вместе с основным клиентом программа инсталлировала на компьютер пользователя еще модуль для слежения за пользователем и прокрутки коммерческой рекламы.

24 сентября 2001-го — Napster, уплатив 36 миллионов компенсации правообладателям, обанкротился.

Февраль—март 2002 года — новые, децентрализованные сети — Morpheus, Kazaa, Winmx и другие — собирают количество пользователей, сравнимое с аудиторией Napster. Приобретает популярность децентрализованный P2P-клиент нового поколения, «заточенный» под быструю передачу больших массивов данных (DVD-аудио и видеофайлов) — BitTorrent. По мнению многих аналитиков, около 25% современного интернет-трафика генерируется именно файлообменной системой BitTorrent.

Лето 2003-го — ряд американских судов принимают решение в пользу децентрализованных файлообменных сетей, снимая с их владельцев ответственность за то, чем именно обмениваются пользователи. RIAA (Recording Industry Association of America), координировавшая иски, заявляет, что и впредь будет обращаться в суд, но при этом не только против владельцев файлообменных сетей, но и против пользователей. Количество пользователей, против которых поданы иски, на сегодня в мире исчисляется уже десятками тысяч. Число любителей файлообмена в США на какое-то время в самом деле резко уменьшается.

Конец 2005 года — аналитики оценивают количество пользователей «обычных» Р2Р сетей в 15—30 миллионов, к этому еще нужно добавить 5—7 миллионов пользователей BitTorrent, которые, обмениваясь главным образом видеофайлами и компьютерными программами, не гнушаются и музыкой.

Январь 2006 – в Швеции создана пиратская партия, которая призывает к полной отмене нематериальных прав собственности, и выходу Швеции из международных организаций, поддерживающих авторское право. Партия уже насчитывает более10 тысяч членов, и собирается участвовать в парламентских выборах. Летом аналогичные партии были созданы в США, Германии и России.