Мн   

В случае схода лавины

 (о статье  М. Барбера и др. «Накануне схода лавины. Революция в высшем образовании», опубликованной в журнале «Высшее образование»);

Перевод зарубежных исследований, особенно посвященных прогнозированию и планированию будущего, занятие полезное, но неблагодарное. С одной стороны, еще со времен советников Дж. Сакса, Р. Аслунда и др., мы привыкли, что все, что сказано о будущем «за бугром», да еще по-английски, должно восприниматься, как руководство к действию. Иными словами, «то, что у них делают сейчас, будут у нас делать через пять лет» (высказывание моего коллеги, изучавшего британские связи с общественностью). С другой стороны, у них там кризис, причем не очередной, а как бы не глобальный. И тут в самый раз вспомнить, как советские люди издевались над лозунгами хрущевской эпохи, сведя два в один: «Америка стоит на краю пропасти! Догоним и перегоним Америку!».

Авторы рецензируемой статьи не отрицают наличия кризиса в описываемом ими англоязычном мире (туда попадают шведская Упсала, нидерландский Амстердам,д аже какой-то Пакистанский центр дистанционного образования, но не попадают Сорбонна, Гейдельберг, а из русских в рассмотрение включена  – кто бы мог сомневаться! – только пресловутая «Вышка»). Но, тем не менее, будущее высшего образования рассматривают как экстраполяцию тех тенденций, которые они наблюдают сейчас – причем опять-таки, в преимущественно англоязычном мире.    

А там мы видим процесс виртуализации образования под влиянием – как  откровенно заявлено в статье - «маркетизации и глобализации». Виртуализация уже сейчас проявляет себя появлением Интернет-ресурсов (так называемые МООС), которые предлагают лекционные материалы как по отдельным предметам. Так и по целым курсам. В некоторых случаях эти ресурсы  проводят тестирование и выдают дипломы о пройденном материале.

Естественно, такое обучение гораздо дешевле очного присутствия в престижных университетах. Кроме того, распространению такой формы образования способствуют и англосаксонские традиции. Помимо наличия разного вида «открытых университетов», т.е. заочного образования практически для всех желающих, в эти традиции входит и относительная обезличенность, сведение к минимуму роли преподавателя. Лекции достаточно часто читаются для очень большой аудитории. Кстати, и практические занятия, например, по языку, нередко ведутся в очень больших – 50 и более человек – группах: сколько записалось, столько и приходит. Поскольку студент вправе самостоятельно выбрать свою «траекторию», интересы и уровень подготовки студентов бывают столь разнообразны, что нет смысла говорить о студенческой группе в нашем понимании. И обратная связь для профессора – тоже дело проблематичное. На кого из аудитории ему ориентироваться? Иногда выхватываешь заинтересованные лица, смотришь в дальнейшем на их реакцию, уточняешь что-то, если видишь непонимание, предлагаешь иную трактовку, но… Достаточно часто проще вообще отказаться от внимания к реакции аудитории и читать лекцию, исходя из логики материала, а не логики обучения. При таком подходе, действительно, можно обойтись вообще без аудитории, если съемка на видео принесет такой же гонорар.

Конечно, в отечественной (а также в романской и германской) образовательной традиции существует  заочная форма обучения. И когда речь идет о тех, кто, работая в выбранной сфере, хочет совершенствовать свои познания и получить перспективы карьерного роста, такая форма может быть оправдана. Однако и она сопряжена с контактом учащегося и педагога. Есть установочные – очные! – лекции, контрольные в течение семестра, за которые студент получает не просто оценку, но и рецензию, наконец, работа над дипломным проектом. Во многом помогает и практический опыт: студент-заочник уже владеет началами профессии, ему скорее требуется добавить знаний и их осмысления, чем начать получать их с нуля.

И все-таки практически все работодатели уже давно заявляли: за одного выпускника-очника готовы пять заочников отдать. А когда появились начатки дистанционного обучения, стали предполагать, что и за заочника можно отдать пять «дистанционщиков».  

Нельзя отрицать, что в каких-то случаях приходится прибегать к дистанционным формам обучения. Автору этих строк приходилось разрабатывать систему дистанционной формы получения высшего образования для инвалидов с ограниченной подвижностью: для колясочника или ампутанта явиться в учебную аудиторию иногда слишком сложная проблема, и гуманно пойти им навстречу. Но и тут предполагалось активное общение – по скайпу, электронной почте, в консультационных центрах.

В статье М. Барбера и соавторов выбор в пользу именно этой формы обучения оправдывается соображением дешевизны. Это нормальный маркетинговый подход: если за меньшие деньги можно получить столь же престижный диплом, то выбор будет однозначным. А то, что содержательно учащийся многое потеряет, играет не такую уж большую роль. Ведь мы находимся в парадигме, где  «образование» понимается как «образовательные услуги». И в этом смысле видеозапись известного профессора ценится больше, чем реально прослушанная лекция его менее известного собрата: за бренд нужно платить!

Но, видимо, недаром студенты и преподаватели Запада активно выдвигают лозунг: ‘The world is not for sale’, что их русские коллеги переводят как «Мир не товар!». Траектория развития, ориентирующаяся на максимальную прибыль, во многих областях завела в тупик. И отмеченные М. Барбером и соратниками тенденции образования демонстрируют еще одну сферу, для которой такой вывод может оказываться справедливым. Пока глобализация не стерла все многообразие подходов к образованию, попробуем найти в сохранившихся еще традициях те методы, которые позволят нащупать новые пути в будущее образование.

2. Итак, мы пойдем другим путем. А каким – это следует и из текста рассматриваемой статьи. И из недавних выступлений российского руководства (например, на встрече Валдайского клуба). И из всех тех технологий и ноу-хау в образовании, которые накоплены нашим педагогическим сообществом за последние столетия.

Доступность информации благодаря Интернет (что особо отмечается в статье М. Барбера и др.) означает, что образование как накопление сведений теряет свой смысл. Но это знали еще наши учителя, которые задолго до Интернет говорили о необходимости развивать в учащемся творческое начало, умение осмыслять полученные знания, поскольку и в 70-ые годы прошлого века было ясно: информация накапливается быстро, всех знаний, с которыми придется иметь дело выпускнику на протяжении жизни, вложить в голову за годы учебы все равно не удастся, надо его подготовить к непрекращающейся  встрече с новой профессиональной, да и мировоззренческой информацией. «Научить ученика думать!» - основной девиз учителей и преподавателей конца двадцатого века. Правда, А.Фурсенко в бытность Министром образования и науки осудил ориентацию советской школы на воспитание творческой личности и предложил учить потребителя. Но в свете развития информационных технологий от потребителя требуется уж вовсе элементарное: нажимать на кнопки, причем, по подсказке самих компьютерных программ. Зачем вообще тогда образование!

А если считать, что образование нужно – и в ожидании тектонических сдвигов это очевидно, ибо «предупрежден – значит, вооружен», а «знание – сила», то надо понять, как оно может быть организовано.

В первую очередь надо не отказываться от возможности использования Интернет-ресурсов, даже больше того, следует всячески развивать отечественные учебные компьютерные курсы, информационные системы, самоучители. Ибо это не что иное, как учебники в новом технологическом воплощении, а учебники и пособия – всегда важное подспорье для учебного процесса. Подспорье, но не замена.

Современное стремление к «личностно-ориентированному подходу в образовании» - это результат развития мировоззренческой парадигмы, в которой все большую роль играет индивидуальность человека. Противопоставление «общество – личность», достигшее драматического накала в конце эпохи модерна, должно диалектически разрешиться снятием противоречия. В области образования это означает, что содержание подготовки специалистов будет диктовать общество, но конкретная обучаемая личность получит возможности реализовать именно собственные способности. И труд преподавателя будет направлен именно на это. 

Такой подход в принципе не реализуется в рамках дистанционного использования записанных на видео лекций. И подмена образования образовательными услугами тоже будет исключена (хотя они останутся как дополнение). Система занятий должна дать возможность преподавателю сформировать картину миру обучаемого и, в частности, передать те ее фрагменты, которые в современной научной парадигме не получили еще четкой экспликации, не обрели научного описания. Такое знание в значительной степени представлено в гуманитарных науках (С.С.Аверинцев считал это особенностью гуманитарного знания), но и в естественных науках можно найти периоды, когда то, что было сформулировано впоследствии в виде теорий, существовало как передача нечетких соображений, неявных гипотез. И передача знаний тут возможна «от ученика учителю». Компьютерный ресурс (да и книга) может помочь, но никак не заменить этот  процесс.

При таком раскладе самым подходящим может показаться форма обучения, принятая у перипатетиков: обсуждение в ходе совместных прогулок учителя и учеников. Однако за две тысячи лет технологии обучения совершенствовались. И тут можно обратиться к опыту вузов, которые еще в советское время обеспечивали уровень подготовки, превосходящий многие другие университеты мира. С одной стороны (это наследие еще «царского времени», от которого большевики не во всем решили отречься), студент получает на первых курсах очень фундаментальную подготовку, позволяющую в дальнейшем ориентироваться в меняющемся мире – а он уже в конце XIX века был таковым. С другой, в дальнейшем обучении студенты – при обязательном изучении предметов, обеспечивающих знания на уровне требований к данной специальности - получают относительную свободу выбора специальных курсов, что позволяет им реализовать свои интересы. Курсы читаются преимущественно специалистами в данной области, часто практиками или учеными с мировым именем. А один из самых «конкурентоспособных» вызов советского времени – физтех – переносил обучение старшекурсников в научные учреждения, где учащиеся могли бок о бок с учеными постигать непросто новейшие достижения науки, а и получать те не формулируемые четко «сокровенные» знания, которые обеспечивали преемственность и успехи советской науки (между прочим, при гораздо меньшем уровне финансирования, чем на Западе – если кого так волнует маркетинговая сторона дела).

Правда, для того, чтобы эта методика, отработанная десятилетиями, могла сегодня применяться, необходимо, чтобы наука развивалась. И чтобы вузовский преподаватель лично участвовал в исследованиях и был способен получать новые результаты. Для этого ему нужно оборудование современного уровня. Ему нужно время, которое не съедается все возрастающей педнагрузкой, а также необходимостью писать длиннейшие учебно-методические комплексы, размеры и степень подробности которых в принципе несовместимы с вузовским преподаванием, готовым – в идеале - гибко реагировать на новшества (видимо, этот странный продукт – результат слияния Министерства высшего образования и Министерства просвещения, когда чиновники из последнего решили перенести школьные традиции на профессоров университетов). Ну, и зарплата профессора не должна составлять половину от зарплаты школьного учителя – а у тех ведь всего только подогнали под среднюю в регионе. Иначе вместо науки и даже просто методического осмысления учебного процесса будет беготня по совместительству.

А если эти пожелания оказываются слишком завышенными, то надо готовиться к тому, что лавина, предсказанная в статье М. Барбера и др., накроет нас с головой, и мы – и наши дети - окажемся на задворках «бравого нового мира». А ведь еще есть шанс.  

Е.Г. Борисова, доктор филологических наук, кафедра массовых коммуникаций Института гуманитарных наук.