Мн   

Итоги 2013: мир и Россия в эпоху конца капиталистической иллюзии

1. Реальность сквозь бутафорию. Социализм против социализма

2013 год оказался на редкость богат событиями, как яркими и привлекающими всеобщее внимание, так и менее заметными внешне, но гораздо более судьбоносными и весомыми по своему историческому значению. Впрочем, большинству частных политических событий будет посвящён отдельный обзор. Темой же настоящей статьи является не столько политическая фактология прошедшего года, представляющая наиболее поверхностный слой процессов, сколько глобальные тенденции, проявившиеся в большей степени на экономическом и даже ещё более базовых (социальном, цивилизационном) уровнях.

На фоне продолжающегося мирового финансово-экономического кризиса стремительно разворачивается и обостряется гораздо более глубинный по своим историческим масштабам кризис всей сложившейся глобальной мировой системы, включая не только институты мирового глобального управления, но и сами основы существующих социальных отношений и  мировоззренческих, поведенческих и правовых парадигм. 2013 год ознаменовался, прежде всего, кипрским банковским кризисом, имеющим не столько финансово-экономическое, сколько правовое и прецедентное значение для всей мировой политико-финансово-экономической системы. На основании этого, на первый взгляд, периферийного и маргинального прецедента в ряде стран, в том числе входящих в структуру мировой метрополии, внесены изменения в банковское законодательство, позволяющие осуществлять фактическую реквизицию частной собственности. Для сознания буржуазного общества, основанного на принципе «священности» и неприкосновенности частной собственности, это настоящее низвержение самых основ права как категории, вообще любых точек отсчёта в социальных отношениях. То, что правящей мировой элите удалось провести фактический демонтаж самой основы буржуазно-демократической правовой системы без социального взрыва и даже почти не привлекая к этому пристального внимания, свидетельствует о том, сколь далеко зашёл процесс разложения прежнего буржуазного гражданского общества, основанного на рациональном праве и осознании каждым индивидом своих интересов.

Впрочем, начиная с 2004 года мы последовательно доказывали в наших работах [1], что капитализм и как общественный строй, и как экономическая система уже давно существуют лишь в форме виртуальной симуляции, но никак не в реальности. Как общественный строй в рамках отдельно взятых государств капитализм фактически был уничтожен уже в первой половине XX века. В России – большевиками, в Германии – нацистами, в США – банковской олигархической диктатурой при Ф.Д. Рузвельте (принудительная конфискация золота в 1933 году и введение монополии фиатных денег ФРС).  В масштабе международных отношений последние остатки реального капитализма были добиты Никсон-шоком 1971 года и Ямайкской конференцией 1976 года. О том, что есть капитализм, и как он устроен, написано множество книг, но нельзя не признать, что капитализм невозможен без по меньшей мере двух своих базовых экономических оснований: расширенного производства и эквивалентного рыночного обмена. Расширенное производство стало фактически невозможно после того, как капитализм охватил весь мир, и некапиталистическая периферия, служившая резервуаром для сброса производимых капиталистической системой излишков товара, исчезла. Эквивалентный рыночный обмен полностью и окончательно превратился в фикцию в момент отмены золотого стандарта. То есть с того момента, как эмитент фиатных денег получил возможность производить стоимостные эквиваленты реальных товаров по близкой к нулю себестоимости. На этом этапе капиталистическая система рыночного более или менее эквивалентного обмена производимыми товарами фактически оказалась подменена системой изъятия и последующего распределения. То есть системой, по природе своей имеющей гораздо больше общего с азиатским способом производства восточных деспотий, нежели с капитализмом. Деньги из средства обмена между принципиально равными субъектами рынка превратились в орудие, с одной стороны, добровольно-принудительной конфискации производимого продукта, а, с другой стороны, его фактически внерыночного распределения по принципу вознаграждения за лояльность и соблюдение предписываемых системой новых норм поведения. При этом абсолютизация и фетишизация виртуальной матрицы капитализма в пространстве социальных отношений в форме идеологии неолиберализма и рыночного фундаментализма служила лишь прикладным средством усиления нерыночной по своей внутренней природе,  капиталократической (но отнюдь не капиталистической уже!) системы мировой власти, основанной на механизмах изъятия и распределения материальных и нематериальных благ [2]. Естественно, что параллельно с выхолащиванием, профанацией и виртуализацией экономических основ капитализма происходил процесс аналогичного выхолащивания, профанации и виртуализации его социальной надстройки – гражданского общества, суверенной национальной государственности, самой гражданской нации как таковой, системы образования и рациональной научной картины мира, научно-технического прогресса, и, наконец, системы права. При этом, как и следовало ожидать, фактический демонтаж буржуазно-демократических институтов осуществлялся под лозунгами номинальной «демократизации», то есть отмены многочисленных цензов и допущения к демократическим процедурам всё новых и новых массовых категорий, принципиально не способных этими процедурами адекватно пользоваться (лиц без базового образования, экономически несамодостаточных иждивенцев, женщин, не достигшего интеллектуальной и социальной зрелости юношества, лишённых цивилизационного и культурного бэкграунда иноэтнических мигрантов, асоциальных меньшинств, психически и умственно неполноценных и т.д.). Система олигархической власти, одним из главных рычагов которой стала возможность карать и награждать подданных, по своему произволу за счёт монополии на эмиссию фиатных денег перераспределяя собственность (то есть внеэкономически изымая её у одних и внеэкономически же награждая ею других), нашла себе опору в лице паразитарного люмпенства и так называемых «левых». Фактически именно западные «левые» в спектре от «старых» социал-демократов до порождённых Франкфуртской школой «новых левых», «фрейдомарксистов» и «зелёных» стали посредниками в смычке групповых (пост-классовых) интересов узкой транснациональной мировой финансовой олигархии и массового паразитарного люмпенства против гражданского коллектива экономически самодостаточных производителей (как неолигархических предпринимателей реального сектора экономики, так и наёмных работников умственного и физического труда). Собственно говоря, именно банковская олигархия под своим собственным управлением и в интересах сохранения своей корпоративной власти фактически осуществила плановый и управляемый демонтаж капитализма как социальной системы, парадоксальным образом ставшей ограничением и препятствием для дальнейшего безудержного развития капитала и капиталократической системы мировой власти. Именно такой вариант выхода из капитализма – в противоположность сценарию пролетарской революции по К. Марксу – предсказывал социалист-ревизионист еврейского происхождения Рудольф Гильфердинг, идейный предтеча современных западных «левых», фактически нанятых финансовым капиталом демонтировать капитализм как строй и социальную систему в его (финансового капитала) интересах и по его сценарию. Специфическая роль «левых» в проекте демонтажа капитализма самой капиталократической олигархией особенно заметна на двух примерах. С одной стороны, стоит обратить внимание на роль агрессивно-асоциальных, якобы «радикально нонконформистских» субкультурных движений типа «Антифа» и анархистов в осуществлении силового подавления и фактического террора в отношении любых национальных, подлинно антиглобалистских движений [3]. С другой стороны, интересно отметить, что Голливуд, продукция которого является несомненным инструментом массовой пропаганды в руках транснациональной мировой олигархии, активнейшим образом участвует сегодня в разрушении представлений и ценностей, соответствующих капитализму, и в насаждении представлений, близких к идеологии западных «левых» до состояния неотличимости (как, например, «V – значит вендетта» Джеймса Мактига и братьев Вачовски, «Аватар» Джеймса Кэмерона, «Элизиум: Рай не на Земле» Нила Бломкампа и многие другие).

Вплоть до 2013 года виртуальная матрица капитализма достаточно успешно скрывала действительную социальную и экономическую реальность. Однако углубление не только и даже не столько финансово-экономического, сколько общецивилизационного кризиса [1] привело к тому, что в прошедшем 2013 году внешний камуфляж начал расползаться по швам, обнажая и делая вполне видимыми именно те реальные, но прежде невидимые структуры современной мировой системы, существование которых и было нами предсказано. Суть дела в том, что не только безальтернативности капитализма, но и выбора между капитализмом и социализмом в реальности давно не существует. Социализм, если понимать под этим словом плановую, проектно-управляемую, а не стихийно-самопроизвольную экономическую и политическую систему, основанную на централизованном распределении, а не рыночном обмене, на сегодня абсолютно безальтернативен. Историческая бифуркация, точку которой мы сегодня проходим, подразумевает выбор отнюдь не между капитализмом и социализмом, а между диаметрально противоположными и антагонистически враждебными друг другу вариантами социализма. После знаковых заявлений не кого-нибудь, а одного из ведущих идеологов капиталократической глобализации Жака Аттали о необходимости построения глобальной мировой системы распределения и установлении контроля над финансовым капиталом, уже сложно усомниться в том, что реальный свободный рыночный обмен, а вместе с ним и реальный капитализм, безвозвратно ушли в прошлое.

Сегодняшний исторический выбор – не между социализмом и капитализмом. Сегодня уже вопрос стоит только так: социализм против социализма. Социализм национальный, почвенный против социализма интернационал-космополитического и глобалистского. Социализм коммунитарный, общинный против социализма банковско-полицейского. Социализм, означающий возрождение и реставрацию традиционных социальных институтов, отношений и моральных норм, против социализма, означающего окончательный разрыв с ними и тотальное насильственное искоренение их «пережитков». Социализм кастовый, аристократический, социально-корпоратиный, основанный на видимой и ответственной власти лучших, против социализма эгалитарного по декларируемой форме и толпо-элитарного по реальной сути, основанного на отчуждении, социальной деструкции и теневом манипулировании сознанием и поведением атомизированных масс. Социализм разумного самоограничения, рачительного отношения к биосфере и духовного личностного развития против социализма как нового уровня общества безудержного материального потребления и индустрии удовольствий.

2013 год ознаменовался двумя в высшей степени знаковыми событиями, в равной мере подчёркивающими конец последних иллюзий капитализма, но маркирующих два диаметрально противоположных направления возможного посткапиталистического развития. Одно из этих событий – реквизиция банковских вкладов на Кипре с последующей перспективой в общемировом масштабе легализации внесудебной конфискации банковских вкладов и иных активов и систематического нарушения тайны вкладов (пресловутая «борьба с офшорами» и «отмывом денег»). Второе – это швейцарская инициатива введения безусловного основного дохода, выплачиваемого на общих основаниях всем гражданам безусловно и независимо от их труда, занятости, уровня доходов и т.д.

2. Финансовый кризис на Кипре. Фактология

Фактологическая сторона кипрских событий весны 2013 года достаточно хорошо известна. Стоит отметить, что кризис кипрской банковской системы начал нарастать задолго до событий марта 2013 года и для заинтересованных наблюдателей был вполне очевиден ещё в 2012 году, если не ранее. Республика Кипр (или, говоря точнее, её греческая часть, реально контролируемая правительством) представляет собой очень небольшое островное государство с вполне соответствующей его масштабу реальной экономикой. В то же время банковский сектор Кипра оказался гипертрофированно раздут, совокупный объём банковских вкладов в 7-8 раз или даже более (к моменту острой фазы кризиса по некоторым данным до 835%) превысил ВВП этой небольшой страны. Под давлением Евросоюза кипрские банки были вынуждены принять участие в пресловутом «спасении Греции», осуществлявшемся, впрочем, отнюдь не в интересах самой Греции, а в интересах её кредиторов и прежде всего банков Германии и других западноевропейских стран, которые бы более всего пострадали в случае объявления Грецией дефолта. «Спасение Греции» выразилось в добровольно-принудительной покупке кипрскими банками греческих долговых обязательств, последующие списания по которым привели к колоссальным (в процентном выражении) потерям кипрских банков и стали одной из главных причин их коллапса. Помимо этого по кипрским банкам ударило сдувание пузыря цен на рынке недвижимости. Учитывая, что банковская система страны и без того не отличалась высокой надёжностью и имела определённые черты финансовой пирамиды, такой двойной удар очень быстро создал прямую угрозу банкротства. В связи с этим ещё с середины 2012 года Кипр стал вслед за Грецией обращаться к Евросоюзу за помощью, однако её не получил. Гром грянул в субботу 16 марта 2013 года, когда внеочередное совещание Еврогруппы приняло решение выделить Кипру финансовую помощь на сумму 10 миллиардов евро, но лишь при условии, что власти Кипра осуществят списание в качестве «единовременного налога» со всех вкладов размером от 20 до 100 тысяч евро 6,75% от суммы депозита, а со вкладов размером более 100 тысяч евро – 9,9%. В совокупности это должно было дать правительству сумму в 5,8 миллиарда евро. В тот же день все банки страны приостановили свою деятельность, то есть возможность снятия средств со счетов, электронные платежи и расчёты, внутрибанковские переводы и перевод средств за границу были заблокированы. При этом кипрское правительство заморозило счета не только частных лиц, кипрских и иностранных коммерческих структур, но и международных дипломатов и иностранных госструктур. Предполагалось, что «банковские каникулы» продлятся один-два дня после выходных, но в действительности открытие банков несколько раз откладывалось в силу отсутствия окончательного решения относительно судьбы вкладов, а работа банков возобновилась лишь спустя почти две недели 28 марта, при  этом сохранились жёсткие ограничения на объём переводов и вывоза наличных денег из страны.

В течение этих двух недель шла острая борьба, велись интенсивные переговоры, а официально озвучиваемые планы конфискационной «реформы» несколько раз довольно радикально менялись. Уже 19 марта, во вторник, то есть в первый рабочий день после заморозки вкладов, парламент Кипра рассмотрел законопроект о единовременной реквизиции (принудительном списании) части банковских вкладов в соответствии с предложенным Еврогруппой «планом А». Характерно, что поддержать такой законопроект не решился ни один из депутатов. 36 депутатов, представляющих все партии, кроме правящей, проголосовали против, 19 депутатов от правящей правоцентристской партии «Демократический сбор» воздержались. Непосредственно во время заседания рядом со зданием парламента проходила массовая акция протеста граждан против проекта списания доли вкладов. После решения парламента Кипра отказаться от конфискационной «реформы» по плану, предложенному Еврогруппой, начались долгие и тяжёлые переговоры кипрского руководства с представителями Германии и РФ.

Стоит отметить, что именно руководство Германии наиболее жёстко настаивало на конфискации доли вкладов, стремясь максимально переложить тяжесть спасения банковской системы Кипра на её вкладчиков, поскольку альтернативный вариант спасения за счёт выделения помощи со стороны Евросоюза наибольшим бременем ложился бы как раз на Германию как основного донора ЕС. С другой стороны, руководство РФ выступило с резкой критикой конфискационной «реформы», поскольку кипрские банки были излюбленным местом хранения не только личных средств состоятельных российских граждан, в том числе приближённых к Кремлю и, соответственно, его политическим решениям, но и сами российские государственные компании и иные государственные структуры активно использовали счета в кипрских банках. Об этом в конце марта вполне откровенно заявил премьер-министр РФ Медведев, буквально сказавший, что через Кипр работает «большое количество государственных структур» РФ, «поскольку это удобная юрисдикция для совершения операций». По оценкам The Financial Times, приводимым Lenta.ru, российские вклады составляют до трети всех депозитов в банках Кипра, и в случае списания «налога» по изначальному плану Еврогруппы российские вкладчики потеряли бы до 2,5 миллиарда евро. Председатель Центробанка республики Кипр Паникос Димитриадис в своём интервью «Ведомостям» оценил объём российских депозитов в кипрских банках в сумму от 4,943 до 10,225 миллиарда евро. Агентство Moody’s назвало более высокие цифры, оценив вклады российские вклады примерно в 30% от всего объёма депозитов кипрской банковской системы, т.е. депозиты корпораций – в 19 миллиардов долларов, а общие активы – в сумму до 53 миллиардов долларов. Институт международных финансов озвучил промежуточную цифру, оценив объёмы всей депозитной массы, контролируемой нерезидентами в банках Кипра, в 37,6 миллиардов евро, из них порядка 19 миллиардов могут быть атрибутированы как средства преимущественно российского, украинского и ливанского происхождения. Неудивительно поэтому возмущение Медведева, который уподобил действия Евросоюза и Еврокомиссии вместе с правительством Кипра поведению «слона в посудной лавке» и заявил, что «мера, которая предложена, носит явно экспроприаторский, конфискационный характер, абсолютно беспрецедентна по природе». Более того, эмоции так переполнили младшего российского тандемократа, что в другом своём выступлении он допустил весьма красноречивую и показательную «оговорку по Фрейду», буквально сказав, что «на Кипре продолжают грабить награбленное», тем самым поставив под большое сомнение свои же собственные заверения в том, что объём российских «серых вкладов» якобы «преувеличен». Это делает тем более понятной позицию Германии, не желающей помимо проблем слабых членов Евросоюза расплачиваться из своего бюджета ещё и за спасение российских корпоративно-клановых общаков и личных заначек российских клептократов, которые даже Медведев в порыве нечаянной откровенности весьма метко охарактеризовал как «награбленное».

Тем не менее, учитывая в общем-то весьма миниатюрные абсолютные масштабы кипрских банковских проблем на фоне даже Греции, не говоря уж о крупных странах-должниках, речь здесь идёт скорее о политическом принципе, нежели о чисто финансовых интересах. И в смысле принципа, как это ни парадоксально, прав скорее Медведев. Потому что при всей очевидности криминального или, как минимум, «не вполне прозрачного» происхождения российских вкладов в офшорных юрисдикциях, их даже частичная конфискация без какой-либо судебной процедуры и формального юридического обоснования их незаконности, причём не где-нибудь в Зимбабве или Сомали, а в стране Евросоюза, может послужить крайне опасным прецедентом, вообще обнуляющим право как категорию и во внутригосударственном и в международном масштабе по всему миру. То, к чему самым активным образом призывала и фактически принуждала Германия, конечно, не укладывается в рамки налогообложения, а является, по сути дела, именно неправовой конфискацией собственности, то есть открытым грабежом на государственном уровне. Нетрудно представить, какого масштаба «ящик Пандоры» может быть тем самым открыт. Собственно говоря, ящик этот открыт не Германией, а США, которые в начале 2013 года в совершенно откровенной и предельно циничной форме отказались не только возвратить по требованию вплоть до 2020 года, но даже просто предъявить фактическое наличие в своих хранилищах переданных им на хранение как раз именно Германией национальных запасов золота, сославшись при этом на «необходимость соблюдения безопасности» и отсутствие «помещений для посетителей». В обзоре за прошлый 2012 год [3] мы останавливались на выраженном намерении Бундесбанка репатриировать все 374 тонны золота, лежащих на хранении в Центробанке Франции, а также 300 тонн золота из 1500, хранящихся в США, и высказывали сомнение в том, что США золото вернут. Правда, уже в конце декабря 2013 года появилось сообщение, что в течение года Бундесбанку всё-таки удалось репатриировать часть своего золотого запаса, однако всего лишь 37 тонн – и это в совокупности из хранилищ Нью-Йорка и Парижа. Учитывая, что за рубежом хранится более 2000 тонн немецкого золота, из которого Германия намеревалась возвратить обратно в страну около 674 тонн, цифра в 37 тонн выглядит скорее чисто символической, чем сколько-нибудь реальной. Фактически же США отказались вернуть и даже просто предъявить Германии её же собственный золотой запас. И это, отметим, в отношениях между двумя ведущими «цивилизованными странами», непосредственно входящими в ядро «мировой метрополии» и номинально являющимися ближайшими союзниками по НАТО. О случаях открытого прямого разбоя, как финансового, так и военного, в отношении стран «третьего мира» («мировой периферии») вроде каддафиевской Ливии или асадовской Сирии в этом случае уже не приходится и вспоминать. Падение СССР и разрушение баланса сил и системы сдержек и противовесов самым плачевным образом сказалось на системе мирового международного права, которая постепенно шаг за шагом разрушалась более десятилетия и теперь подходит к краю окончательного исчезновения. В самом деле, если США на глазах у всего мира открыто и вполне демонстративно ограбили Германию, то почему бы Германии в свою очередь не надавить по линии Евросоюза на правительство Кипра, «убедив» его ограбить российских частных и государственно-корпоративных любителей офшорных юрисдикций, отняв у них награбленное в ходе откровенно криминальной приватизации и вывезенное из России в денежной форме имущество?

Однако простому честному гражданину, наблюдающему за ситуацией, совсем не стоит радоваться и принимать её за торжество справедливости. Фактическое узаконивание внесудебного государственного грабежа может иметь совершенно чудовищные последствия и в буквальном смысле погрузить весь мир в состояние российских «лихих 90-х», если не хуже. Прямым следствием кипрского прецедента может стать узаконивание процедуры внесудебного и произвольного изъятия банком денег вкладчиков на покрытие своих собственных издержек, что далее может вести к попыткам частных лиц и компаний вывести средства из банков форме наличных денег, коллапсу банковской системы и последующим реквизиционно-репрессивным мерам государства по её спасению. Вплоть до полной принудительной ликвидации государствами наличных денег и возрождения на новом уровне большевистских обысков и реквизиций и рузвельтовских драконовских репрессий за отказ сдавать государству золото. Таким образом, начавшись с разборок между «очень богатыми» и «очень-очень богатыми», практика узаконенного произвола, беззакония и грабежа может очень стремительно распространиться на всё общество сверху донизу вплоть до каждого последнего наёмного рабочего и пенсионера, причём тотально по всему миру, лишив каждого человека каких бы то ни было правовых гарантий, прав на неприкосновенность личного имущества и минимальной автономии своей частной жизни от произвола мировой диктатуры.

 Неизвестно, задумывались ли кипрские парламентарии о последствиях такого масштаба, но вполне очевиден более частный и прикладной аспект проблемы. Офшорный (хотя и с определёнными оговорками) банковский сектор был одним из значимых, если не ведущим источником благосостояния Кипра как государства и, опосредованно, его населения. Грабительская внесудебная государственная конфискация средств вкладчиков (даже с учётом сомнительности происхождения этих средств и более чем невысокой репутации их владельцев), осуществлённая с целью покрытия долгов банков, не могла не иметь своим прямым следствием полную утрату доверия в кипрской банковской системе и её практически неизбежный крах. Не исключено, что именно это – уничтожение функционирующей прямо внутри ЕС «пиратской гавани» для «грязных» российских денег, награбленных в ходе криминальной приватизации и расхищения общенациональной собственности приближёнными к государственному аппарату кланами, – и было главной целью и мотивом столь жёстких и антиправовых требований Еврогруппы.

Во всяком случае, кипрские парламентарии, как уже было отмечено, отвергли «план А». По-видимому, свою роль сыграли и протесты собственных вкладчиков – граждан Кипра, и политический нажим со стороны руководства РФ, и нежелание одним махом и навсегда похоронить международную репутацию и, как следствие, саму возможность для страны зарабатывать банковским бизнесом. Конечно, из той ситуации, которая сложилась в кипрской банковской системе, хорошего выхода у руководства страны просто не было. Выбор был лишь между разными вариантами и степенями плохого. Возможно, не худшим вариантом была обычная правовая, опосредованная судом и общепринятыми юридическими нормами процедура банкротства наиболее безнадёжных банков и спасение остальных. Конечно, банкротство банков – вещь неприятная и не лучшим образом сказывающаяся на деловой репутации страны. Однако само по себе банкротство – мера хотя и крайняя, но вполне вписанная в правовые нормы, юридически предусмотренная и не создающая какого-либо чрезвычайного мирового прецедента нарушения базовых принципов неприкосновенности частной и личной собственности à la большевистские экспроприации. Собственно, финальный итоговый вариант, на котором власти Кипра остановились после долгих совещаний и переговоров, хотя и носит промежуточный характер, но всё-таки по существу ближе именно к нормальной процедуре банкротства, нежели к изначально обсуждавшейся государственной конфискации под видом чрезвычайного «налогообложения». Однако нерешительность, затягивание принятия решения, несогласованность действий правительства и парламента привели к крайне неблагоприятным для Кипра последствиям. Во-первых, почти на две недели заблокировав вклады и бурно обсуждая возможность и масштабы конфискации денег вкладчиков, кипрские власти уже тем самым нанесли по репутации банковской системы страны колоссальный удар. Даже в глазах тех вкладчиков, которые в конечном итоге в материальном смысле вообще не пострадали и смогли вернуть свои деньги в полном объёме, уже сама по себе почти двухнедельная неопределённость ситуации и угроза лишиться собственности на фоне дискуссий о возможности их ограбления кипрским государством, не могли не лишить кипрскую банковскую и государственную систему всякого кредита доверия. Грубо говоря, если на этот раз не ограбили, но всерьёз решали грабить или не грабить, то разумно второго случая не ждать и, не искушая судьбу, забрать деньги сразу, как только это стало возможно, пока кипрские власти не передумали. Точно так же будет рассуждать и потенциальный вкладчик, который в период острой фазы кризиса никаких вкладов на Кипре вообще не имел, но мог бы их сделать когда-то в будущем. Итогом в любом случае станет серьёзный отток капиталов в настоящем и упущенная выгода несостоявшихся вложений в будущем. Причём значительная доля этих сначала репутационных, а потом и чисто финансовых потерь является следствием даже не самого по себе банковского кризиса, а нерешительных, несогласованных, неразумных и контрпродуктивных метаний государственных властей. Во-вторых, не отвергнутый сразу же и решительно как очевидная антиправовая дикость и всерьёз обсуждавшийся как возможный к принятию конфискационный «план А» хотя и не был реализован на практике, тем не менее, в массовом сознании закрепился и всё-таки стал прецедентом, то есть вполне реальной возможностью на будущее. В-третьих, кипрские власти в ходе всей этой драмы основательно испортили отношения с правящими кругами РФ, каковые хоть и представляют из себя партнёра с более чем сомнительной репутацией, но конкретно для Кипра были, несомненно, важным и выгодным вкладчиком, инвестором, кредитором и в известной мере донором. В итоге, в частности, у Кипра возникли большие сложности с привлечением российских инвестиций в свою газодобычу, а также с реструктуризацией взятого у РФ в 2011 году государственного долга в размере 2,5 миллиардов евро. Последняя проблема, впрочем, была решена в апреле после достижения компромиссного решения по наиболее острому вопросу о банковских депозитах.

Итоговое решение выглядит следующим образом. Государство отказалось от идеи  поголовного списания той или иной доли со всех вкладов. Вклады на сумму менее 100 тысяч евро вообще не подверглись списаниям. Судьба вкладов на сумму более 100 тысяч евро оказалась в прямой зависимости от финансового состояния того конкретного банка, в котором депозит был размещён. Основной удар в итоге приняли на себя вкладчики двух фактически обанкротившихся крупных банков. Крупнейший в стране Bank of Cyprus («Банк Кипра») подвергся реструктуризации. Депозиты на сумму более 100 тысяч евро в этом банке было решено «реструктурировать» следующим образом: 37,5% вклада в принудительном порядке обмениваются на акции банка; судьба ещё 22,5% остаётся неопределённой – эти деньги остаются на счету, но проценты по ним не начисляются и в будущем эта часть депозита либо будет возвращена в денежной форме, но без процентов, либо тоже переведена в акции; оставшиеся 40% вклада остаются на счету, по ним продолжают начисляться проценты, но снять их со счёта можно будет только после нормализации ситуации. Ещё плачевнее оказалась судьба вкладов в Cyprus Popular Bank («Кипрский народный банк», он же Laiki Bank). Этот банк было решено полностью ликвидировать, а его здоровые активы и обслуживаемые кредиты передать реструктурированному «Банку Кипра». Согласно заявлению министра финансов Республики Кипр Михалиса Сарриса, потери владельцев незастрахованных депозитов в «Лайки» могут достичь 40% и даже 80%, причём выплату оставшихся 20%, возможно, придётся ждать несколько лет.

Таким образом, потери вкладчиков «Банка Кипра» и «Лайки Банка» в итоге оказались намного больше, чем изначально планировавшиеся в соответствии с «планом А». Однако такой вариант гораздо больше напоминает процедуру банкротства и, в частности, не предполагает государственных реквизиций вкладов в благополучных кипрских банках и в многочисленных кипрских филиалах иностранных банков. В частности, в «Русском коммерческом банке», филиале ВТБ, который обслуживал большинство российских госкомпаний и значительную часть российских частных бизнес-структур, работавших через кипрский офшор. Вкладчики всех этих банков, конечно, пострадали от почти двухнедельных «банковских каникул» и последующих ограничений на движение капитала, но, по крайней мере, не подверглись списаниям средств с депозитов.

Руководство РФ, привычно защищающее лишь интересы офшорно-государственных корпораций, осталось удовлетворено достигнутым компромиссом, во всяком случае, настолько, что согласилось в апреле на реструктуризацию 2,5-миллиардного (в евро) государственного кипрского долга перед РФ с рассрочкой выплат до 2018 года и снижением процентных ставок с 4,5% до 2,5%, что фактически равнозначно списанию 10% долга. Российских частных предпринимателей, имевших несчастье оказаться вкладчиками «Банка Кипра» и «Лайки Банка», российское государство привычно бросило на произвол судьбы, предоставив их собственной участи. Впрочем, после гораздо более наглядной истории с выдачей российских граждан нефтяников Александра Шадрова и Владимира Долгова, укрывшихся в российском посольстве, ливийским боевикам, это, конечно, никого не могло удивить и было вполне предсказуемым. Если верить информации отечественных СМИ, то всё-таки большинство российских предпринимателей, пользовавшихся кипрской юрисдикцией, держало свои депозиты в филиалах иностранных банков, а количество российских вкладчиков двух наиболее неблагополучных собственно кипрских банках оказалось сравнительно невелико, а наиболее всего якобы пострадали британцы. Так это или нет, наверняка сказать сложно, ясно только, что определённого согласования интересов в итоге удалось достичь трём сторонам – кипрским властям, Еврогруппе и российским госкорпорациям. Правда, от реструктуризации «Банка Кипра» и закрытия «Лайки Банка» Кипр не получил той суммы, которую предполагалось собрать путём реквизиционного «налога» на все банковские вклады в соответствии с планом «А», но эти средства предполагается добрать повышением собственно налогов (на этот раз без кавычек, то есть действительно налогов, а не названных их именем конфискаций) на прибыль корпораций с 10 % до 12,5 %, а также от введения налога на доходы от процентов по банковским вкладам (не путать с тем самым пресловутым «налогом» на сами вклады).

3. Первое эхо кипрского кризиса: узаконенные реквизиции

Кипрский кризис, как уже было отмечено выше, будучи в общем-то ничтожен по своему экономическому значению, обрёл колоссальное мировое значение в качестве прецедента. Причём значение это имеет как минимум два ключевых аспекта.

Первый аспект состоит в том, что в ряде государств, относящихся к ядру мировой метрополии, уже в 2013 году в том или ином виде были введены законодательные новшества, позволяющие использовать деньги вкладчиков для спасения тех банков, на счетах которых эти деньги размещены. Так, например, новый, подготовленный Министерством финансов и принятый 21 марта 2013 года парламентом бюджетный план Канады предусматривает возможность «возвращения жизнеспособности системно важных» банков страны при помощи введения режима «принудительного вовлечения держателей обязательств банков в процесс оказания экстренной помощи» и «быстрой конверсии некоторых банковских обязательств в регуляторный капитал». Эти затейливые и витиеватые формулировки означают не что иное, как лазейку для осуществления при необходимости замораживания и так или иначе формально обставленной фактической конфискации средств вкладчиков.

Конечно, т.н. «банковский социализм», то есть принцип приватизации доходов и национализации издержек, осуществлялся и до этого. В частности, первый этап глобального финансово-экономического кризиса (2008 – 2010) как раз и характеризовался массовым спасением частных банковских структур за счёт средств налогоплательщиков. Примечательно, кстати, что именно защитой интересов налогоплательщиков (!) канадские законодатели мотивировали своё «правовое» новшество. Мол, раз теперь спасение банков может быть осуществлено за счёт вкладчиков, то бремя их спасения будет снято с бюджета (при этом даже не ставится вопрос о правомерности самой идеи принудительного использования средств граждан для спасения частных банков и оплаты их частных долгов).

Впрочем, в условиях, когда эмиссия фиатных, не обеспеченных золотом денег находится в руках частных банковских структур, возможности для конфискации капитала гораздо более утончённы, глубоки и многообразны, нежели банальная безвозмездная передача бюджетных средств (то есть фактически средств налогоплательщиков) частным банковским учреждениям. Так, например, фактически в любой момент накопления граждан и капиталы частных компаний могут быть конфискованы государством, сросшимся с банковской олигархией, путём их обесценивания с помощью эмиссии, девальвации валюты и инфляции. Таким образом, например, был фактически ограблен русский народ в начале 1990-х. Такой метод грабежа населения (путём внезапной и обвальной гиперинфляции) при необходимости может быть осуществлён везде, где деньги не имеют гарантированного золотого обеспечения, то есть во всём мире, включая его экономическое, правовое и военно-политическое ядро. В сущности, с момента введения фиатных (необеспеченных) денег никаких гарантий сохранности находящейся в денежной форме частной собственности уже не существовало. Манипулируя объёмом денежной массы и, следовательно, покупательной способностью денег, банковско-государственная олигархия непрерывно изменяла реальный объём капиталов, находящихся в тех или иных частных руках. Иными словами, не то что периодически забиралась в любой частный карман, но вообще ни на минуту не вынимала из него свои руки. Это и означало фактический конец принципа частной собственности, а, следовательно, и  капитализма как такового.

Однако до тех пор, пока капитализм сохранялся хотя бы в качестве иллюзии, симулякра, виртуальной «матрицы», до тех пор сохранялся «священный» принцип неприкосновенности если не самого реального капитала, то хотя бы его номинального выражения. Если не самих денег (то есть той или иной покупательной способности, эквивалента того или иного объёма продуктов труда), то хотя бы их виртуальной формы в образе купюр того или иного фиксированного номинала. Иными словами, гарантировалась не реальная стоимость, но хотя бы номинал. Теперь же ликвидируется даже виртуальный призрак неприкосновенности частной собственности. Фактическая конфискация вкладов возможна теперь не только в форме тонких «цивилизованных» манипуляций стоимостью денег, но и самым прямым и непосредственным путём.

В Евросоюзе 24 апреля 2013 года комитет Европарламента по экономическим и денежным вопросам проголосовал за разработку и принятие единых для всех стран ЕС правил и процедур использования средств вкладчиков для спасения банков. В середине мая данный вопрос был обсуждён на заседании Совета ЕС на уровне министров экономики и финансов под председательством еврокомиссара по вопросам внутреннего рынка Мишеля Барнье. 20 мая депутаты Европарламента поддержали в первом чтении законопроект о механизме защиты банков с помощью средств вкладчиков, который, впрочем, даже после принятия на уровне Европарламента должны будут рассмотреть и принять парламенты стран-членов ЕС. Тем не менее принятый в первом чтении общеевропейский законопроект предусматривает введение с 2016 года возможности использования вкладов, превышающих гарантированный системой страхования банковских депозитов лимит в 100 тысяч евро, для спасения проблемных банков, поддержания их устойчивости и предотвращения банкротств. При этом вероятность и масштабы конфискаций вклада могут зависеть от того, отнесён ли вкладчик к категории «надёжных» или «рискованных». Данные понятия не уточняются, и, по мнению ряда экспертов, могут использоваться для преимущественного ограбления иностранных, не являющихся гражданами ЕС вкладчиков европейских банков. Кроме того, законопроект предусматривает создание в странах ЕС национальных фондов поддержки банков, которые должны формироваться за счёт взносов банков.

В ночь на 27 июня 2013 года был сделан следующий шаг. Министры финансов стран ЕС во время своей внеочередной встречи одобрили и согласовали единую систему спасения проблемных банков Евросоюза, предусматривающую финансирование спасения банков за счёт вкладчиков и кредиторов, а не средств налогоплательщиков, то есть бюджета и активов государства. Причём сумма обязательств банка перед первыми двумя группами должна быть не меньше 100 тысяч евро, которые покрывает европейская система страхования вкладов. Предполагается, что прежде чем начать получать внешнюю поддержку, банки должны использовать для своего спасения 8% собственных обязательств. В первую очередь речь идёт об отказе банков от выплат держателям своих облигаций, а вслед за тем по­страдать могут и вкладчики. Обязательства, составляющие более 8% от общей суммы всех обязательств банка, предполагается списывать первыми. Предполагается, что депозиты сверх 100 тысяч евро, открытые физлицами и компаниями малого и среднего бизнеса, будут «стричься» в по­следнюю очередь, то есть после списания средств со счетов крупных корпораций. Согласно договорённости, страны смогут скорректировать список жертв такой «стрижки» в зависимости от особенностей национальных банковских систем. При этом предполагается, что пока банк полностью не использует средства держателей необеспеченных облигаций, власти страны и Европейский стабилизационный механизм не смогут потратить на его спасение больше чем 5% от объёма его обязательств. Новые правила должны вступить в силу в 2018 году в случае, если будут одобрены европейским парламентом.

Ещё более радикальны принципы, декларируемые в «Открытой банковской резолюции» – документе, подготовленном министром финансов Новой Зеландии Биллом Инглишем, который с марта 2013 года правительство этой страны начало проталкивать к принятию в парламенте. Особенность этой программы состоит в том, что для спасения крупных системообразующих банков она предполагает изъятие средств практически у всех вкладчиков, в том числе и мелких, без сохранения гарантированных в большинстве стран мировой метрополии минимальных вкладов в эквиваленте до 100 – 250 тысяч долларов США.

Любопытно отметить, что Кипр явно не был неким спонтанным экспромтом, который затем повлёк «внезапное» изменение сознания по всему миру. Идеи такого рода обсуждались в мировых международных структурах глобального управления по меньшей мере начиная с 2009 года. 10 декабря 2012 года Банк Англии и Федеральная корпорация по страхованию депозитов США представили 15-страничный доклад «Решение для глобально действующих системно важных финансовых учреждений» («Resolving Globally Active, Systemically Important, Financial Institutions»). Лицемерно посетовав на то, что реализованная в 2008 – 2010 годах практика спасения частных банков за счёт средств налогоплательщиков нарушает принципы рыночной экономики, обостряет бюджетные дефициты, увеличивает государственные долги и вообще «несправедлива», авторы предложили «более справедливые» и «рыночные» методы. В их числе – невозвратные «субсидии», то есть попросту списания, конфискации средств вкладчиков, принудительное «кредитование», то есть замораживание счетов без возможности для вкладчика снять свои же собственные средства и, наконец, принудительные «инвестиции», то есть конвертация депозитов в акции банка, возможность продать которые становится личной проблемой ограбленного вкладчика, а его право на покрытие потерь, гарантированных государственной системой страхования депозитов, утрачивается. Разумеется, термины «инвестиции», «кредитование» и т.д. в данном контексте совершенно меняют свой смысл уже в силу своей принудительности и заведомой убыточности. Речь идёт по существу о том или ином оформлении конфискации средств вкладчиков либо об их «замораживании» и произвольном использовании банком в своих интересах в течение неопределённого времени. Реалии, хорошо знакомые по опыту российских 90-х, но, как казалось, совершенно немыслимые в «цивилизованном мире». Любопытно при этом, что в соответствии с американскими законами контрагенты по деривативам, то есть по сути своей спекулянты, имеют преимущество, и в случае банкротства банк в первую очередь расплачивается именно с ними; вкладчики же, то есть вроде как «владельцы реальных денег», в этом случае получают частичные компенсации своих потерь по остаточному принципу! В это тяжело поверить, но американская система такова, что она в большей степени создаёт гарантии защиты для участников спекулятивной игры (которая вроде как по логике, если уж она вообще допускается, предусматривает участие на свой страх и риск), нежели для простых вкладчиков, которые в спекулятивной игре не участвуют и просто доверяют свои средства банку на хранение! При этом Американская федеральная корпорация по страхованию вкладов в США и Механизм европейской стабильности по существу снимают с себя ответственность за страхование вкладов и соответствующие риски, полностью перекладывая их на вкладчиков.

Говоря о подготовленности и запланированности создания кипрского прецедента, можно также отметить, что уже в 10 января 2013 года газета New York Times предсказывала сценарий конфискации банковских вкладов на Кипре, причём даже используя для этого русского слова «стрижка». «Открытая банковская резолюция» Билла Инглиша в Новой Зеландии тоже была написана и представлена ещё до начала острой фазы кипрского кризиса. Ситуация на Кипре стала лишь удобным поводом для того, чтобы «легитимизировать» этот проект «революционных экспроприаций» в глазах парламентариев.

Таким образом, создаётся весьма обоснованное ощущение, что не Кипр стал причиной мировой революции, фактически ликвидирующей права частной собственности вкладчиков, а, наоборот, уже по существу подготовленные решения мировых структур управления потребовали предварительной экспериментальной «обкатки» перед началом полномасштабного глобального внедрения и реализации. В этом смысле весьма показательны и красноречивы слова президента Республики Кипр Никоса Анастадиасиса, сказанные  им в апреле 2013 года: «Я искренне надеюсь, что этот прецедент в отношении Кипра не будет применяться где-нибудь ещё в Европе. Хотя, как известно, прецеденты на то и создаются, чтобы их использовали для разработки норм и принципов, которые должны применяться постоянно и повсюду». В числе первых наиболее вероятных кандидатов на повторение «кипринга» называют Ирландию, а также страны Восточной и Южной Европы: Словению, Румынию, Грецию, Италию, Испанию и Португалию. Однако затем бандитский беспредел образца российских 90-х («за деньги, сданные в банк, банк ответственности не несёт») может легко распространиться и на такие страны, как США, Великобритания, Канада и Германия, не говоря уже об остальном мире.

Однако возможность фактической произвольной конфискации банком средств с депозитов вкладчиков – это только вершина айсберга. В принципе, от этой угрозы можно было бы защититься, храня средства в наличных деньгах либо в монетах и слитках драгоценных металлов в банковских ячейках. Но оказывается, что и здесь уже вкладчик не защищён. В 2010 году Министерство внутренней безопасности США в своём циркулярном письме заявило, о праве сотрудников Федерального бюро расследований (ФБР) и других американских спецслужб без ордера изымать содержимое банковских ячеек (сейфов), в которых хранится имущество клиентов (не только документы, но также золото и другие драгоценные металлы и иное ценное имущество) в случае, если это является вопросом «обеспечения национальной безопасности». Тогда подразумевалось, что это вопиющее попрание самых базовых принципов неприкосновенности частной собственности осуществляется в рамках пресловутой «борьбы с терроризмом, наркобизнесом и организованной преступностью», в крайнем случае – борьбы с «уклонением от уплаты налогов». Однако «кипрский прецедент» вполне даёт основания при желании истрактовать возможность банкротства крупного системообразующего банка также как «угрозу национальной безопасности» и достаточное основание для конфискации уже не только денежных вкладов, но и любого ценного имущества граждан. Причём если внесудебная конфискация уже не просто частной собственности, а любого ценного личного имущества граждан (!) допускается из банковских сейфовых ячеек, то не остаётся никаких преград для проведения аналогичных конфискаций и реквизиций из частных жилищ. И в этом нет ничего невероятного, потому что такой прямой открытый государственный бандитизм – это далеко не только «большевицко-чекистская» практика времён гражданской войны и «военного коммунизма» в России, но и не столь уж давние реалии мирного времени в «либеральной» и «буржуазной» Америке времён рузвельтовского «Нового курса». Реалии, которые в самих США, хотя, может быть, за прошедшие десятилетия и подзабылись, но отнюдь не были осуждены как преступление против базовых прав и свобод граждан страны и основ правовой системы. Понятно, что в таких условиях вложение средств в недвижимость, производство, акции, внебиржевые ценные бумаги и т.д. становится и вовсе незащищённым, потому что такого рода собственность является наиболее открытой и легче всего может быть подвергнута прямой открытой конфискации или фактически конфискационно-грабительскому «налогообложению». Важным шагом к оформлению «права» государства на внесудебный захват частных вкладов и имущества граждан стал указ президента США Барака Хуссейна Обамы от 16 марта 2012 года «О готовности ресурсов национальной обороны».

Осознаем масштаб происходящего. По существу речь идёт не о чём ином, как об окончательном демонтаже и упразднении частной и даже личной собственности как правовой категории, что на самом деле гораздо фундаментальнее, нежели просто демонтаж одного только капитализма. Впрочем, на самом деле процесс ещё глубже и масштабнее, потому что правовая категория собственности ликвидируется вместе со всеми другими базовыми правовыми категориями, такими как презумпция невиновности, тайна и неприкосновенность частной жизни и личной информации, неприкосновенность жилища, свобода убеждений и т.д. Аннулируется само по себе право. А вместе с ним – национально-этнические и религиозно-конфессиональные идентичности, суверенное национальное государство, гражданское общество, семья и даже половая идентичность. Возникает ситуация, в которой приватизированное капитало- и корпоратократической олигархией «государство» из гаранта права и законности окончательно превращается в субъект неограниченной и непредсказуемой тирании и источник тотального произвола, беззакония и бесправия. Причём происходит это не в зоне сумеречной неоколониальной периферии мира, а в самом ядре мировой метрополии – в Западной Европе, США, Великобритании и Канаде. Понятно, впрочем, что тьма, накрывшая «Эмбер», автоматически распространится на все «Отражения», то есть на периферию глобализованной мировой системы, где правовая система и в лучшие годы не имела твёрдого основания, и там уже примет вовсе чудовищные и варварские формы.

Однако в данный момент фактическое перерождение США и отчасти ЕС из гаранта частной собственности своих (а в прежние годы даже отчасти и чужих!) граждан в чуть ли ни главную ей угрозу стремительно меняет менталитет людей. Новые реалии бытия определяют новые формы сознания. Тотальный правовой нигилизм самого государства, естественно, не может не породить ответный правовой нигилизм у людей. Отчуждение государства от гражданского общества и мутация из государства-нации в государство-корпорацию вызывает ответное отчуждение самих граждан, постепенную утрату у них самоотождествления себя с этим государством, гражданского самосознания и патриотизма. Причём в первую очередь этот процесс затрагивает наиболее думающую, самостоятельно мыслящую, активную, экономически и социально зрелую и самодостаточную часть населения, в то время как государственный патриотизм из рациональной коллективной идентичности всё более превращается в прикладное орудие манипуляции, действующее на наименее образованные, наименее способные к критическому мышлению, экономически несамодостаточные и люмпенизированные слои. Условно говоря, на «негров, живущих на пособие». В США нарастает опасная тенденция перехода наиболее активных и предприимчивых граждан на фактически антигосударственнические либертарианские позиции с одновременной концентрацией в «социал-патриотическом» (условно «обамовском») лагере откровенного быдло-люмпенства, ориентированного на иждивенчество и получение нетрудовых подачек от Системы. Экономической стороной этой тенденции становится всё более заметное стремление не только богатых людей, но и представителей т.н. «американского среднего класса» вывести капиталы и просто собственность за пределы юрисдикции «своего» же собственного государства, которое из защитника и гаранта превратилось в хищника, грабителя и тирана. Ситуация, хорошо знакомая гражданам РФ, но совершенно новая и непривычная для американцев, привыкших считать американское гражданство свидетельством принадлежности к «мировой метрополии». Теперь же в США происходит то, что происходило в Римской империи в III веке н.э., особенно после эдикта императора Каракаллы: гражданство из почётной привилегии и гарантии прав на глазах превращается в тяжёлое податное бремя и рабское ярмо подданного. Всё больше граждан США проявляет желание освободиться от бремени своего гражданства, справедливо замечая, что растущий объём обязанностей уже не компенсируется стремительно сокращающимся объёмом прав. Уезжая на постоянное место жительства в другие страны, американцы стремятся освободиться от рэкета и вымогательства со стороны американской налоговой системы, но, в отличие от большинства стран, США практически не предусматривают возможности отказа от своего гражданства и в буквальном смысле упорно преследуют и буквально терроризируют своих беглых «граждан» (скорее уже по смыслу «сбежавших холопов») по всему миру. Помимо собственного отъезда, американцы всё более стремятся укрыть и спасти от вездесущего ока и загребущих лап своего монстроидального государства свою собственность. С этим и связана популярность не только т.н. офшоров, но и просто банковских депозитов и банковских ячеек в иностранных юрисдикциях, способных сохранить и гарантировать неприкосновенность и тайну вкладов. Но США, будучи всё ещё наиболее сильным в военном и политическом отношении государственным субъектом, оказывают такой нажим на всех укрывателей своих «беглых», что многие банковские и другие коммерческие структуры, резонно не желая тратить силы и средства на борьбу с американской налоговой и судебной системой, стараются попросту отказываться от взаимодействия с американскими подданными! Парадоксально, но факт: гражданство всё ещё лидирующей мировой сверхдержавы для её собственных граждан становится не столько гарантией привилегий и защищённости, сколько рабским ошейником и своего рода «меткой прокажённого», с которым не хотят связываться, чтобы не создать себе проблем. Такая ситуация не может быть устойчива в долгосрочной перспективе, потому что государство, в котором наиболее активные его же граждане начинают видеть угнетателя, поработителя, грабителя и «сионистский оккупационный режим», опирающийся на расовые меньшинства, едва ли будет стабильно, особенно в ситуации политического и экономического кризиса.

И здесь мы подходим ко второй важной тенденции, для которой кипрский кризис стал удобным предлогом: к общемировой кампании борьбы с офшорами.

4. Второе эхо кипрского кризиса: конец тайны вкладов

Вообще говоря, целенаправленными и упорными стараниями СМИ массовые представления граждан о сущности офшоров приобрели на редкость мистифицированный и мифологизированный характер. Рядовой гражданин зачастую представляет себе офшор как место, где мафиози скрывает от правоохранительных органов деньги, полученные заведомо криминальным, преступным путём. То есть подразумевается, что в офшорах хранят деньги исключительно одни только воры, коррупционеры и прочие криминальные элементы, скрывающие свои преступные доходы от правосудия. В реальности же использование офшора – это зачастую совершенно легальный, законный и не скрываемый способ оптимизации уплаты налогов от опять-таки совершенно легального и непредосудительного бизнеса, кстати, далеко не обязательно крупного. Капитализм есть капитализм, даже если он превратился в социальный симулякр. В его рамках каждый игрок стремится к максимизации прибыли. Разные государства предлагают разные законодательные и правоприменительные режимы налогообложения, и, естественно, капитал перетекает туда, где эти условия выгоднее. Государства здесь просто конкурируют друг с другом на рынке, предлагая бизнесу оптимальные условия развития, включая уровень и предсказуемость налогообложения, степень защищённости собственности, в ряде случаев – выгодную кредитную политику и т.д. Бизнес же просто выбирает ту юрисдикцию, которая предложила наилучшие условия при наименьших издержках. Это чисто экономическая сторона дела. Но кроме неё в определённом смысле существует и социально-психологическая сторона: собственник (не обязательно предприниматель, но также и просто обычный вкладчик) может учитывать не только текущую чисто монетарную выгоду, но и надёжность, связанную с репутацией, а также и психологический уровень своего доверия к той или иной государственной и банковской системе, или даже солидарности с ней, восприятия её как «справедливой» или «несправедливой». На самом деле не существует идеального «экономического человека», руководствующегося исключительно математическим расчётом максимальной прибыли. Любой человек в той или иной степени руководствуется своими симпатиями и антипатиями. И здесь речь не просто о «социальной ответственности» или «социальной безответственности» бизнеса, а о том, насколько собственное государство воспринимается как «своё» и «родное», как просто «чуждое» или даже как прямо «враждебное» и «ненавистное». Если предприниматель или даже просто вкладчик доверяет своему государству, видит в нём надёжного гаранта и защитника своих прав, свобод, интересов и собственности, он может безо всякого принуждения держать вклады или инвестиции в своей стране даже тогда, когда иностранные юрисдикции делают более выгодное в коммерческом плане предложение. Упущенную прибыль в данном случае можно рассматривать как долгосрочную инвестицию в повышение надёжности и защищённости себя и своей собственности, а также в «благоустройство» своей социальной и экономической среды обитания. И, напротив, если он воспринимает «своё» государство как вора, жулика, насильника и грабителя, то предпочтёт перевести деньги или бизнес в «нормальную», «цивилизованную» страну, даже если там меньше проценты по вкладам или выше подоходные налоги. Зато там выше гарантии сохранности и просто более понятная и прозрачная правовая система. В крайнем предельном случае возможна даже и вовсе неэкономическая мотивация: «пусть я потеряю, но и вам, кровопийцам, не достанется!».

Таким образом, вопрос «борьбы с офшорами» имеет две стороны – экономическую и социальную. В экономическом плане это вопрос о создании в стране оптимальных налоговых, правовых и кредитных условий для инвестирования, ведения бизнеса и для простых, не занимающихся бизнесом вкладчиков. Во внеэкономическом – это вопрос доверия экономически активных граждан к своему государству, их вера в то, что вложение в развитие своего государства – это плодотворная инвестиция в своё будущее, а не деньги, выброшенные на откорм воров, вымогателей и захребетников. В качестве крайнего примера можно привести Российскую Федерацию, где уровень недоверия к государству таков, что в иностранную юрисдикцию стремятся перевести свои счета не только простые предприниматели, но и государственные служащие и даже собственно сами государственные компании! Иными словами, сегменты самого же государства бегут из сферы насаждаемого государством правового беспредела и произвола. В США и странах Евросоюза ситуация, конечно, не столь гротескная, но по мере разрушения правовой и социальной системы она всё более и более проявляет узнаваемые «россиянские» черты и тенденции.

Однако государства, сами отчуждающие себя от гражданских коллективов и превращающиеся в закрытые олигархические корпорации, вместо того, чтобы работать над повышением доверия к себе и над качеством условий, предлагаемых вкладчикам и бизнесу, дружно идут по противоположному пути – насильственному уничтожению готовых сделать лучшее предложение конкурентов и преследованию готовых воспользоваться таким предложением собственных граждан. Вообще говоря, государственная борьба с офшорами имеет весьма карикатурный вид: государство, относящееся к собственным гражданам как к дойному скоту, требует от этих самых граждан жертвенной к себе любви, обвиняя в «предательстве Родины» и «отсутствии патриотизма» тех, кто просто пытается спастись от его вымогательства и грабежа.

Здесь можно выделить несколько направлений борьбы, имеющих одну общую цель, – установление полного контроля над имуществом граждан и, через него, над самими гражданами:

1. Жёсткое политическое и экономическое давление, оказываемое на страны с низкой ставкой налогообложения.

2. Жёсткое политическое и судебное давление на банки с целью принудить их к раскрытию тайны вкладов.

3. Целенаправленная многоуровневая политика, направленная на принуждение граждан к безналичному расчёту и поэтапное сужение сферы употребления наличных денег вплоть до полной их ликвидации.

4. Информационная кампания, направленная на демонизацию офшоров в глазах широких масс населения и прямое натравливание этих масс на людей, пытающихся выйти из-под тотального контроля и диктата со стороны государства.

Первые две задачи решаются посредством таких безотказных жупелов как «борьба с финансированием мирового терроризма», «борьба с наркоторговлей», «борьба с торговлей людьми», «борьба с нелегальной торговлей органами» и вообще в целом «борьба с организованной преступностью и отмывом грязных денег». Гораздо реже вопрос ставится чуть более честно – о борьбе с уклонением от налогов. По существу же вполне понятно, что и терроризм, и наркоторговля, и торговля людьми являются на самом деле орудиями и неотъемлемым элементом современной международной политики и реально не только контролируются спецслужбами ведущих государств-корпораций, но и могут в нынешнем мире существовать только под их контролем. «Борьба» же с ними имеет целью вовсе не их уничтожение, а именно сохранение эффективного контроля над ними. А главное, является идеальным предлогом для уничтожения остатков буржуазно-демократических свобод, личной, семейной и коммерческой тайны, неприкосновенности жилища и вообще частной собственности и всего, что составляет экономический, правовой, политический и культурный фундамент правового буржуазно-демократического общества. Государства, компании, финансовые структуры, пытающиеся сопротивляться требованиям раскрытия банковской тайны и ликвидации «налоговых гаваней», сразу же попадают в «чёрные списки», клеймятся как «пособники террористов» и подвергаются беспощадным судебным, экономическим, политическим, а при необходимости и военным санкциям со стороны пресловутого «международного сообщества», то есть транснациональной капитало- и корпоратократии, контролирующей аппараты ведущих государств.

Конечно, борьба корпоратократии ведущих государств с офшорами началась далеко не в 2013 году. Она с той или иной интенсивностью происходила на протяжении всех 1990-х и 2000-х и резко интенсифицировалась с началом глобального финансово-экономического кризиса в 2008 году. Можно вспомнить в этой связи, например, многосерийную драму борьбы США сначала с банковской, а затем и с государственной системой Швейцарии с целью добиться выдачи полной информации о вкладах американских граждан: в 2009 году атака на крупнейший швейцарский банк UBS с требованием передать информацию о его 4,4 тысячах его клиентов, затем в сентябре 2011 года требование раскрыть сведения о счетах и вкладах американских физических и юридических лиц в девяти швейцарских банках, включая Credit Suisse, Julius Baer и др. После долгой и тяжёлой борьбы требования США были удовлетворены, но с рядом условий и оговорок.

Однако именно 2013 год стал в этой борьбе за превращение каждого отдельно взятого человека в «крепостного холопа» в собственности «своего» государства своего рода переломной точкой. 17 января 2013 Департамент казначейства США опубликовал свои 544 страницы «Окончательных правил» по применению закона «О раскрытии иностранных счетов для целей налогообложения» (The Foreign Account Tax Compliance Act – FATCA). Закона, обязывающего (!) банки и другие финансовые институты всех стран мира (!) под угрозой 30% налога на все их доходы, получаемые от источников в США, доносить американским налоговикам о всех проводимых по их счетам доходах американских граждан или просто лиц, так или иначе «связанных с США» в самом широком смысле слова, например, всего лишь имеющих на территории США почтовый или абонентский ящик или даже написавших доверенность на имя человека, имеющего адрес на территории США! В феврале Швейцария подписала-таки соответствующее соглашение, что закономерно вызовет цепную реакцию аналогичных требований к ней со стороны других стран и прежде всего стран Евросоюза. В том же самом феврале состоялось не имевшее прецедентов с 1415 года отречение римского папы Бенедикта XVI, которое, что примечательно, связывают, помимо громкого скандала по поводу педерастического лобби, с гораздо менее громким, но явно намного более существенным и значимым конфликтом вокруг слишком «непрозрачного» для американцев «Института религиозных дел», то есть Банка Ватикана, позволявшего себе, например, до самого недавнего времени такие вещи как анонимные перечисления денежных средств по поручению «одного из наших клиентов». Понятно, что это вызвало обвинения в «отмыве денег мафии», да и за раскруткой сексуальных скандалов последних лет вокруг верхушки католического духовенства, по всей вероятности, тоже на самом деле стоит борьба за контроль над Банком Ватикана. Не обязательно над собственно финансовыми потоками, возможно, что в немалой степени – за контроль над персональными данными. Версий и домыслов о причинах, раскладах сил и последствиях своего рода «революции» в Ватикане существует много, но достаточно очевидно одно – то, что она совершенно чётко укладывается в логику борьбы с офшорами, то есть с наличием у тех или иных людей или институтов секретов от всевидящего ока государственных налоговых и полицейских органов, за которыми стоит транснациональная олигархия. Затем имел место, собственно, кипрский инцидент. Не успела ещё завершиться острая фаза кипрского кризиса, как произошла атака т.н. «офшорликс» на офшоры британской юрисдикции (опровергая тем самым мнение о том, что атака на кипрскую банковскую систему была осуществлена в их интересах). В итоге произошла «утечка» 2,5 миллионов конфиденциальных документов о счетах более чем 120 тысяч компаний на Британских Виргинских островах, острове Кука и в других офшорных «убежищах», приведшая к раскрытию сведений, имеющих отношение к крупнейшим фигурам политического и делового мира, включая президента Азербайджана Ильхама Алиева и его семью, казначея избирательной кампании президента Франции Франсуа Оланда Жан-Жака Ожье (Jean-Jacques Augier), многих чиновников, бизнесменов и их родственников из России, Канады, Азербайджана, Таиланда, Монголии, Пакистана, Филиппин. Исследованием «утечки» и открытой публикацией в интернете её материалов занялся Международный консорциум расследовательской журналистики (ICIJ). Итог – фронтальное наступление на саму идею «тайны вклада», практически независимо от принадлежности офшора к той или иной юрисдикции.

Параллельно с борьбой с офшорными юрисдикциями, ровно с теми же целями и под теми же самыми лозунгами («борьба с отмыванием грязных денег», «борьба с наркобизнесом», «борьба с финансированием мирового терроризма») резко интенсифицировалась в 2013 году борьба мировой олигирхии и её местных квазигосударственных администраций с криптовалютами и особенно со стремительно набирающими популярность биткоинами, не только позволяющими организациям и частным лицам эффективно уходить из зоны видимости и тотального контроля «Большого брата» (сросшихся между собой налоговых, банковских, полицейских структур и разного рода спецслужб), но ещё и создать систему обмена, принципиально неподконтрольную банковской олигархии и её эмиссионным структурам! Речь идёт ни много ни мало о разрушении мировой монополии на эмиссию денег, то есть о подрыве самой основы капиталократии как формы власти и распределения благ. Самое смешное при этом то, что помимо стандартных обвинений в «содействии уклонению от налогов», «сокрытию криминальных доходов» и т.п. (одним словом, говоря откровенно, в содействии обеспечению финансовой тайны и защите от тотальной слежки) биткоинам ставится в вину... их необеспеченность. И это в мире фиатных фантиков, в котором исключена сама возможность существования обеспеченных денег, а большая часть номинальной денежной массы не обеспечена даже и бумажными деньгами и представляет собой ни что иное как просто обретшие статус «денег» записи о чьих-то долгах!

Конечно, вполне справедливо может быть поставлен вопрос о классовой природе или как минимум социальной принадлежности и характере основных сил нынешнего противостояния. Действительно, простые рядовые трудящиеся не пользуются офшорами и вообще не так уж часто имеют счета в иностранных банках и недвижимость за рубежом, хотя в принципе в этом нет ничего невозможного. Однако, конечно, основной жертвой грабежа в западном мире в первую очередь станут состоятельные предприниматели, а в применении к российским реалиям – коррумпированные чиновники, прячущие за рубежом наворованные в России деньги. Это вызывает в чисто эмоциональном смысле определённое злорадство, слегка прикрытое «торжеством справедливости». Хотя от того, что обворовавшего нас местного гангстера ограбит более матёрый иностранный банкстер, мы сами ничего не выигрываем. Но посмотрим на суть дела не с точки зрения наших коллективных эмоций и вполне обоснованной ненависти к ельцинским частным приватизаторам и путинским государственным казнокрадам, а с точки зрения глобальной логики процесса. Кто кого и в чьих интересах в данном случае экспроприирует? Кто здесь жертва и кто выгодополучатель?

Достаточно очевидно, что первоочередная жертва экспроприации – это крупная и даже сверхкрупная буржуазия, в первую очередь, собственно, западная. Иными словами, не в меру разросшийся за годы неолиберального курса (то есть с конца 60-х – начала 70-х) слой «новых» миллионеров и мультимиллионеров. Возможно, даже и миллиардеров. Но именно тех, кому позволили заработать (выиграть, присвоить, получить) эти пусть и очень большие деньги в рамках не ими установленных правил виртуального симулякра капитализма. Это богатые и даже очень богатые люди, но остававшиеся все эти годы и продолжающие оставаться внутри управленческой матрицы. Иными словами, это те люди, которым большие деньги дали (например, позволив успешно спекулировать на фондовой бирже, на рынке недвижимости или даже заработать в современных быстроразвивающихся сферах высокотехнологичного производства, таких как производство персональных компьютеров, мобильных устройств, интернет-технологии и т.д.), но которые не имеют доступа к механизмам эмиссии. Те, для кого деньги были целью и ценностью, а не средством, те, кого деньгами награждали и по существу дрессировали, вознаграждая за лояльность и социальное поведение, соответствующее требованиям реальной управляющей элиты, но не те, кто награждал и дрессировал, производя деньги как прикладной инструмент своей власти. Иными словами, это те, кто продолжает ещё жить «при капитализме», не понимая, что капитализм давно превратился в управленческую матрицу. Естественно, что вместе с упразднением и обнулением самой матрицы капитализма могут быть упразднены и обнулены артефакты этой матрицы, то есть фиктивные виртуальные капиталы, равно как и фиктивные, не обеспеченные реальной властью и силой права собственности.

Ещё более жёстко, по-видимому, произойдёт «обнуление» собственности туземных «элит». То есть тех представителей мировой периферии, которых мировые управляющие поманили призрачной возможностью интеграции в мировую элиту и использовали для слома национальных границ и интеграции в единую капиталократическую псевдорыночную мировую систему управления и распределения. Как раз к этой категории относятся все наши российские приватизаторы, «олигархи» и чиновники, вложившие деньги в офшоры, элитную недвижимость и скупку заграничных футбольных клубов. Вероятно, похожая судьба ждёт всевозможных нефтяных шейхов, нуворишей стран БРИКС, а также племенных вождей из богатых природными ресурсами стран Африки, которым белые господа позволили некоторое время поиграть в «президентов суверенных государств» со счетами в западных банках.

Не менее и даже более важен вопрос о том, кто является субъектом осуществляющейся буквально на наших глазах глобальной революции, ликвидирующей капитализм как систему. Реальная мировая элита по своему происхождению, несомненно, является капиталистической. Она напрямую произрастает из олигархического сверхкрупного финансового (банковского) капитала, имеющего достаточно глубокие исторические корни и семейно-клановые династические традиции. В период капитализма она оформилась в процессе естественных для его развития процессов концентрации и монополизации капиталов, особенно в связи с процессами их межотраслевого перетекания, установления средней нормы прибыли и, как следствие, отчуждения капитала от непосредственного производства и его накопления в обезличенном виде в финансовом секторе. В эпоху, непосредственно предшествующую периоду буржуазных революций, уже отчасти сложившаяся на тот момент финансовая олигархия сформировала транснациональные управленческие сетевые структуры и механизмы конвертации денег в политическую власть и политической власти – в ещё большие деньги. После ликвидации структур «старого порядка» и создания ширмы «демократии», позволяющей осуществлять реальную власть безлично, анонимно и от лица подставных фигур, начался период мощного развития, структурирования и кристаллизации транснациональной финансовой олигархии, который привёл в итоге сначала к приватизации эмиссии государственных денежных знаков частными банковскими структурами, а затем – к ликвидации золотого стандарта. Это превратило деньги из средства относительно эквивалентного и равноценного в смысле трудовой стоимости обмена товарами в механизм одностороннего присвоения и последующего распределения продуктов труда, то есть фактически заменило рынок на систему изъятия продуктов труда и их последующего внерыночного распределения как вознаграждения за лояльность власти и исполнение предписанных ею моделей поведения и социального взаимодействия [2, 4]. На этом этапе транснациональная финансовая олигархия перестала быть собственно капиталистической, потому что капитал для неё из цели превратился в прикладное средство власти и управления. Произошло её (финансовой олигархии) фактическое вычленение из состава буржуазии как класса и частью перерождение, частью сращение со структурами корпоратократии. Процесс концентрации и монополизации капитала закономерно привёл к саморазрушению буржуазии как класса и, соответственно, к саморазрушению буржуазной государственности, утратившей суверенитет и превратившейся в простое орудие власти неформальных сетевых наднациональных структур.

В конце 60-х – начале 70-х годов  XX века финансовая олигархия, контролирующая посредством эмиссии фиатных денег распределение как реальных жизненных благ, так и виртуальных фетишей богатства и успеха запустила проект «неолиберализма» или «рыночного фундаментализма». Однако ирония ситуации состоит в том, что провозглашаемая идеология «рыночного фундаментализма» на тот момент была уже инструментом расширения сферы не реального рынка как системы эквивалентного обмена, а действующей под личиной «рынка» мировой системы распределения и контроля. В рамках виртуального симулякра, своего рода «матрицы», имитирующей «классический» капитализм, производящая деньги «из ничего» олигархия позволила резко разбогатеть сравнительно широкому слою из числа верхушки прежнего «среднего класса». Это позволило расслоить и разложить «средний класс», представлявший на тот момент для капиталократической олигархии реальную угрозу, вывести из его состава наиболее активные и способные к лидерству элементы, подкупить их, выдрессировать и добиться их лояльности и согласия за щедрое вознаграждение играть по заданным правилам. Именно так и в мировой метрополии, и в странах мировой периферии был сформирован и в социальном плане изолирован от «среднего класса» относительно большой слой «новых» мультимиллионеров и миллиардеров, не причастных к реальным механизмам власти и к контролю над тайной производства денежных знаков «из ничего». В этом слое «очень богатых» реальная мировая олигархия «спряталась» и стала незаметна в качестве особого субъекта, но при этом отнюдь не смешалась и не растворилась в нём, всецело сохраняя свою субъектность и «трансцендентность» по отношению ко всей созданной виртуальной матрице «неолиберального» капитализма. В этом смысле различие между представителем реальной мировой олигархии, производящим деньги как средство вознаграждения и дрессировки, и «простым мультимиллионером», для которого эти деньги являются ценностью и который их, подобно дрессируемой цирковой собачке, должен тем или иным способом «заработать», гораздо фундаментальнее и важнее, нежели различие между «простым мультимиллионером» и получающим пособие безработным. Потому что первое различие – это различие между законодателем правил и участником игры, вынужденным по ним играть, а второе различие – всего лишь между более и менее успешным игроком. И тем не менее подавляющее большинство считает второе различие фундаментальным, а первого не видит вовсе, считая, что «простой миллиардер» и олигарх, причастный к тайне «печатного станка», являются представителями «одного класса».

Параллельно с вычленением в особую социальную группу «новых богатых», разложение прежнего «среднего класса», порождённого эпохой кейнсианства, шло и с другой стороны: через «новых левых», мобилизованных «революциями дегенератов» конца 60-х годов, началась активная маргинализация и люмпенизация низов «среднего класса». В мировой метрополии стала стремительно формироваться и мобилизовываться своего рода «клиентелла» (в позднеримском смысле), то есть большая маргинализованная социальная страта, отвыкшая и не желающая работать и живущая подачками. Опираясь одновременно на эту легко управляемую и манипулируемую агрессивную массу и на подкупленных иллюзорной возможностью «войти в мировую элиту» «новых богатых», реальная олигархия смогла в 70-е годы XX века раздавить «средний класс» как основной субъект гражданского общества, буржуазной демократии, национальной государственности и суверенитета. Не уничтожить его полностью, но лишить в подавляющем большинстве стран Запада субъектности, внутренней структуры и своего рода «классового» (конечно, в кавычках) самосознания. В рамках этого была осуществлена деиндустриализация, деструкция системы образования, мультикультурализация общества и т.д. Параллельно в странах мировой периферии деструкция национально-государственного суверенитета была осуществлена руками местных элит, соблазнённых предложением интегрироваться на правах равных партнёров в единый общемировой «клуб миллиардеров и мультимиллионеров».

Сейчас, буквально в течение 2012 – 2013 годов стремительно начался переход на новый этап. Дальнейшее поддержание функционирования матрицы капитализма, очевидно, сочтено мировыми управляющими по той или иной причине более нецелесообразным. Либо игрушка стала слишком дорогой в условиях реального истощения природных ресурсов, либо она сломалась чисто технически, либо просто отслужила свой срок и стала более не нужна. Как бы то ни было, она прямо на глазах демонтируется. Сложившийся за годы «неолиберализма» слой «новых миллионеров» явно сдаётся мировой капитало- и корпоратократией на растерзание злорадно воющей и улюлюкающей толпе жаждущих новых социальных подачек люмпенов, управляемой посредством совершенно карикатурных персонажей типа «президента США» негра Барака Хуссейна Обамы II или французского «вождя педерастов и лесбиянок», «социалиста» Франсуа Олланда. Более всего, конечно, при этом смешно соблюдение внешнего антуража «демократии»: люмпенское большинство «избирает» «главой государства» своего рода «опереточного большевика», прельщающего толпу шариковскими лозунгами типа «отнять и поделить» и «пусть богатые тоже плачут». После этого форменного цирка от лица «воли избирателей» и посаженного ими в президентское кресло шута государственный аппарат начинает открытый грабёж собственных богатых граждан (типа попытки Олланда ввести 75% налог на годовые доходы свыше миллиона евро, которым суд так и не позволил ему обложить частных лиц, но которым он в итоге обложил-таки выплачивающие такие зарплаты компании) и их преследование по всему миру (как в случае пресловутых «Окончательных правил» Департамента казначейства США по применению закона «О раскрытии иностранных счетов для целей налогообложения» FATCA). И это даже не говоря о более изящных схемах типа весьма вероятных судебных конфискаций собственности российских «олигархов» (первые звоночки – красноречивый прецедент признания «внелегальными» капиталлов т.н. российских «олигархов» в британском суде в ходе дела Березовского против Абрамовича, а также выдвинутое в рамках «дела Магнитского» требование прокуратуры Южного округа Нью-Йорка конфисковать элитную недвижимость, скупленную в Нью-Йорке российскими коррупционерами на деньги, украденные из российского бюджета). Понятно, что пока это только подготовка, но при необходимости нетрудно найти вполне законные основания для широкомасштабной конфискации хранящихся в США и Европе средств и имущества не только российских приватизаторов, но и их «коллег» из Латинской Америки и прочих стран «третьего мира».

Понятно, что ограбление миллиардеров и миллионеров осуществляется под видом «борьбы с кризисом», «социальной справедливости» и под ритуальные пляски и беснования ликующих люмпенов. Вся эта экспроприаторская кампания позиционируется как якобы «социальные меры» со стороны государства, выступающего в амплуа этакого арбитра в отношениях богатых и бедных. Понятно, что всё это в чистом виде демагогия и бутафория. «Надклассовых» и «внеклассовых» государств не бывает, равно как и чудес с «победой народных масс» на «демократических выборах». Того же Кеннеди убили за гораздо меньшее.

Да, это, безусловно, демонтаж капитализма. Но демонтаж, осуществляемый не в интересах общества, а в интересах переросшей капитализм транснациональной олигархии. Да, несомненно, первейшей жертвой этого удара станут и уже становятся миллиардеры и мультимиллионеры, не входящие в круг реальной правящей миром элиты. Возможно даже, что, воспользовавшись случаем, одни кланы реальной мировой олигархии всерьёз сведут счёты с другими, то есть в итоге будут уничтожены и некоторые из реальных мировых олигархов. Но итогом станет лишь консолидация и укрепление транснациональной мировой диктатуры. Практически неминуемо следующей после миллионеров жертвой экспроприаций и конфискаций станут остатки «среднего класса», которые ждёт резкое падение жизненного уровня, утрата большей части накоплений, а также прав и свобод. Одним словом, судьба советских врачей, учителей и инженеров в 90-е годы. Обнищание, потеря социального статуса, а для начала – обвальное изъятие банковских вкладов.

Вообще говоря, отношения банка и его клиента прямо на глазах меняют своё содержание на диаметрально противоположное. В прежнем классическом понимании основной функцией банка было гарантирование и максимально надёжное хранение средств вкладчика, в нынешнем мире, напротив, банк обеспечивает контроль над средствами клиента и возможность их в любой момент конфисковать по решению стоящей за спиной местных администраций (в силу курьёза сохранившим наименование «национальных правительств») глобальной корпоратократии. В прежнем классическом понимании банк обеспечивал максимально надёжное хранение тайны вкладов, защищая тем самым своего вкладчика в том числе и от притязаний государства, в нынешнем мире, напротив, банк является одним из основных субъектов, собирающих полные данные о всех доходах и расходах клиента, характере его покупок, перемещениях, наличии у него свободных средств – для передачи этой информации фискальным, полицейским, судебным органам транснациональной мировой диктатуры. В прежнем классическом случае банк, если только речь идёт о хранении средств на депозитном счету, а не в банковской ячейке, делил с вкладчиком свой доход, выплачивая ему проценты по вкладу. Теперь же номинальные банковские проценты таковы, что даже не покрывают инфляции, то есть фактически вкладчик не только не получает доходов, а несёт убытки от хранения своих средств. Это может показаться возвращением к первоначальной банковской практике, существовавшей до легализации ссудного процента, когда не банк выплачивал вкладчику процент, а, напротив, вкладчик платил за услуги по надёжному и гарантированному сохранению его собственности. Однако это сходство мнимое, потому как современный банк как раз снял с себя гарантии надёжного хранения средств и в полном объёме присваивает себе доход от всех рискованных спекуляций средствами вкладчика, при этом перекладывая на него все риски. Но и это ещё не предел, потому что уже на полном серьёзе обсуждается вариант введения отрицательной процентной ставки по банковским вкладам. То есть введение не только фактического (в силу инфляции), но уже и номинального «налога» на хранение денег в банке – своего рода «демерреджа», фактически лишающего человека возможности делать накопления и принуждающего его совершать покупки, хотя бы даже и ненужные, просто чтобы не терять деньги по ходу их «хранения». А для того чтобы человек не мог отказаться от всего этого пакета «услуг», система дополняется ещё двумя элементами: отказом от выплаты зарплаты наличными и обязательным её переводом на банковский счёт (что уже полностью реализовано в США и Европе и почти полностью – в России), а в весьма обозримой перспективе – полной ликвидацией наличных денег. В итоге банк становится частью системы, с одной стороны, тотальной слежки за каждым своим клиентов, а, с другой стороны, потенциальным репрессивным инструментом, позволяющим автоматически и неизбегаемо его наказывать в спектре от штрафных списаний средств до полной блокировки счёта и лишения возможности вступать в любые экономические интеракции с окружающим социумом. В случае же России (на Западе пока на такую вопиющую меру ещё не решаются, видимо, опасаясь социального взрыва) венцом всему становится уже внедряемая «Универсальная электронная карта», объединяющая в себе удостоверение личности, банковскую карту, электронную подпись, проездной документ, медицинскую карту, документ пенсионного страхования и ряд других функций, иными словами, объединяющая возможность тотального отслеживания и контроля любых перемещений и действий человека и абсолютную ликвидацию категории тайны личной жизни.

Казалось бы, в условиях, когда, во-первых, продолжается массированная накачка мировой экономики необеспеченными фиатными долларами и евро (программа «количественного смягчения» QE3, несмотря на неоднократно тиражируемые слухи о её скором свёртывании, продолжает реализовываться, то есть «печатный станок» продолжает печатать денежные знаки для выкупа не только казначейских обязательств США, но и «мусорных» ипотечных бумаг) и сохраняется практически нулевая ставка рефинансирования, позволяющая банкам дополнительно наращивать кредитную денежную массу, а, во-вторых, крайне ненадёжным и опасным становится хранение денег на банковских депозитах, «логика рынка» должна была бы привести к ажиотажному спросу на драгоценные металлы. Однако вместо этого 2013 год ознаменовался, напротив, резким, если не сказать обвальным падением их цены. И это ещё одно указание на то, что никакого «объективного», «стихийного» и «естественного» рынка попросту не существует, а рост и обвал цен по существу производятся в директивном порядке и являются продуктом волевого субъективного политического решения, а не объективных экономических процессов.

5. Структура виртуальной матрицы капитализма в России

Для того, чтобы понять, каким образом кардинальные изменения, происходящие в мире, могут отразиться на ситуации в России, необходимо хотя бы самым кратким образом охарактеризовать и уяснить логику исторического генезиса и суть собственно российской политической системы в том виде, в каком она сложилась в результате уничтожения СССР в ходе знаменитого «размена власти на собственность», а затем окончательно оформилась и кристаллизовалась в годы условной т.н. «путинской стабильности».

Хотя в Советском Союзе (по крайней мере, после коллективизации и индустриализации) классов как таковых в полном объёме и значении этого слова не существовало, но существовали тенденции к классообразованию – в эпоху Сталина активно подавляемые и пресекаемые, а после его смерти получившие возможность развития и разрушившие советское социалистическое общество. Тенденции к формированию в советском обществе новых классов после ликвидации прежних эксплуататорских классов были объективны и с точки зрения марксистской методологии предсказуемы и даже неизбежны. Лев Троцкий – ярый ненавистник Советской России и России вообще как таковой, владевший, однако, методологией марксистского анализа на весьма высоком уровне и умевший её применять – в своей книге «Преданная революция» приводил важное замечание Маркса: «развитие производительных сил является абсолютно необходимой практической предпосылкой (коммунизма) ещё потому, что без него обобщается нужда, и с нуждой должна снова начаться борьба за необходимые предметы и, значит, должна воскреснуть вся старая дребедень». На основании этого замечания, а также на основании того, что опять же по Марксу «право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества» Троцкий делал вывод о закономерном перерождении советской бюрократии. Действительно, в условиях неизжитой нужды собственность с необходимостью будет распределяться неравномерно, а имущественное расслоение будет создавать предпосылки для классообразования и формирования классового государства.

И.В. Сталин, однако, владел методологией марксистского анализа не хуже Троцкого и прекрасно понимал суть угрозы. Он ясно видел, что практически сразу после победы в Гражданской войне новый партийный и государственный аппарат, оказавшийся распорядителем общенародной собственности, приобрёл корпоративный интерес закрепить за собой монопольную привилегию этого распределения и замкнуться в особую закрытую от рядовых советских трудящихся корпорацию. Став во главе советского государства, Сталин и группа его единомышленников, опираясь непосредственно на поддержку трудящихся масс, стали жёсткими административными мерами подавлять бюрократическое перерождение аппарата. Однако Сталин ясно понимал, что административные меры могут дать лишь временную отсрочку, и процесс классообразования, будучи объективным, неизбежно в конце концов победит и уничтожит бесклассовое социалистическое общество, если не ликвидировать экономическую базу этого перерождения – нужду, связанную с недостаточным развитием уровня производительных сил. Поэтому основной задачей сталинского руководства было форсированное экономическое развитие страны и создание экономической базы, необходимой для поэтапного расширения коммунистических отношений и сужения пространства отношений товарно-денежных. И действительно, с 1931 по 1941 год Советский Союз совершил фантастический скачок в развитии своих производительных сил, пробежав путь, который капиталистические страны проходили столетиями. Затем стремительное развитие было прервано войной и замедлено необходимостью послевоенного восстановления.

Однако параллельно с ликвидацией экономической базы для классообразования перед руководством страны стояла задача не допустить перерождения бюрократического аппарата в эксплуататорский квазикласс и уничтожения социалистической государственности до того, как будет ликвидирована экономическая база такого перерождения. То есть приходилось не только устранять причину, но, поскольку это требовало значительного времени, в то же время непрерывно бороться со следствиями.

Таким образом, хотя после коллективизации и в ходе индустриализации страны в советском обществе не существовало классов как таковых, но существовали процессы, с одной стороны, классообразования, а с другой – борьбы с этим классообразованием и его подавления. Соответственно, существовали социальные группы, не являющиеся классами, но имеющие черты и признаки классов и в определённой мере проявляющие себя как классы. Между этими группами происходила борьба, по своей природе классовая. Вся сталинская эпоха представляет собой эпоху острой социальной борьбы этих групп и их интересов.

Одной стороной этой борьбы был массовый партийный и государственный аппарат (административно-хозяйственная номенклатура), ещё с 20-х годов начавший осознавать свои корпоративно-групповые интересы как коллективного распорядителя (а в желаемой им перспективе – и коллективного владельца) общенародной собственности. Второй стороной борьбы были массы советских трудящихся, работающих на государственных производствах за зарплату, и опирающееся на эти массы и выражающее их интересы узкое руководство во главе с И.В. Сталиным. Целью Сталина и группы его единомышленников было сохранение бесклассового, общенародного характера Советского государства то есть недопущение консолидации номенклатуры на основе её узкогрупповых интересов и перерождения в замкнутую корпорацию, а в перспективе – в класс.

Исходя из этого, становится понятна вся логика острой внутриполитической борьбы, приводившей периодически к эксцессам террора. С одной стороны, Сталин и его группа, опираясь на прямую поддержку советского трудового народа, стремились как идеологически, так и организационно ослабить и раскачать корпоративную монополию партаппарата на власть, расширить каналы вертикальной социальной мобильности, открыть путь к управлению страной одарённым выдвиженцам трудовых коллективов и советских общественных организаций. Именно эту цель преследовали крупномасштабные идеологические, политические и организационные реформы, центрированные вокруг проекта новой Сталинской Конституции 1936 года. Тихое, но активное и действенное сопротивление партийной и государственной бюрократии этим реформам вызвало необходимость в репрессиях, как в единственно возможном средстве сломить аппаратное сопротивление и приструнить саботирующих реформу аппаратчиков. В ответ аппарат, не имея возможности противостоять Сталину открыто, под теми же формально лозунгами борьбы с троцкизмом, шпионажем и вредительством, перехватил машину репрессий и перенаправил её на диаметрально противоположные цели – инициировал массовые репрессии рядовых трудящихся, которые были социальной базой и движителем сталинских реформ, с целью превентивно затерроризировать и запугать их, физически уничтожить наиболее политически и социально активные элементы. То есть, не допустить практической реализации заложенных в Сталинской Конституции возможностей демократизации страны и ограничения власти аппарата. Подробно и детально внутренняя логика и история этой борьбы описана в книге историка Ю.Н. Жукова «Иной Сталин».

Борьба эта – по природе своей борьба классовая, хотя классов как таковых не существовало, а существовали лишь интересы, имеющие классовый характер, на основе которых и возникали тенденции классообразования – с переменным успехом происходила в течение всей эпохи Сталина вплоть до его смерти (или – по некоторым версиям – гибели). В итоге Сталин при своей жизни не допустил перерождения государства, но и не успел ликвидировать хозяйственно-экономический базис этого перерождения, хотя меры по его ликвидации осуществлялись в правильном направлении (в частности, по мере восстановления народного хозяйства после Войны рост реальных доходов населения обеспечивался не повышением зарплат, а снижением цен. Пространство действия товарно-денежных отношений постепенно сужалось).

Однако после смерти Сталина политический расклад кардинально изменился. Новое руководство страны во главе с Хрущёвым (тем самым, который в 1937 году был одним из наиболее активных инициаторов массовых репрессий) прекратило борьбу против корпоративных интересов партаппарата и перешло на его сторону. Или, говоря точнее, сам партаппарат в лице Хрущёва и его окружения захватил ключевые посты и присвоил власть в государстве. Массы советских трудящихся оказались дезорганизованы и лишены лидеров. Их стихийное сопротивление (наиболее яркий эпизод – события в Новочеркасске 1-2 июня 1962 года) было легко и быстро подавлено силами государственного аппарата.

Партийно-государственный аппарат консолидировался вокруг своих корпоративных интересов, в значительной мере замкнулся и стал поступательно перерождаться в социальную группу классовой природы – в господствующий эксплуататорский квазикласс. В этом состоит историческая причина прекращения репрессий – борьба окончилась победой одной из сторон – партийной бюрократии, получившей возможность оформиться в господствующий квазикласс, ещё не владеющий, но уже распоряжающийся в своих корпоративных интересах всей общенародной собственностью.

Однако несложно понять, что народившийся квазикласс по определению не мог не стремиться стать полноценным классом, то есть из распорядителей превратиться в собственников. Поэтому перестройка была прямым и неизбежным следствием десталинизации. В сущности, это был единый процесс, просто растянутый во времени в силу того, что «гашение» набранной при Сталине инерции движения к социализму и разворот общественного движения в противоположном направлении требовал от бюрократии значительного времени.

При этом нужно ясно себе отдавать отчёт в том, что как только произошла консолидация правящего аппарата в квазикласс и захват этим квазиклассом верховной государственной власти, так с неизбежностью он стал стремиться к разрушению ограничивающих его развитие рамок советской социалистической государственности, то есть к капиталистической контрреволюции. Следовательно, он стал исподволь, неявно, но целенаправленно разрушать основы социалистического общества – идеологические, мировоззренческие, ценностные и даже бытовые. То есть стал разлагать советское социалистическое общество и готовить его к принятию и признанию реставрации капиталистических отношений [7].

В этой связи весьма наглядно столкновение «либералов-западников» и «патриотов-почвенников» в сфере искусства и культуры. Не как, разумеется, некое «с неба упавшее» противостояние, ставшее причиной дальнейшей перестройки, как его описывают некоторые псевдопатриотические горе-публицисты, а как оформление идущей в позднесоветском обществе квазиклассовой, а местами уже и просто классовой борьбы. То есть оформление столкновения материальных интересов больших социальных групп. С одной стороны, советских трудящихся, заинтересованных в сохранении завоеваний социализма и бесклассового характера общества и государства. С другой стороны – квазикласса партийной и государственной бюрократии, заинтересованной в своём превращении из квазикласса распорядителей в класс полных владельцев средств общественного производства, то есть стремящейся к клановой приватизации общенародной собственности на природные ресурсы, средства производства и иные находящиеся в общенародной собственности материальные блага. Таким образом, борьба либералов-западников и патриотов-почвенников внутри советской интеллигенции хрущёвского и брежневского времени была отражением классовой борьбы больших социальных групп, имеющих признаки классов. Борьбы, имеющей базисом, как и всякая классовая борьба, вопрос собственности на средства производства в частности и на собственность в целом. То есть лежащая на поверхности борьба между идеологизированными группами интеллигенции была на самом деле не содержанием процесса, а только его отражением. Коренная же причина была не в западничестве и не в либерализме представителей интеллигенции, и не в иных идейных уклонах и культурных пристрастиях, а в объективном столкновении интересов советских трудящихся как квазикласса, стремящихся вернуться к социалистическому бесклассовому обществу, и партийно-государственного аппарата как квазикласса, стремящегося стать классом в капиталистическом классово-антагонистическом обществе.

Понятно, что в этой классовой (!) борьбе целью и задачей номенклатуры было разложить самосознание советского – и, прежде всего, Русского – народа, лишить его коллективного осознания своих интересов, то есть максимально лишить его возможностей консолидации как на классовой, так и на национально-этнической основе. Соответственно, с этой целью (а не по мотивам «масонского заговора» или верности либеральным ценностям) и стал целенаправленно разрушаться советский коллективизм, патриотизм, чувство национальной гордости и вообще национальной идентичности, стала разрушаться этика труда, насаждаться мелкобуржуазное сознание. Отсюда и искусственно «сверху» инициированный бум индивидуальных дачных участков, и негласно поощряемое мелкое воровство («несуны»), и насаждение антисоветской по духу дегенеративно-попсовой эстрады. Отсюда становится понятно и то, почему формально «советское» и номинально «коммунистическое» руководство открыло дорогу антисоветским писателям, театральным и кино- деятелям и прочей либеральствующей интеллигенции. И почему оно же подвергло давлению и остракизму подлинно советскую, патриотическую и национально-русскую культуру. Не потому, что либералы-западники «обволокли» руководство страны своими взглядами и ценностями. А потому только, что интеллигенты-западники на самом деле не более чем просто реализовывали и обслуживали классовые материальные интересы и политический заказ этого самого руководства – моральное разоружение и дезориентацию общества, имеющее целью ослабить сопротивление советских граждан изъятию у них общенародной собственности в ходе предстоящей приватизации.

Описание модели краха СССР, представленное выше, принадлежит авторству публициста Д. Зыкина – хотя немарксистского и являющегося скорее противником социализма, но весьма наблюдательного и умного. Мы лишь скорректировали его на основе марксистского подхода и обратили внимание на то, чего Д. Зыкин не видит: на то, что историческая альтернатива «неизбежному» краху была – успеть дорастить производительные силы до уровня, когда ликвидируется нужда и создаётся материальная база для развития коммунистических отношений. То есть достигается равенство в изобилии, а не в обобщённой нужде.

Таким образом, Советский Союз был уничтожен отнюдь не жидомасонами, сионистами или англо-американскими шпионами, а своим же собственным партийно-государственным аппаратом. С ясной и конкретной целью – всё, что прежде было в общенародной собственности и чем аппарат только распоряжался, но отнюдь не владел, перевести в свою теперь уже полноценную частную собственность. А всякие англо-американские, сионистские и прочие агенты влияния – они, конечно, подталкивали, устанавливали контакты, где-то направляли в выгодное им русло. Но не они были главной действующей силой и субъектом произошедших изменений. У них у самих ничего бы не получилось, как не получалось в течение всех 70 лет истории Советской России, если бы их желания не совпали с желаниями и интересами самого государственного аппарата.

Этот момент нужно чётко понять. Крушение СССР было спланированной и успешно осуществлённой операцией партийно-государственного аппарата самого СССР. Борцы с привилегиями, обличители командно-административной системы и прочие демократы первой волны были лишь массовкой, которую сама же партбюрократия и выпустила на некоторое время побесноваться и погалдеть на сцене для отвлечения внимания публики от того, что в это время происходило за кулисами, куда якобы «поверженная демократами» партбюрократия удалилась сама по собственной воле, изобразив лишь для отвода глаз сконфуженное выражение лица. То есть от раздела собственности и реальной власти. Потом даже не успевшую ещё толком отпраздновать свою «победу над тоталитаризмом» недалёкую в массе своей умом народофронтово-демократическую массовку со сцены так же быстро и управляемо убрали, как до этого выпустили. Кого сейчас из «демократов первой волны» хоть кто-нибудь вспомнит? Разве что тётку Салье, истерично оравшую на площади «сорвите эту красную тряпку».

В отличие от всякой шантропы, возомнившей себя новыми князьями да боярами, серая масса чиновничества действовала без суеты и спешки. После «демократических» трепачей и пустозвонов пришла очередь и побывших «халифами-на-час» «всесильных олигархов». В политическое небытие один за другим отправились сначала Гусинский, потом Березовский, а для Ходорковского и компании одним только «политическим небытием» дело уже не ограничилось. Всякие же прочие абрамовичи и мамуты были крайне жёстко поставлены на место и уцелели именно потому, что приняли правила игры, действовавшие с самого начала. Криминальная революция была устроена вовсе не затем, чтоб отдать всю государственную собственность кучке борзых еврейских выскочек, которые в действительности были лишь грязной пеной на гребне волны, но никак не самой волной. Революцию делала партийно-государственная бюрократия. Для себя. Сегодня она – реальный фактический коллективный собственник страны и всех её богатств.

И вот установилась та система, которая существует последние десять лет. Тоже своего рода виртуальная матрица периферийно-колониального капитализма. Встроившись в «мировой рынок», то есть в систему «эквивалентного» обмена реальных ценностей на крашеную бумагу, местная «элита» приняла правила игры, установленные мировыми управляющими. В рамках этой системы фактически единственной универсальной ценностью, как уже неоднократно было отмечено, выступают фиатные деньги, производя которые «из ничего» и в любом потребном количестве, мировая капиталократическая элита получает возможность дрессировать всех участников мировой системы, как цирковую собачку. К этой дрессировке (то есть к «рациональному поведению, направленному на получение максимума вознаграждений») и сводится по существу вся современная мировая экономика и её «законы». Поскольку в рамках этих «экономических законов» продавать сырьё в России «оказалось» «экономически выгоднее», нежели заниматься собственным производством, производство вкупе с сельским хозяйством было по существу «экономически логично» пущено под нож. Вся экономическая, управленческая и социальная структура была выстроена вокруг «Большой сырьевой трубы». И здесь возникает собственно российская матрица, также имитирующая «капитализм». Природные богатства, которые находясь в земле, принадлежат государству, будучи извлечёнными тотчас «как по волшебству» становятся собственностью извлекший их частной компании. Закономерный вопрос: зачем государство даром отдало природные ресурсы частнику?

Обслуга виртуальной матрицы, включая всевозможных «истинных марксистов» спешит всех заверить в том, что это всё потому, что «государство есть аппарат насилия в руках правящего класса», а правящий класс, мол у нас – это буржуазия. Потому как у нас вроде как капитализм. И весь государственный аппарат РФ – это, мол, всего лишь коллективный наёмный менеджер правящего буржуазного класса, обслуживающий его интересы. Нынешних «марксистских» сказочников не смущает даже тот факт, что классами по определению называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Иными словами, понятие класса может быть определено только в связи с местом социальной группы в системе производства. В этом смысле поздняя советская бюрократия действительно постепенно перерождалась в класс. Но произведённая ею обвальная деиндустриализация России и разрушение собственного отечественного производства естественно привели к деклассированию общества, то есть внешне парадоксальным образом не породили, а как раз разрушили уже формировавшуюся в позднем СССР классовую структуру. Стремясь окончательно оформиться как класс, но имея совершенно ложное и неадекватное представление о глобальных общемировых процессах, советская партийная и государственная бюрократия сделала ставку на интеграцию себя в мировой глобальный капиталистический класс – как раз в то самое время, когда в мире практически окончательно завершился процесс ликвидации реального капитализма и его превращения в виртуальный социоуправленческий (манипулятивный) симулякр. Интегрируясь якобы в «мировой рынок», советская бюрократия на самом деле интегрировалась как раз в «мировую административно-командную систему», то есть мировую систему внерыночного директивного распределения, в которой России заведомо было отведено место непроизводственного, чисто сырьевого сегмента. Несомненно, в ходе ликвидации СССР и последующей приватизации произошло колоссальное имущественное расслоение, но это расслоение не являлось по своей природе классовым, потому что определялось не местом социальной группы в ликвидированном по большей части общественном производстве, а лишь мерой и масштабом доступа к распределению нетрудовых доходов от расхищения природных богатств страны. Более того, как раз это расслоение разрушило классовую структуру общества, привело широкие массы населения к деклассированию и люмпенизации. В результате в 1990-е годы возникли острые социальные противоречия и конфликты, но даже тогда они не носили выраженного классового характера, а по мере дальнейшего вынужденного «врастания» населения в непроизводительную «экономику Большой Трубы», то есть по мере деклассирования сначала его объективного бытия, а затем и субъективного сознания, классовая составляющая в социальных процессах и противоречиях практически и вовсе сошла на ноль, если не считать чисто локальные и практически не затрагивающие общество в целом конфликты типа забастовок на фордовском заводе во Всеволожске в 2007 году или забастовок на заводе «Антолин» в октябре – ноябре прошедшего 2013 года.

Самое смешное, что в «классовую» «сказку про белого бычка» (то есть про «российский капитализм»), транслируемую т.н. «коммунистической оппозицией» и т.н. «марксистскими теоретиками» (либо продажными и попросту нанятыми, либо фантастически безграмотными и бездумными в своём догматизме), готовы верить. То есть, по сути, верить в то, что становление, оформление и развитие классовой структуры и классовых противоречий возможно в условиях продолжающейся деиндустриализации страны и деклассирования её населения! Между тем, правильный ответ на вопрос «зачем государство отдаёт основной источник прибыли в руки частным компаниям?» звучит совершенно иначе и притом совершенно не «классово». Да затем же, зачем сын турецкоподданного Остап Бендер сделал главой фирмы «Рога и копыта» не себя и даже не Паниковского, а зиц-председателя Фунта. Затем, чтобы «в случае чего» именно Фунт и сел бы в тюрьму. Это же ясно, как белый день. Причём всё без обмана – Фунт знал, на что идёт и за что ему платят. Точно также абрамовичи, дерипаски, мамуты и прочие – это не «буржуазия», а лишь номинальные владельцы. Чисто формальные собственники. Кто этого не понимал и думал, что все эти игры с приватизацией навсегда и «взаправду» – тот кончил или как Березовский, или и вовсе как Ходорковский. Приватизация затем и была проведена со столь демонстративным размахом беспредела и беззакония, чтобы на каждого новоиспечённого миллиардера навсегда, на всю его жизнь и жизнь его потомков в архиве ФСБ была заранее готова папочка с документами. В которой материала хватит не то что на пожизненное заключение, а и на смертную казнь, даже не говоря уж о такой малости, как полная конфискация всего имущества. И, обратим внимание, материала совершенно подлинного, «честного», без всяких там фальсификаций и подтасовок. А, кроме буквы закона, есть ещё легитимность общественного мнения. Потому что население-то «новых собственников», наживших миллиарды на грабеже страны, знает лично, поимённо и в лицо. И ненавидит люто. И не только одобрит любую над ними расправу со стороны государства, а собственными руками разорвёт на куски – дай только возможность.

Так кто они – эти «частные собственники», в руки которых «по недогляду» государства попадают природные ресурсы страны? Владельцы? «Правящий класс капитализма»? Как бы ни так! Они ширма, зиц-председатели фунты, а заодно и заложники. Едва получив в свои руки сказочные богатства, они, имена которых известны всей стране, вдруг начинают – совершенно добровольно, заметим! – с потрясающим воображение альтруизмом делиться, делиться и ещё раз делиться. Ибо им тоже – представьте – хочется жить, и притом жить в особняках (которые, правда, у них в любой момент могут отнять), а не на нарах. Кто же те люди, с которыми они делятся? Вот в том и весь смысл системы, что имён и лиц этих счастливчиков мы доподлинно не знаем и не узнаем. Затем всё и сделано, чтобы эти люди в итоге получали всё, даже если бы ничего не воровали и не присваивали сами. И, соответственно, ни за что не несли бы персональной ответственности. Чтобы их – этих конечных выгодополучателей – вообще как бы и не было (по крайней мере так оно было до последнего момента, то есть до начала разрушения сложившейся системы). О них можно сказать только то, что они – чиновники [8].

И всей своей массой именно они, бывшие вплоть до последнего времени организованным коллективным субъектом колониального управления, и составляли законы (которые потом единоросовская дума просто по сути лишь проштамповывала). При этом важно понять принцип российского законодательства и самой системы организации власти в период после государственных переворотов 1991 – 1993 годов. Реальность состоит вовсе не в том, что корпоративный субъект власти в качестве коллективного диктатора в одностороннем порядке прямым насилием навязывает обществу правила и законы, обязательные к исполнению под страхом репрессий. Это было бы только полдела. Суть же в том, что законы и правила заведомо пишутся и создаются таким образом, чтобы их невозможно было исполнять в принципе, чтобы их нарушение было практически неизбежно. Чтобы если не каждый, то почти каждый гражданин, начиная от президента страны и заканчивая последним бомжом, в обязательном порядке был повязан круговой порукой нарушения закона. Чтобы на каждого либо фактически, либо потенциально существовал компромат и было готовое дело. Причём чем выше по социальной иерархии, тем более жёстко действует этот принцип: войти в государственную систему власти попросту невозможно тому, кто всерьёз не нарушил закон и на кого нет серьёзного и весомого компромата. Только через совершение тех или иных достаточно тяжких преступлений потенциальный кандидат на аппаратную должность может доказать свою благонадёжность и лояльность системе в целом. Потому что именно наличие как можно более убойного компромата гарантирует зависимость того или иного лица и, следовательно, его сговорчивость. Эта круговая порука и является основой социальных отношений, успешно обеспечивавших вплоть до последнего времени относительное корпоративное единство и связность государственно-бюрократического аппарата. Причём как основной принцип государственного управления он имеет тенденцию выходить далеко за пределы генерирующего его государственного аппарата и постепенно распространяться на всё население страны сверху донизу.

Подчеркнём ещё раз этот важнейший для понимания структуры и функционирования современного российского общества момент. Законы и правила пишутся вовсе не для того, чтобы навязать подвластному объекту их исполнение. Напротив, с точки зрения принципов сложившейся системы закон или правило, исполнения которого в принципе возможно добиться, бесполезен и нефункционален, потому что пишется он именно для того, чтобы создать необходимость в его нарушении и через это нарушение добиться «виновности» и потому зависимости и подвластности. Ныне действующий принцип власти в РФ состоит в том, чтобы обеспечить заведомую виновность (и, как следствие, бесправие, зависимость, подконтрольность и сговорчивость) всех хоть сколько-нибудь социально значимых лиц, в идеале – вообще всех жителей страны без исключения. Этот принцип «крючка», являющийся общим методом вербовочной работы составляющих весомую часть российского государственного аппарата спецслужб, исчерпывающе объясняет всю ситуацию в РФ, начиная от тотальной коррупции и заканчивая ставкой на замещение граждан нелегальными мигрантами, начиная от абсолютной невозможности для не-юриста (а, возможно, даже и для юриста тоже) разобраться в существующих законах и заканчивая принципиальной невозможностью легального и прозрачного ведения бизнеса, начиная от невозможности решить самое элементарное гражданское дело в суде и заканчивая принимаемым в качестве самоочевидности и нормы жизни всем обществом антиправовым и даже прямо криминальным характером «работы» т.н. «правоохранительных органов». Едва ли мы выдадим военную тайну нашей горячо любимой Родины, если констатируем, что распилы и откаты в движении потоков бюджетных средств являются вовсе не «случайными флуктуациями», а как раз основным содержанием и смыслом всего движения. Коррупция государственного российского аппарата – это не его «болезнь», это не некое «отклонение от нормы». Это и есть сама его норма. Это то, ради чего и чем этот аппарат вообще живёт на всех своих уровнях вплоть до последнего гаишника, который выходит «на работу» отнюдь не с целью обеспечить соблюдение правил дорожного движения, а с целью состричь с водителей дань – причём особенно важно, что это воспринимается как самоочевидная норма бытия, а не как персональное нарушение. Скажем больше, в гипотетическом случае блокирования коррупции любое управленческое решение в РФ стало бы принципиально нереализуемым. В сложившейся системе практическое решение любого вопроса возможно почти исключительно коррупционным путём. Законы, подзаконные акты и иные правила сознательно написаны так, что в случае их «честного» соблюдения система как на уровне административно-государственного управления, так и на уровне деятельности государственных и частных экономических субъектов просто автоматически «зависает» и лишается способности хоть как-нибудь функционировать.

Главная причина тотального правового нигилизма, произвола и беззакония в РФ состоит даже не в полной нелегитимности вопиюще незаконным образом принятой после и в результате расстрела парламента конституции 1993 года и, как следствие, всех без исключения законодательных, исполнительных и судебных органов власти и всех без исключения незаконно принятых незаконными псевдогосударственными органами «законов» и «подзаконных актов». Она состоит даже не криминальном характере приватизации, круговой порукой которой опутано всё общество, начиная с тех, кого по ошибке именуют «олигархами» (номинальных фиктивных частных собственников сырьедобывающих монополий), и вплоть до полунищих семей, которым позволили «приватизировать» государственное жильё. Главная причина состоит в том, что тотальная нелегитимность всех почти без исключения структур и отношений собственности и власти не просто характеризует их исходное происхождение, но и воспроизводится вновь и вновь в каждом акте их жизнедеятельности и функционирования. Причём воспроизводится с системной необходимостью и неизбежным образом.

Кто бы что ни мечтал на этот счёт, но в период с 2000 по 2008 или даже 2011 год в рамках РФ под именем «путинской стабильности» действительно состоялся в определённом смысле вполне устойчивый социальный консенсус, имевший два основных аспекта – антиправовой и антиэкономический. Антиправовой аспект, состоящий в «узаконенной» возможности (и даже необходимости) всеобщего несоблюдения законов в обмен на всеобщую «виновность» и потому вынужденную лояльность системе и бесправие в отношении власти, был охарактеризован выше. Суть же антиэкономического аспекта состоит в реализованной возможности (и также вынужденной необходимости) для подавляющего большинства населения «освободиться» от какого-либо производительного труда, как физического, так и умственного, и фактически жить за счёт распределяемой государством природной ренты, либо получаемой посредничеством, либо выплачиваемой под видом зарплат за абсолютно бессмысленную с точки зрения результата непроизводительную и в чистом виде имитационную деятельность, чаще всего состоящую в оформлении отчётных документов.

В период президентства Ельцина общество ещё отторгало т.н. «рыночные реформы» и требовало по сути возвращения от ларёчно-базарно-перекупочной экономики к экономике производственной. Вчерашний советский инженер, вынужденный стать «челноком» и мелким спекулянтом, не только остро переживал этот переход и хотел вернуться в прежнее положение инженера, но и реально мог это сделать, поскольку сохранял ещё и полученное образование, и свои профессиональные навыки. Однако необходимость год за годом вынужденно приспосабливаться к сложившейся ситуации постепенно изменила и самих людей. Социальная и экономическая система в итоге полностью срослась с теми факторами, которые её постепенно убивают – и уже не может воспроизводиться без них. Выросло целое поколение граждан, которые и не хотят, и, за неимением соответствующего образования и навыков, уже и не могут заниматься реальной производственной деятельностью. В отсутствие реального производства навыки старшего поколения, незаписываемые и передаваемые только в непосредственном обучении, были безвозвратно утрачены. Несущими конструкциями социально-экономической системы страны стали три:

1. Добыча и экспорт сырья.

2. Импорт промышленных и сельскохозяйственных продуктов. Их продвижение на российском рынке (дистрибьютинг, маркетинг), посреднические услуги, рекламный бизнес, собственно сфера торговли, сервисы по обслуживанию импортной техники. Сюда же, в лучшем случае, относится «отвёрточное производство» – то есть примитивная сборка из экспортных деталей.

3. Сфера управления и распределения. Растущая с каждым годом масса чиновников, управленцев, депутатов всех уровней, их помощников, мелких клерков и т.п. К сфере управления непосредственно примыкает сфера силовых структур – как государственных, так и частных.

Именно эти три сферы и сформировали всю социальную структуру «нулевого десятилетия». Они служат основными каналами, по которым распределяются средства. Вокруг них нарастает сфера обслуживания, индустрия развлечений, коммерческого туризма, шоу-бизнес разного уровня, заменивший все формы искусства, коммерческая система платной медицины и превращённая в бизнес система коммерческого образования. Обратим внимание: в этой социальной структуре практически нет ни рабочего класса, ни крестьянства, ни научной и инженерно-технической трудовой интеллигенции. Крестьянство просто уничтожено импортом дешёвых продуктов. Рабочий класс в основном сведён к категориям шахтёров и нефтяников, выведенных за пределы крупных городов и потому не играющих серьёзной роли в политических процессах. Квалифицированный заводской рабочий класс фактически ликвидирован за счёт импорта дешёвой китайской и более качественной европейской промышленной продукции. Неквалифицированный рабочий класс (строители, дорожные рабочие, разнорабочие и т.п.) заменён гастарбайтерами – то есть, выведен за границы не только Русской нации, но и российского общества в целом. В этой структуре вообще нет классов как таковых, поскольку практически нет производства и производительного труда, создающего прибавочную стоимость. Более того, по мере «естественного развития», то есть дальнейшего «врастания в систему мирового рынка» и дальнейшей сырьедобывающей специализации России следует ожидать не зарождения присущих капитализму антагонистических классов, а, наоборот, окончательного отмирания даже тех отдельных классовых рудиментов, которые пока ещё в какой-то мере сохранялись и могли быть наблюдаемы. В условиях неизбежного после вступления в ВТО окончательного разрушения остатков отечественного промышленного и сельскохозяйственного производства логически неизбежно дальнейшее ослабление вплоть до полного исчезновения остатков пролетариата и крестьянства.

 Отдельные же предприятия, сохранённые в основном из соображений престижа, занимаются, главным образом, имитацией собственного существования и функционирования, например, разработкой экспериментальных образцов, которые заведомо не будут внедрены в производство и т.п. То есть созданием отчётных единиц, обосновывающих выделение финансирования. Наука переориентирована с исследовательских задач на задачи выбивания и обоснования грантов. Сохранившаяся медицина занимается в основном составлением медицинской отчётной документации, рекламой импортных препаратов (по коммерческим договорам) и реализацией фармацевтической продукции, главным образом, вакцин, приносящих прибыли компаниям, приникшим к кормушке государственных закупок. При этом каждый отдельный гражданин, встроенный в эту социально-экономическую систему, является её заложником, поскольку единственным источником его существования служит место в данной системе. Любое нарушение сложившейся колониальной системы означает утрату той или иной категорией граждан средств к существованию. Во всей наглядности эту ситуацию показал опыт массовых протестов против повышения таможенных пошлин на легковые и грузовые иномарки в Приморском крае в декабре 2008 года, то есть фактически против введения протекционистских барьеров, нацеленных на защиту отечественного производства от иностранной конкуренции. Фактически этот случай, диаметрально противоположный всем требованиям народных масс и лозунгам народно-патриотической оппозиции 1990-х годов, наглядно показал, что вынужденные отказаться от производственной деятельности граждане за два десятилетия настолько уже адаптировались и вросли в новую реальность, что готовы не просто терпеть, но даже и защищать сложившуюся колониально-компрадорскую экономическую систему, несмотря на то, что она означает не только колониальную зависимость России, но и поступательное сокращение (геноцид) самого населения [9].

Таким образом, в годы пресловутой «стабильности» действительно состоялся своего рода консенсус между тремя ключевыми социальными группами деклассированного в силу деиндустриализации российского общества. Первая – правящий олигархат, состоящий из части прежних, ещё ельцинских т.н. «олигархов» т.е. номинальных сверхкрупных «собственников», верхушки чиновничества и спецслужб, а также непосредственно примыкающие к собственно олигархату круги. Вторая – т.н. «широкие массы населения», успешно отученные за два десятилетия от любого производительного труда и требующие, подобно римскому плебсу, лишь «хлеба и зрелищ». Третья – промежуточная между ними прослойка т.н. «среднего класса», представленная, прежде всего, офисным планктоном, а также деклассированной «творческой интеллигенцией». Олигархат получил возможность присвоить природные ресурсы. Распродажа природных ресурсов – дело сверхприбыльное, поэтому тратить энергоносители, сырьё, да и просто время и силы на поддержание отечественного производства олигархат не желает совершенно. Промышленное производство, равно как и сельское хозяйство страны пущено под нож: в силу ряда обстоятельств продавать за рубеж сырьё в обмен на готовую продукцию оказывается коммерчески выгоднее. Широкие народные массы уже привыкли и согласились жить подачками с нефтяной ренты, а не своим трудом.

Собственно, основная социальная структура современной РФ и представлена по большому счёту тремя группами паразитов и компрадоров: богатыми и свербогатыми паразитами – высшим чиновничеством и непроизводственной сырьевой «буржуазией»; средними паразитами из ничего не производящих столичных офисов и рядового чиновничества; и бедными паразитами-плебеями, люмпенами, живущими дармовыми подачками с того же самого нефтяного пирога. А люди, хоть что-то полезное производящие (даже не материальные продукты, а хотя бы только объективно полезные и нужные услуги) – они от этой основной паразитарной социальной пирамиды располагаются где-то по краям и по бокам. На краткий исторический момент (примерно в десять лет) между всеми этими категориями и стратами паразитов, тунеядцев и халявщиков возник «социальный пакт», состоящий в том, чтобы отменить необходимость труда, уничтожить принцип социалистического принуждения и мобилизации, и в дружном свинячьем восторге тупо прожирать как плоды самоотверженных трудов предыдущих поколений, так и Богом дарованные природные богатства страны. Прожирать, покуда их хватит, а там хоть трава не расти. Известный принцип – «после нас хоть потоп». А минимум необходимой всё же работы (улицы там подметать, подъезды мыть, дороги ремонтировать) – всё это перепоручить таджикским и узбекским гастарбайтерам, рассчитываясь с ними всё теми же доставшимися по наследству богатствами [10].

И это вторая – «антиэкономическая» – сторона системы, обеспечившей временную стабилизацию и относительную лояльность (больше похожую на заложничество) населения по отношению к правящей корпорации, осуществившей приватизационный захват общенародной собственности.

Уяснив экономическую, политическую и социальную структуру т.н. «путинской стабильности» мы, тем самим, раскрываем причины принципиальной невозможности её трансформации в национально-патриотическом, почвенническом ключе. Во-первых, сама экономическая сущность этой системы является колониальной. Россия не имеет продовольственной безопасности, то есть не обеспечивает себя продуктами питания. То же самое относится к продуктам индустриального производства. И то, и другое Россия импортирует на деньги, получаемые от экспорта сырья, причём, в первую очередь, нефти и природного газа. Это значит, что не только экономическая, политическая и социальная стабильность, но и само физическое выживание населения России полностью зависит от мировых цен на энергоносители и на продовольствие. Существенное нарушение соотношения между ними автоматически приведёт к физической невозможности обеспечить население страны продуктами питания. Вступление РФ в ВТО в августе 2012 года усугубило и закрепило данную зависимость, окончательно добив отечественное российское сельское хозяйство и промышленность и исключив даже чисто теоретическую возможность постепенного их возрождения в рамках существующей системы. Но не менее важно то, что как было детально рассмотрено выше, современный «мировой рынок» является симуляцией, прикрывающей контроль и директивное внеэкономическое распределение, своего рода мировую «административно-командную систему», если использовать перестроечный антоним «свободному рынку». Иными словами, мировые цены и на сырьё, и на продукты питания, и на промышленные товары вовсе не являются результатом стихийных самопроизвольных и саморегулирующихся объективных экономических процессов. Они устанавливаются и регулируются теми силами, которые удерживают контроль над эмиссией мировых фиатных денег и в силу этого имеют практически неограниченную возможность приобрести любой товар и в любом количестве в обмен на виртуальные знаки, производимые почти бесплатно и в любом потребном количестве. При этом  возможно не только опосредованное глобальное регулирование цен, но и перевод системы в режим «ручного управления». Проще говоря, система мирового управления позволяет при необходимости не только обвалить цены на нефть и природный газ, но и сделать это в конкретный день и в конкретное заранее запланированное число раз. Следовательно, экономическая и политическая ситуация в России и само её существование находятся не просто в руках слепого случая или безличных стихийных экономических сил и процессов, а в руках ограниченного узкого круга лиц, входящих в реальную мировую элиту, причастную к контролю над мировым «печатным станком», то есть над эмиссией фиатных денег. Поскольку они полностью контролируют ситуацию вплоть до возможности мгновенно создать ситуацию, несовместимую с выживанием большей части населения России и возможностью какого-либо воспроизводства управленческих функций российского государства, ни о каком даже самом минимальном и ограниченном суверенитете России не может быть и речи. Полная зависимость воспроизводства внутрироссийской системы власти от директивно устанавливаемых мировой олигархией цен на сырьё и на продовольствие в корне исключает возможность какого бы то ни было экономического, политического, правового или военного суверенитета РФ в принципе. И именно поэтому все столь популярные в среде т.н. «охранителей» разговоры о возможности постепенного перерождения российской элиты из компрадорской в почвенную и суверенную не имеют никакого смысла кроме манипулятивного и политтехнологического. Потому что ситуация здесь коренится не в менталитете, не в возможности «коллективного самоосознания», не в перерождении временщика и хищника в ответственного хозяина, думающего о будущем. Ситуация коренится в данном случае не в сознании российской «элиты», а в материальных обстоятельствах, которые уже, в свою очередь, определяют ментальность как своё отражение. Объективная же «материальная» реальность состоит в том, что российская «элита» теперь уже не имеет вообще никакого пространства для манёвра, даже в чисто гипотетическом случае, если бы субъективно она вдруг и захотела таковой манёвр совершить. И уже как следствие она в кадровом смысле комплектуется персонажами, согласными выполнять роль местной колониальной администрации внешнего управляющего субъекта и не претендовать на какой-либо суверенитет. В этом состоит одна сторона колониального порядка.

Вторая же сторона тесно связана с описанным выше механизмом деструкции права как категории. Причём, как уже было отмечено, причины здесь глубже, нежели только изначальная тотальная нелегитимность всей системы государственной власти (начиная с т.н. «конституции» и т.н. «Государственной думы», принимающей законы) и практически всей собственности, возникшей в результате криминальной приватизации. В конце концов, любая революция означает разрыв легитимности, но это не значит, что после неё режим полного уничтожения права и закона продолжается вечно. Причина здесь глубже и состоит в том, что само воспроизводство и функционирование государственной машины РФ в том виде, в каком она сложилась в 1991 – 1993 годы, требует перманентного воспроизводства беззакония и разрушении правовых рамок как своего необходимого условия. Эта система власти, основанной на всеобщей преступности и виновности как обязательном условии лояльности. То есть не просто на возможности, но на абсолютной обязательности нарушения законов в системе воспроизводства власти. Но именно по этой причине в собственных рамках российской юрисдикции невозможна правовая категория собственности – потому что невозможно само по себе право как таковое. Возникает парадокс: с одной стороны, весь смысл существования российской псевдогосударственной машины состоит в захвате и присвоении материальных богатств, но, с другой стороны, этот захват лишается смысла, поскольку не может быть закреплён в форме собственности. Сами участники и даже непосредственные генераторы беспредела ищут возможность каким-либо образом выйти за его пределы. То есть нуждаются в возможности каким-то образом закрепить за собой награбленное, перевести его из категории просто захваченного в категорию гарантированной и защищённой законом собственности. Однако в пределах России сохранение их же собственной системы власти требует в качестве основного своего условия всеобщего нарушения законов и, следовательно, в принципе не позволят что-либо правовым образом за собой закрепить.

Выход из этого противоречия только один – использование внешних по отношению к РФ юрисдикций. При этом речь идёт далеко не только о вывозе награбленных капиталов. Речь идёт, например, о таких вещах, как принципиальная невозможность в, мягко говоря, «размытом», а точнее попросту отсутствующем «российском правовом поле» заключить договор между экономическими субъектами, причём не важно – частными или государственными. Он попросту не будет иметь реальной силы вследствие сознательно созданной произвольной трактуемости и противоречивости законов, непредсказуемости, произвольности и коррупционной зависимости решений суда и крайней сомнительности практических механизмов исполнения судебных решений. В результате российские хозяйственные и экономические субъекты (в том числе принадлежащие государству!) при необходимости заключения юридически значимых договоров и отношений друг с другом... стараются заключать их в иностранной юрисдикции, преимущественно – в сфере англосаксонской правовой и юридической системы!

Именно в этом состоит главная суть офшоризации российской экономики: в принципиальном отсутствии и невозможности при сложившейся системе власти собственного российского правового поля. Причём в иностранную юрисдикцию стараются убежать все. И тот, кто с самого начала, с нуля стремится вести прозрачный и легальный честный бизнес и вообще не хочет как-либо вовлекаться в систему насквозь криминализованных российских взаимоотношений и подсаживаться на крючок компромата. И тот, кто в своё время нажил «первоначальный капитал» в мутной воде приватизационного беспредела и криминала, но теперь устал от этого и хочет от «первоначального накопления» перейти в режим «нормального» «правового» капитализма. И даже тот, кто и сейчас продолжает и в будущем намерен продолжать участвовать в российском криминальном беспределе, но при этом хочет припрятать награбленное в «безопасном месте», «в цивилизованной стране» – то есть там, где существуют правовые гарантии собственности. Парадоксально, но при этом не только у изначально честного и законопослушного гражданина или у гражданина «запачканного», но желающего «завязать» с криминальной экономикой и легализоваться, но даже у непосредственного актора и генератора правового нигилизма и беспредела возникает в итоге один и тот же мотив: вывести свою собственность за пределы российской внеправовой «чёрной зоны». Осознаем значимость этого психологического фактора. Если исходить из библейской формулы «где сокровище ваше, там будет и сердце ваше», то сердца своего в России не имеет не только рядовой гражданин, вполне обоснованно воспринимающий государство как враждебный себе оккупационный режим и пытающийся вырваться из его кабалы, но и представитель самого этого режима! Весьма поучительно сравнить «экономическое поведение» некого абстрактного гастарбайтера с поведением среднего обобщённого «россиянина». Гастарбайтер, приехав в безусловно более богатую и благоустроенную Россию и заработав здесь деньги, стремится перевести их на свою родину, даже если сам продолжает жить и работать в России. То есть его «центр мира», точка, где находится «его сердце» продолжает оставаться на его родине. Напротив, гражданин России, даже продолжая жить и работать в России, зачастую стремится тем или иным образом вывести свои деньги за пределы российской юрисдикции. Для богатых людей и представителей среднего класса это может быть счёт в зарубежном банке или приобретение недвижимости. Бедные же хотя бы стараются перевести свои скромные сбережения в американские доллары или в евро. В любом случае константа априорного недоверия к собственному государству налицо. Если не в реальности, то хотя бы в мечте житель России «своё сердце» держит где угодно, лишь бы за пределами «этой страны».

Это очень важный момент, объясняющий вторую причину невозможности «патриотического», «почвеннического» перерождения «российской элиты». Каждый отдельно взятый представитель российского государства (то есть чиновничьей корпорации) на самом деле не воспринимает себя частью господствующего коллективного субъекта, долгосрочно владеющего страной. Потому что это потребовало бы пусть неписанных, но всё же законов и правовых гарантий, а их практически нет даже для сугубо «внутреннего пользования». Напротив, принцип «заложничества» внутри господствующей бюрократической корпорации работает даже жёстче, чем вовне. Всё, что сегодня в обход номинального писанного государственного закона дозволяется, приветствуется и даже является обязательным, завтра может стать оружием в ожесточённой аппаратной борьбе кланов или «законным» и достаточным основанием для произвольных ритуальных жертвоприношений в рамках «борьбы с коррупцией». Правовых гарантий нет не только для рядового гражданина, но и для представителя государственного аппарата сколь угодно высокого уровня. Поэтому каждый отдельно взятый чиновник по существу так же, как и рядовой гражданин, видит в российском государстве чуждую, злую, потенциально опасную силу. Просто так уж вышло, что лично у него появилась удачная возможность за её счёт попользоваться. В этом как раз главная трагедия. Разменявшая в 1990-е годы власть на собственность чиновничья корпорация не организована сегодня в осознающий свои коллективные интересы субъект власти, который потенциально мог бы осознать себя хозяином страны и перейти от хищничества и расхищения к рациональному владению и защите своей коллективной собственности в своих же долгосрочных интересах. Более того, приняв в качестве главного метода управления вербовочный принцип «крючка», принцип обязательного нарушения закона и наличия убойного компромата как гарантии лояльности и послушности, господствующая корпорация лишила себя самой возможности консолидации в реальный коллективный субъект, способный к долгосрочному рациональному целеполаганию и вменяемому управлению страной пусть уж и чисто в своих корыстных кланово-корпоративных, но хотя бы долгосрочных интересах. Власть, осуществляемая через всеобщую виновность и правовую беззащитность каждого, приводит к тому, что у этой власти нет субъекта. Она является «чужой» не только для тех, над кем она установлена, но и для тех, кто её непосредственно составляет и осуществляет. В этом смысле, как ни странно, между менталитетом рядового гражданина, отчуждённого от государства и видящего в нём (то есть в совокупности его институтов) врага и угнетателя, и менталитетом чиновника, получившего возможность за счёт этого по-прежнему чуждого государства поживиться, нет вообще никакого разрыва. При смене социального положения меняется роль и спектр возможностей, но не менталитет. Массовый рядовой гражданин, искренне проклинающий и люто ненавидящий обирающих его воров-чиновников и правительство, безусловно в то же самое время уже морально готов при первой возможности компенсировать «за счёт государства» все понесённые от него убытки, издержки и обиды, что и отражается в популярности известной народной пословицы: «сколько у государства не воруй – всё равно своего не вернёшь». То есть по своему менталитету практически любой представитель собственно государственного аппарата не начинает воспринимать себя хозяином, членом господствующей и владеющей страной корпорации, а остаётся таким же анархистом-индивидуалистом, антигосударственником, «городским партизаном» и тихим саботажником, ведущим пресловутую «войну каждого против всех» лично за себя, каким он был (или был бы), будучи рядовым гражданином.

Заинтересованного хозяина в этой системе просто нет вообще, есть лишь успешные и неуспешные участники разграбления страны – те, кому удалось пробиться в число участвующих, и те, кому это не удалось. Говоря словами Виктора Пелевина, «антирусский заговор, безусловно, существует – проблема только в том, что в нём участвует всё взрослое население России». Антинародный (компрадорский) характер российского государства не только порождает ненависть населения, но и сам в свою очередь настолько глубоко укоренён в антигосударственном менталитете и правовом нигилизме  населения страны, что даже полная стопроцентная замена всех нынешних чиновников на нынешних «рядовых граждан», проклинающих их за коррупцию и казнокрадство, привела бы лишь к ухудшению и усугублению ситуации, поскольку новая, ещё «голодная» генерация пришла бы с совершенно неудовлетворённой острой потребностью в кратчайший срок «вернуть у государства своё».

В этом состоит вторая причина колониального и компрадорского характера российской государственности и самого российского общества: во внешнем источнике легитимности любого права и собственности. Колониальная иерархия напрямую увязана с тем, насколько тот или иной человек свободен от генерируемого российским квазигосударством режима бесправия и беззакония. Иными словами, с тем, насколько то или иное лицо интегрировано в «мировую метрополию». Верхушку социальной иерархии колониального общества составляют полноценные граждане «метрополии», то есть те, кто имеет собственно само гражданство стран «первого мира» (США, стран ЕС, Канады, Израиля), вывезенный в «цивилизованные страны» капитал, достаточный для обеспечения финансовой независимости, вывезенную за пределы РФ семью (частичная защита от шантажа), а в колонию (т.е. в Россию) приезжает управлять «вахтовым методом». Где-то в середине социальной пирамиды располагаются представители «российского среднего класса», могущие себе позволить домик в Болгарии, счёт в иностранном банке и европейский вид на жительство. И, наконец, в самом низу – бесправные туземцы, те, чья жизнь и собственность полностью во власти российского беспредела.

До самого последнего времени эта иерархия «свободы от России» по существу совпадала с социальной и государственной колониальной иерархией самой России. То есть признавалось несомненным и самоочевидным, что быть «белым человеком» (иметь второе гражданство, фирму на Кипре, особняк в Англии или в Испании и счёт в Швейцарии) – это хорошо и почтенно для любого респектабельного российского чиновника, депутата или крупного бизнесмена, что это как раз то, к чему дóлжно и социально приемлемо стремиться. Только эта идентичность с «мировой метрополией» и создавала, во-первых, минимум хотя бы внутренних и неписанных законов, а, во-вторых, хотя бы призрачной субъектности господствующей корпорации. То есть хоть какую-то определённость правил игры, социальной структуры и хоть какой-то минимум цивилизации и личных прав.

Так вот теперь и этот минимум рухнул, поскольку сама «мировая метрополия» отказалась от роли внешнего гаранта и перешла по существу в такой же режим внеправового беспредела и произвола, какой в начале 1990-х установился в России.

6. «Кипрское эхо» в России

Кипрский кризис сыграл, несомненно, важную роль в начавшемся разрушении колониальной стабильности в России. Однако процесс начался раньше и с самого начала имел как внешние, так и внутренние причины.

Внутренние причины связаны с постепенным разрушением сложившегося в первые годы 2000-х «компрадорского консенсуса» между тремя основными социальными стратами  современного колониально-сырьевого российского социума: компрадорской «олигархией», «офисным планктоном» (т.н. «российским средним классом») и городским люмпенством («народными массами»). В 2011 году консенсус явным образом нарушился, проявлением чего стал довольно массовый «бунт офисных хомячков», известный также как «белоленточные протесты» и «Болотная площадь». И, хотя бунт этот режим предвидел, загодя подготовил каналы его протекания и, в конечном счёте, смог, поставив во главе протеста своих ставленников, даже тактически использовать с пользой для себя (о чём мы уже неоднократно писали [5, 11]), тем не менее, факт остаётся фактом: раньше социальной базы для массового протеста не было (и весь протест практически ограничивался нелепыми акциями «стратегии 31»), а теперь она появилась. И дело здесь вовсе не в экономическом кризисе и не в падении уровня жизни населения. Напротив, субъектом белоленточных протестов 2011-2012 года были как раз в материальном плане весьма обеспеченные прослойки населения обеих столиц, а отнюдь не «голодные и обездоленные». Действительно, экспортно-сырьевого пирога, которого раньше хватало на всех, теперь стало не хватать. Но не потому, что уменьшился пирог (как раз в 2011 году пирог этот был ещё велик как никогда благодаря восстановившимся, скорее всего, временно, мировым ценам на сырьё), а потому, что год от года растут аппетиты. Даёт себя знать знаменитая парадигма «неуклонно возрастающих потребностей трудящихся». Она же – мировая гонка «общества потребления». То, чего «столичному среднему классу» вполне хватало после холодных и голодных 1990-х, сегодня, после многолетней возможности отдыхать на Канарах и в Европе, уже кажется унылой серостью. Хочется перейти на новый уровень. В точности по сюжету сказки, уже не хочется быть ни столбовой дворянкой, ни даже вольною царицей, а хочется быть владычицей морскою и чтоб сама золотая рыбка была на побегушках. Хочется уже не просто зарплаты от 80 до 200 тысяч рублей в месяц за два-три часа в день никчёмных разговоров по телефону и праздного шатания в офисе, не просто трёхэтажных особняков в кредит и корпоративных пьянок в Египте. Хочется чтобы «вот те все гады с мигалками» резко и быстренько вспомнили, что они всего лишь «наёмные менеджеры» и... ну, короче, чтоб «и сама золотая рыбка на побегушках была». Именно это инфантильное желание стояло за пресловутым ором «белоленточной» массовки по поводу «честных выборов».

Стоит отметить, кстати, что случись вдруг по щучьему велению выборы действительно «честными» (то есть отражающими реальные предпочтения большинства избирателей), «белоленточная» публика тотчас умылась бы кровью – потому что тогда на сцену бы вышел выразитель воли уже совсем иных (и по достатку, и по характеру «корпоративный культуры») социальных слоёв, а именно массового городского люмпенства. А уж оно бы с «хомяков» шкуру бы содрало даже не ради прибытка, а хотя бы и просто ради бескорыстного удовольствия, ибо, выражаясь высоким слогом, эти два культурных сообщества выражено некомплиментарны. Так что будь «хомяки» поумнее, они бы день и ночь только и молили правящий режим об одном: о том, чтобы выборы всегда оставались фикцией и обобщённая «света-из-иваново» не сорвалась бы с цепи. Однако коллективная деятельность «офисного планктона» подчинена слепому хватательно-жевательному чисто «хомячьему» инстинкту, а не рациональному просчёту своих интересов хотя бы на пару шагов вперёд. Поэтому они делают ровно то же самое, что в XIX и начале XX века делали их исторические предшественники – всяческие интеллигентствующие разночинцы в спектре от салонных либеральных болтунов и позёров до откровенных бомбистов. А именно, каждый в меру отпущенных природой сил и смелости, подтачивают фундамент «проклятого ненавистного самодержавия». Итог этого занятия уже хорошо известен и по отечественному, и по зарубежному опыту: после короткой февральской оргии интеллигентско-хомячьей свободы, с неизбежностью срывается то, что при «проклятом самодержавии» мрачно сидело на цепи: анархические банды «пролетариев», «революционных матросов», «солдатских комитетов» и тому подобной публики, которая сначала рвёт «очкариков» просто голыми руками в порядке «революционного правосознания» прямо на улицах, а потом упорядочивает эту деятельность в форме ЧК. Так что для нынешних «борцов за честные выборы» с Болотной площади дожить до новых сталинских лагерей – и то будет, по-видимому, большой удачей, большинство рискует окончить в подвалах новоявленной «ЧК», где их уже будут ждать нынешние «светы-из-иванова», «рабочие уралвагонзавода» и просто «футбольные болельщики».

Впрочем, проявившийся в 2011 году разрыв между компрадорской «элитой» и компрадорским же «средним классом» – это не главное. Гораздо взрывоопаснее то, что происходит внутри самой «элиты» [10]. И здесь мы подходим к ответу на вопрос: как совместить резкое обострение «почвенничества» и «патриотизма» власти со вступлением в ВТО и с открытием базы НАТО в Ульяновске? Как объяснить нагнетаемую «патриотическую» истерику насчёт «иностранных агентов» с ликвидацией последних остатков экономического и правового суверенитета, а также обороноспособности страны? Не делая театральных пауз и не нагнетая сюжет ради красивой кульминации, ответим сразу и просто. На наш взгляд, единственное непротиворечивое объяснение состоит в том, что Путин пытается полностью замкнуть вассальную зависимость российской «элиты» перед Западом на себя лично. По-видимому, это не его личная инициатива и слепая «воля к власти», а сугубо вынужденный шаг, связанный с тем, что сама привилегированность чиновничьего слоя в соответствии с экологическим принципом доступных ресурсов привела к его стремительному количественному разрастанию и умножению, принявшему в «сытые нулевые» прямо-таки взрывоопасный характер. В свою очередь гипертрофированное разрастание чиновничества привело постепенно к истощению ресурсной базы и, как следствие, к резкой эскалации межклановой борьбы и к разрушению выстроенной в начале 2000-х пресловутой «вертикали власти». Именно это начавшееся разрушение системы управления и стало, по всей видимости, главной причиной вынужденно начатой «чрезвычайщины», то есть попытки перехода в «ручной режим» фактически личной диктатуры. «Первой ласточкой» в разрушении колониальной социальной структуры можно считать запрет, пусть даже и формальный, на второе гражданство и на заграничный вид на жительство для депутатов и части государственных служащих. Однако на практике этот запрет совершенно не работал в «нулевые годы» и не работает даже сейчас. Гораздо более весомы оказались новшества 2012 года: законодательный запрет для ряда категорий чиновников на владение зарубежной недвижимостью и на хранение денег в зарубежных банках, а также добавленная к нему президентская инициатива об обязательном отчёте министров по их и членов их семей крупным расходам. Конечно, в значительной мере этот закон вписывается в описанную в предыдущей главе общую логику законов, принимаемых специально для того, чтобы их не соблюдать. То есть, это ещё один «крючок», позволяющий закрывать глаза на нарушение закона ровно до тех пор, пока чиновник или депутат сохраняет полную лояльность системе. И «законно» (к тому же в высшей степени «патриотично» и попутно давая лишний повод охранительской пропаганде) наказать его в случае любого нелояльного телодвижения. И, тем не менее, в данном случае закладывается определённая мина под саму структуру и логику достижения социального статуса в РФ. То есть, если раньше российский господствующий слой (местная колониальная экономическая и политическая «элита») выступал непосредственным коллективным клиентом по отношению к элитам мировым, то теперь Путин пытается, очевидно, если и не пресечь полностью все прямые контакты наших элитариев с Западом, то, по меньшей мере, поставить их под угрозу. Превратить из предмета демонстративной гордости и демонстрации статуса в очередной «крючок», в точку слабости и уязвимости для шантажа. А в максимальном варианте – и вовсе сделать вассальные контакты с западными хозяевами своей исключительной монополией.

Это никоим образом не является шагом в направлении восстановления национально-государственного суверенитета. Более того, для того, чтобы данное изменение схемы управления было санкционировано «вашингтонским обкомом», Путину не просто придётся когда-то в будущем, а пришлось ещё в 2012 году сдать последние призрачные остатки этого самого суверенитета, а именно гарантировать полное уничтожение начавшей было потихоньку восстанавливаться продовольственной безопасности и закрепить подсудность российских юридических лиц внешнему экономическому суду путём вступления РФ в ВТО. В обмен он, по-видимому, надеялся или ещё надеется на то, что ему будет выдан ярлык на превращение всего правящего класса РФ в своих лично зависимых холопов.

Как было отмечено в предыдущей главе, одним из важнейших составляющих «колониального консенсуса» было по умолчанию принимаемое стремление каждого отдельного представителя экономической и политической «элиты» получить гарантии непосредственно от внешнего патрона. Это обеспечивалось тем, что каждый уважающий себя «элитарий» здесь (в колонии) работал представителем фактически колониальной администрации, но при этом имел (или думал, что имеет) статус «белого человека», а именно: недвижимость и банковские вклады за рубежом, возможность вывести туда семью, а в идеале – вид на жительство или второе гражданство. Собственно, наличие второго гражданства (американского, европейского, израильского или хотя бы, скажем, канадского) именно и давало нашему российскому «элитарию» статус «белого человека», гарантию (пусть даже и иллюзорную) правовой защиты своей личности и той части «заработанной» собственности, которая «зафиксирована» путём её вывоза из российского колониального «эльдорадо» в «цивилизованный мир» на случай внезапной «утраты доверия президента» здесь в колонии. То есть именно это и было основой его статуса.

Теперь же эта возможность даже иллюзорной интеграции в «мировой правящий класс» для представителей российской колониально-компрадорской «элиты» постепенно закрывается. Это, конечно, даёт повод т.н. «охранителям» для пропаганды и пиара на тему якобы начавшегося перерождения колониально-компрадорской администрации в суверенную почвенную элиту, мол, типа раз у «элитариев» не будет возможности иметь зарубежных вкладов и паспортов, то придётся им относиться к России уже как месту, с которым полностью связано их благополучие. Однако на деле переродиться в суверенную элиту нынешний правящий слой как раз и не может в силу причин, уже подробно рассмотренных выше. Комбинация из вступления в ВТО и размещения базы НАТО в Ульяновске (плюс возможность для НАТОвцев в любое удобное им время курсировать по автомобильным и железнодорожным дорогам от Ульяновска до западных границ РФ) свидетельствует о том, что санкционирование транснациональной мировой элитой перевода колониального управления РФ из режима олигархической криминально-«феодальной» анархии в режим личной диктатуры уже оплачена уступкой даже последних призрачных остатков суверенитета. Это ситуация гораздо более жёсткой колониальной зависимости, чем та, что была даже к началу 2011 года. Это уже практически путь к прямой оккупации. То есть, условно говоря, это превращает Россию из полуколонии типа стран Латинской Америки в стопроцентную колонию, а нас – из «цветных» в окончательных «негров».

И вот теперь представим себе положение наших «элитариев». Ещё вчера они гордо возвышались над рядовыми туземцами тем, что они как «белые люди» на самом деле имеют дома и паспорта «цивилизованных стран», а «в этой стране» только зарабатывают деньги. А теперь они по существу оказываются столь же бесправны, как и рядовые подданные. Конечно, в их пользовании остаются шикарные дворцы, яхты и личная охрана, но... Это не их собственность. Собственность – это категория правовая. А в нынешней РФ стоит «утратить доверие» или просто проиграть в межклановой борьбе – и нет больше ни дворцов, ни яхт, ни охраны. Хотя охрана, возможно, и есть, но уже не личная, а лагерная. Не нужно быть семи пядей во лбу чтобы догадаться, насколько для «элитариев» такой оборот дел приятен. И вот здесь мы переходим к самому главному. Правитель страны, даже абсолютный и единоличный, выступает выразителем интересов правящего класса. Не обязательно класса в строгом марксистском смысле, но, по крайней мере, правящего слоя, некой элиты. В этом качестве он может позволить себе идти против интересов большинства населения. Может он себе позволить и достаточно жёстко расправляться с отдельными представителями самой элиты. Но правитель, идущий против коллективных интересов элиты как социальной группы в целом, обычно заканчивает плачевно. Есть, конечно, в истории примеры правителей, осуществивших «революцию сверху», фактически уничтоживших прежние элиты и приведших к власти новые. Таковы, например, Иван Грозный, Пётр Первый, Иосиф Виссарионович Сталин. Но для того, чтобы стать с ними в один ряд, нужно не только обладать сопоставимыми личностными качествами (коих у Путина нет даже в дальнем приближении), но и иметь социальную опору в лице потенциальной новой элиты. Для этого нужно иметь свою опричнину, своё служилое дворянство или свой «ленинский призыв в партию». А есть ли что-то аналогичное у Путина?

Запрет для высших категорий чиновников иметь вид на жительство за границей, недвижимость и вклады за рубежом, а также обязанность министров отчитываться по своим расходам не имеют ничего общего с пресловутым «наведением порядка» и «подчинением чиновников общим законам». Как раз наоборот, эти меры окончательно разрушают последние призрачные остатки правил и хоть каких-то неписанных законов внутри российской «элиты», а значит и последнюю призрачную надежду на постепенное распространение этих законов на остальное общество. Скорее всего, они, с одной стороны, являются следствием, а, с другой стороны, сами в свою очередь ведут к эскалации раскола внутри элиты и обострения межклановой борьбы, перехода её в фазу войны на уничтожение без правил и джентльменских ограничений. Однако в то же самое время они могут на какой-то момент и консолидировать господствующий слой против Путина, потому как противоречат интересам всей правящей «элиты» как касты в целом.

Обратиться же к т.н. «среднему классу» и совершить «революцию сверху», опираясь на него, Путин тоже не может потому, что именно столичный «средний класс» (точнее говоря, его активная, политизированная часть) и составляет социальную опору «белоленточников», для которых «убрать Путина» – это политическая самоцель. В итоге остаются только социальные слои «ниже среднего». Но и здесь возникает проблема. Проводимая в течение двух десятилетий социальная и экономическая политика практически уничтожила в России рабочий класс. Когда во время политического кризиса конца 2011 – начала 2012 года Путину вдруг понадобились рабочие, то ближайшие к Москве оказались... да, только в Нижнем Тагиле. Ничего ближе сыскать не удалось. Но в Нижнем Тагиле, как известно, политика не делается, и даже сочувствие рабочих на Урале мало поможет кремлёвским обитателям, когда их стены начнёт штурмовать миллионная толпа в Москве. К тому же эта поддержка была до вступления в ВТО. А после втягивания России в ВТО с большой вероятностью нижнетагильских рабочих во вполне уже обозримом будущем или не станет вовсе, или их симпатии к Путину упадут до отрицательной отметки. Ибо вступление в ВТО тождественно разорению и уничтожению отечественного производства. Любого, кроме добычи и транспортировки сырья. С другой стороны, и отказаться от вступления в ВТО Путину тоже никак нельзя, потому что тогда уж точно западные хозяева не признают его «монархической революции», объявят диктатором, отлучат от «всего цивилизованного мира» и своей верховной властью, подобно средневековому Римскому Папе, освободят всех его вассалов от присяги. Иными словами, дадут «российской элите» отмашку поменять «главного менеджера». Но в итоге, благодаря сделке со вступлением в ВТО, с рабочими у кандидата в диктаторы тоже ничего не получится. Итого: «элита» – минус, столичный «средний класс» – минус и остатки рабочего класса – если не уже, то очень скоро тоже минус. Остатки трудовой интеллигенции не считаем – это чуть ли ни единственная социальная группа, которая колониальный консенсус не принимала изначально и была поэтому настроена антипутински даже в «нефтедолларовые нулевые». Что в итоге остаётся от прежнего социального консенсуса «путинской стабильности»? Остаются широкие массы люмпенства, то есть городских и особенно столичных паразитов ниже «среднего класса». Тех самых, которые ещё в Древнем Риме требовали «хлеба и зрелищ», а в современной РФ, собственно, и составляют ядерный электорат как «Единой России», так и лично самого Путина. Однако проблема в том, что эта социальная группа имеет свои специфические особенности. Во-первых, на её поддержке можно въехать во власть, но нельзя, опираясь на неё, стабильно во власти удерживаться. Городские деклассированные массы являют собой страшную силу в момент истерического возбуждения, когда они способны смести на своём пути если не всё, то многое. Но уже через неделю, а, может и через день, успокоившись, они разбредаются по домам и превращаются в бесструктурный кисель. Они не способны к систематической и стабильной активности. Как только коллективная истерия спадает, они становятся абсолютно безвольны и непригодны в качестве социальной опоры и поддержки. А, во-вторых, для того, чтобы сохранять их симпатии, их нужно постоянно прикармливать и развлекать. Причём, вчерашнюю норму прикорма и развлекухи они уже воспринимают как должное. Чтобы оставаться их «лидером», норма кормёжки должна каждый день увеличиваться. В противном случае, у них возникает ощущение, что им «недодали» со всеми вытекающими последствиями и реакциями. В этом они, впрочем, не уникальны. Как уже было отмечено выше, точно ту же психологию демонстрирует и т.н. «средний класс», равно как и т.н. «элита». Это вообще общее свойство психологии паразита, биологического иждивенца. Беда же современной России состоит в том, что после двадцати лет успешной деиндустриализации, она по существу представляет страну, большинство населения которой составляют не трудящиеся, а получатели сырьевой ренты. Профессиональные халявщики, убеждённые в том, что дармовщина – их законное право.

В результате путинская политика всеобщего закармливания и задабривания, дававшая столь блестящий результат все «нулевые годы», исчерпалась и более не работает. Крики «дай!» со всех сторон всё громче, всё недовольнее, всё раздражённее, а давать-то уже особо и нечего. Ну, то есть, давать ещё очень даже есть чего, но неоткуда давать каждый день больше, чем вчера. Бесконечное задабривание и закармливание взращённых самой же кремлёвской администрацией диких кавказских царьков уже встречает ярый вой обделённой и недокормленной столичной публики. Расплодившиеся чиновничьи «элиты» начинают придумывать себе «идейные расколы» на типа «либералов» и типа «почвенников» – лишь бы отодвинуть от кормушки конкурентов. А внизу нарастает глухое ворчание тех самых масс, для которых ещё недавно Путин был необходимым элементом культурной и даже отчасти «национальной» самоидентификации наравне с пивом и футболом. В свете (а, точнее, в сгущающемся сумраке) этого тупикового расклада, Путин после своей «как бы победы» на «как бы выборах» явно заметался и стал делать, прямо скажем, опрометчивые шаги в разные стороны одновременно. И, прежде всего, продолжая стремительно разоружать страну как в военном, так и в экономическом и даже правовом отношении, продолжая превращать её в колонию, в то же самое время пытается лишить «элитариев» атрибутов господ в пробковых шлемах и превратить их в такой же точно бесправный скот, как и всё остальное население.

Всю эту достаточно критическую уже тогда ситуацию мы достаточно подробно анализировали в конце 2012 года [10], однако в прошедшем 2013 году добавились новые весьма знаковые симптомы, свидетельствующие об окончательном распаде той корпорации, которая так в итоге и не сложилась в коллективный субъект власти. В этой связи стоит отметить, по меньшей мере, два показательных эпизода.

Во-первых, не привлёкший широкого внимания, но крайне важный, если не сказать судьбоносный весенний прецедент с переводом сотрудников целого ряда управлений Администрации президента из категории государственных служащих, обладающих целым пакетом пожизненных прав, льгот и привилегий, в категорию практически бесправных бюджетников. Параллельно с этим на ряд категорий чиновников Администрации президента распространилась популярная в стране практика замены постоянного трудоустройства на временный трудовой контракт, а также прокатилась волна увольнений, причём зачастую прямо рассчитанных на то, чтобы лишить почти заработанной пенсии, почти выслуженной казённой жилплощади и т.д. У некоторых «простых граждан» данные события вызвали всплеск злорадства на тему «богатые тоже плачут», прикрытого красивыми рассуждениями о «цивилизованных странах», в которых «чиновники – это просто наёмные служащие». Однако такого рода оценки выражают исключительно эмоции, а не трезвый просчёт ситуации и её последствий. Сложившаяся в России система социальных отношений полностью исключает, по крайней мере в обозримой перспективе, роль чиновника как «слуги народа», то есть простого наёмного менеджера. Само словосочетание «слуги народа» имеет в России отчётливо саркастический подтекст, причём данная ситуация, связанная с отсутствием гражданского общества, не является порождением последних лет, а была характерна и для советской, и для имперской, и для допетровской России. В последние же годы она приобрела и вовсе гипертрофированные формы. Единственная, хотя и призрачная надежда на мирное эволюционное патриотическое перерождение правящего слоя связывалась вовсе не с «пробуждением в нём совести и гражданской ответственности» и не с «превращением в простых наёмных менеджеров», а как раз с общекорпоративным коллективным самоосознанием себя в качестве не временщиков, а полноценных собственников страны и, соответственно, с переходом из режима скорейшего разграбления и раздербанивания страны в режим рационального и рачительного долгосрочного владения ею. То есть со своего рода «отыгрыванием» ситуации вспять к реалиям позднего СССР хрущёвско-брежневской эпохи. Но как раз именно эта надежда, впрочем, неоправданная и призрачная с самого начала, окончательно гасится такого рода неоперестроечной «борьбой с привилегиями номенклатуры». Ведь речь идёт ни о чём ином, как об отчуждении от государства и его интересов уже не просто рядовых граждан (давно превращённых в подданных, то есть в бесправную чисто кормовую базу), а лиц, непосредственно составляющих государственный аппарат. Причём даже не государственный аппарат вообще, а именно Администрацию президента, то есть едва ли ни единственную в государственной системе РФ структуру, сохранявшую помимо общих чисто паразитарных функций хотя бы минимум функций собственно управленческих. Как и в случае с СССР последних лет его существования, «борьба с привилегиями номенклатуры» является в данном случае крайне тревожным сиптомом, поскольку разрушение мотива даже весьма относительно «честной» выслуги «сословных привилегий» приведёт отнюдь не к бескорыстному служению, а к стремлению успеть как можно скорее урвать от своего должностного положения безо всякой оглядки на долгосрочные перспективы. Можно ли оценивать эти «реформы» оптимистически? Да, но только в том случае, если исходить из «революционного» посыла желательности скорейшего обрушения существующей системы. Но, если исходить из «эволюционного» посыла желательности мирного постепенного оздоровления системы, данную реформу можно оценить только как катастрофу или, по меньшей мере, свидетельство происходящей катастрофы.

Во-вторых, крайне показательна и симптоматична история, произошедшая 25 марта 2013 года, когда целый отдел Федеральной службы безопасности (ФСБ) отказался выходить на работу в знак протеста против открытого крышевания бандитизма кадыровских боевиков в Москве. Речь идёт о раскрытой ФСБ криминальной деятельности боевиков из т.н. «столичного отдела охраны Кадырова» (то есть «элитного» этнического государственного спецподразделения!), связанной с угоном машин, вымогательством, похищениями людей и изощрёнными пытками. И это даже не считая безнаказанных «бытовых» убийств московских водителей, не уступивших горским «элитариям» дорогу. Расследование особо тяжких преступлений банды кадыровских охранников изначально проходило под личным контролем главы Следственного комитета Александра Бастрыкина. Однако по мере того, как со стороны руководства Чечни нарастало давление, Следственный комитет стремительно терял интерес к «личному контролю», и в итоге ведущие дело сотрудники ФСБ оказались фактически брошены на произвол судьбы. Тем не менее, по-видимому, «феодальные» мотивы клановой конкуренции оказались в данном случае важнее мотивов чисто экономических, и ведущие дело сотрудники не приняли предлагаемых им чеченской стороной отступных и довели-таки дело до суда, не остановившись даже перед проведением в рамках следствия весьма рискованной командировки в Чечню для сбора доказательств. Суд, однако, как и следовало ожидать, признал обвинения недоказанными и отпустил чеченских боевиков на свободу. В знак протеста оскорблённые сотрудники ФСБ фактически объявили забастовку и собирались даже вывесить на Лубянке протестный транспарант. Более того, они обратились в «Новую газету», предав всё дело гласности и поведав, в частности, о том, как помощник руководителя спецслужбы заявил им, что «есть приказ с самого верха», согласно которому «до окончания Олимпиады в Сочи окружение Кадырова не трогать».

Таким образом, вполне оформилась ситуация, в которой целенаправленно взращённые, а затем интегрированные в структуру российской государственности этнические бандформирования (в данном случае, чеченские, но не только они) уже не контролируются на самом деле федеральными спецслужбами и сами начинают претендовать на то, чтобы подмять их под себя. Более того, сотрудники главной и наиболее влиятельной спецслужбы российского государства чувствуют себя оскорблёнными и преданными государством и идут жаловаться на него в оппозиционную, а фактически прямо и откровенно антигосударственную газету! Но тогда возникает естественный вопрос: если сотрудники ФСБ отчуждены и унижены государством, если сотрудники Администрации президента отчуждены от государства и обижены им, если депутаты и чиновники, по сути, испытывают шантаж со стороны государства, то кто же тогда сегодня составляет государство, кто является его субъектом, бенефициаром и «правящим классом»? И тут мы неизбежно приходим к выводу о том, что никакого государства на сегодня в России вообще не существует, что оно представляет собой не более, чем ментальный фантом, то есть существует лишь в сознании, но не в физической реальности. Партийно-государственный аппарат, осуществивший переворот 1991 – 1993 года на сегодня практически полностью распался в ходе мародёрства и своего стремительного «разбухания» и неизбежного при этом «разрыхления». Мы имеем дело сегодня не с единой структурой, а с анархо-феодальной совокупностью автономных более или менее институированных корпоративных сообществ, группировок и персоналий, взаимодействующих друг с другом и с окружающим обществом по «законам джунглей». То есть с ситуацией, когда та или иная «спецслужба» никому на самом деле не служит и представляет самостоятельный субъект отношений, представляющих только себя и свои собственные интересы. Это делает совершенно понятной ситуацию, когда охрана главы одного из субъектов РФ прямо в Москве промышляет похищениями людей с целью получения выкупа, когда полиция крышует и фактически организовывает наркоторговлю и квартирные грабежи, когда, получив информацию о нападении на станицу или село крупной банды, полиция затаивается в своём отделении, перестаёт отвечать на звонки и в лучшем случае готовиться защищать только саму себя, но никак не население, когда российское посольство, чтобы отвести угрозу от себя, выдаёт боевикам российских граждан. Ситуация изумительно напоминает III-V века нашей эры в Римской империи, когда вожди легионов воевали между собой, а разграбивший главный город Империи варварский вождь Аларих I имел номинальную должность магистра римской армии. Разница только в том, что сегодня где-то в этом хаотическом бульоне конфликтующих, борющихся друг с другом и договаривающихся на основе текущего баланса сил групп, кланов и вооружённых формирований, в том числе варварских и откровенно криминальных «плавает» второй по величине в мире ядерный потенциал.

Фактически мы уже находимся сегодня в постгосударственном состоянии, в новых «Тёмных веках», в той фазе, когда цивилизованные «имперские» государственные институты уже практически развалились и существуют либо чисто номинально, либо переродившись в нечто совершенно иное, а феодальные институты ещё толком не оформились, но уже проявляют себя. Поэтому ни чисто феодальная усобица с конфликтом между начальником Шалинского РОВД Русланом Ирезиевым и следователем по особо важным делам Следственного управления Следственного комитета РФ по Чечне Рашидом Рамзаевым, ни последующая отставка руководителя СУ СК России по Чечне Сергея Боброва в декабре 2013 года (пытавшегося хоть как-то бороться с бандитизмом «органов внутренних дел» т.н. «чеченской республики»), ни декабрьская же драка в Госдуме между Алексеем Журавлевым и Адамом Делимхановым, во время которой у чеченского депутата выпал золотой пистолет, уже не вызывают какого-либо удивления.

Распад государства (пресловутой «вертикали власти») своей оборотной стороной имеет судорожную «гиперкомпенсацию» в виде маниакального «закручивания гаек» и истерического принятия всё более безумных репрессивных законов. Однако эти судороги свидетельствуют не об укреплении диктатуры, а скорее о её слабости, если не сказать агонии. В этих условиях целенаправленно взращённые для «разрыхления» и подавления русского этно-национального большинства этнические банды и диаспоры начинают уже не столько стабилизировать, сколько, напротив, дестабилизировать правящий режим, провоцируя всё более масштабные и ожесточённые этнические столкновения с русским населением. Один только прошедший 2013 год ознаменовался такими масштабными конфликтами, как события в Пугачёве (Саратовская область, 7-11 июля, в связи с убийством чеченцами Руслана Маржанова), в Бирилюво Западное (Москва, 10-14 октября, в связи с убийством азербайджанцем Егора Щербакова) и в Арзамасе (Нижегородская область, 7-14 декабря, в связи со зверским убийством армянами Александра Слакаева и избиением Игоря Карпова). Не столь крупные, но всё же заметные, а главное частые и практически регулярные народные волнения и выступления происходили в 2013 году в Санкт-Петербурге: 16 июля в Красногвардейском районе в связи с попыткой изнасилования трехлетнего мальчика узбеком на Хасанской улице; 18 июля на Марсовом поле в поддержку жителей Пугачёва; 9 августа у станции метро «Улица Дыбенко» в связи с убийством мигрантами Михаила Михайлова; 31 августа на Васильевском острове с требованием выселить мигрантов-гастарбайтеров из студенческого общежития на Вёсельной улице; 21 сентября у станции «Ломоносовская» в связи с бесчинствами и стрельбой в центре города недопущенных в ночной клуб кавказцев накануне ночью и убийством в ночь на 16 сентября кавказцами петербуржца при ограблении на улице Бабушкина; 20 октября на Марсовом поле в память убитой 1 сентября дагестанцем 15-летней школьницы Марии Ефремовой и в поддержку арестованного националиста Николая Бондарика, а затем в районе Гостинного двора, ТЦ «Галлерея», в Апраксином дворе и прилежащих к нему районах, а также у станции метро «Ленинский проспект» и в Купчино. Народные сходы и выступления прошли также в Якутске (17 августа  на Площади дружбы, с требованием остановить наплыв мигрантов-мусульман), Грязовце (Вологодская область, 30 ноября, против создания миграционного центра на территории города), станице Львовская Северского района (Кубань, 26 июля, с требованием выселить китайских гастарбайтеров), станице Рождественская Изобильненского района (Ставропольский край, 11 июля, с протестом против бездействия властей в расследовании вымогательств и изнасилования местного жителя аварцем в середине июня), Среднеуральске (Свердловская область, 22-23 июля, в связи с очередным нападениями пьяных таджиков на людей) и ряде других городов и поселений.

В подавляющем большинстве случаев события развивались по старому, хорошо узнаваемому сценарию: убийство русского инородцем (кавказцем или среднеазиатом); отсутствие реакции со стороны местных властей, либо прямо крышующих местные этнобанды, либо не желающих идти с ними на конфликт и «выносить сор из избы»; мирные, невооружённые выступления русского населения, пытающегося выразить протест против безнаказанности убийств и бездействия властей; и в финале – крайне жёсткое подавление этого протеста мирного русского населения силовыми структурами государства, сопровождающееся блокированием распространения информации, задержаниями, арестами, разгонами, угрозами и запугиванием свидетелей, родственников погибших, активистов и, в особенности, организаторов протестных акций, их обвинением в «экстремизме», «разжигании» и «провоцировании». В крайнем случае, государственные органы начинали всерьёз искать и хотя бы отчасти всерьёз наказывать убийц лишь в том случае, если акции протеста населения не удавалось подавить в зародыше и для умиротворения народа было необходимо провести «показательное дело». Лишь только в Бирюлёво мирный протест граждан перерос, наконец, в попытку в условиях потворства государства этнобандам навести порядок своими собственными силами. Попытка была подавлена государственными карательными органами с особым вниманием к выявлению «зачинщиков», то есть к прицельной ликвидации потенциальных лидеров народной самоорганизации. В Петербурге попытка несовершеннолетних подростков повторить бирюлёвское восстание привела лишь к тому, что при столкновении они сами пострадали от вооружённых и хорошо организованных этнобанд. Во всём этом очень хорошо узнаётся сценарий всех этнических конфликтов последнего десятилетия, в которых государство целенаправленно подавляет любую попытку русского коренного населения хоть как-то сопротивляться или даже просто протестовать против открытого террора сплочённого инородческого меньшинства.

Однако именно в 2013 году к этому старому знакомому сценарию впервые стало примешиваться нечто принципиально новое и доселе небывалое. Внешним символическим проявлением этого «нового» стали два эпизода: избиение 9 июля в Москве бандой дагестанцев депутата Госдумы от ЛДПР Романа Худякова за то, что он не уступил им дорогу в пробке (при этом ему ничуть не помогла попытка напугать этнобандитов своей депутатской корочкой, то есть показать им свою принадлежность к властьимущим, а не к «населению» и доказать тем самым своё исключительное право не уступать горским дикарям дорогу) и нападение толпы дагестанцев на полицейских 27 июля на Матвеевском рынке в Москве при попытке задержания умственно отсталого Магомеда Магомедова, подозреваемого в изнасиловании 15-летней девочки. В результате нападения беснующиеся кавказцы проломили оперуполномоченному Антону Кудряшову голову, причём при бездействии и невмешательстве полицейских местной патрульно-постовой службы, «охранявших» (то есть окучивавших) этот рынок – Владимира Черезова и Юрия Лунькова. Оба эти эпизода, хотя и являются частными случаями, но в то же время чрезвычайно показательны и символичны как своего рода прецеденты. Они наглядно показывают, что хищный зверь этнокриминалитета, вырощенный коррумпированной государственной системой для превентивного запугивания и терроризирования населения, вырос до таких размеров, что начинает уже заметно огрызаться и даже посматривать в сторону глотки своего хозяина. Диаспоры и этнобанды психологически почувствовали себя уже достаточно многочисленными, организованными, сплочёнными и вооружёнными, чтобы перестать делать для представителей государственных структур исключения из своего общего отношения к русскому населению. Это особенно важно в условиях не просто усиления самих диаспор, но и отмеченного выше распада структуры государства и утраты господствующим «классом» своей субъектности. Таким образом, нынешние компрадоры-«элитарии» в случае дальнейшего нарастания процессов распада колониальной системы вполне реально рискуют оказаться жертвами ими же взращённых и впущенных в русские города варваров и дикарей.

Пока, впрочем, система ещё способна сопротивляться. На избиение Кудряшова полиция ответила массовыми рейдами по рынкам Москвы и задержаниями мигрантов, со всеми подобающими случаю атрибутами демонстрации иерархического превосходства в условиях постцивилизации: тыканьем «мордой в асфальт», избиениями и палаточными концентрационными лагерями для нелегалов с последующей выборочной их депортацией. Эти меры, конечно же, не имели никакого отношения ни к наведению законного порядка (напротив, они как раз имели демонстративно неправовой характер и представляли собой прямую наглядную демонстрацию того, «кто здесь хозяин»), ни к преодолению процесса заселения России инородцами (около тысячи задержанных в ходе рейдов и зачисток – это практически нулевая величина по сравнению с миллионами мигрантов, уже осевшими в одной только Москве). Это был не более и не менее как ответ силовых структур на брошенный их корпорации диаспорами вызов, на попытку уже и их проверить на прочность. И стоит отметить, что итог этого ответа далеко не столь однозначен, как может показаться. Во всяком случае, пока не состоявшийся, но уже абсолютно всерьёз готовившийся в Москве на декабрь прошедшего 2013 года и вполне возможный в обозримом будущем всероссийский миллионный митинг «против исламофобии и кавказофобии» – это демонстрация силы, явно рассчитанная не на скинхедов, футбольных фанатов и загнанных в подполье т.н. «русских фашистов» (как это могло бы быть году в 2005), а именно на государственный аппарат, и, в значительной мере, именно в связи с июльскими зачистками рынков и их пиаром. Да и ежегодные Ураза-байрам и Курбан-байрам с демонстративной резнёй баранов на улицах русских городов и массовыми скоплениями сотен тысяч мусульман у мечетей имеют больше отношения к этнополитической демонстрации силы, нежели к собственно религии как таковой – это своего рода антипод Русскиго марша, причём многократно более мощный и масштабный. То же самое можно сказать и о всё более настойчивом требовании строительства в исконно русских городах и регионах мечетей. Ислам как религия выступает здесь зачастую лишь как символическое знамя, а реальной сутью процесса является этническая и политическая консолидация уже действительно огромных масс чужеродного населения. Стоит учитывать также и то, что внутри самой российской Уммы идёт настоящая гражданская война. Носители лояльного традиционного Ислама стремительно вытесняются, а подчас и физически уничтожаются радикальными салафитами, для которых политическая программа мирового Джихада и построения всемирного Халифата воспринимается как едва ли ни ключевая составляющая их веры. Эта сила вполне открыто враждебна нынешней государственной клептократии, причём выступает настолько внушительным и серьёзным противовесом ей, что начинает притягивать к себе уже и этнически русских борцов с режимом, причём процесс этот в 2013 году стал вполне массовым и уже внешне заметным. Правящий режим начал, наконец, осознавать масштаб угрозы, но его репрессивные действия против растущих и множащихся джамаатов (в особенности этнически русских), как всегда, оказались крайне неэффективными и неуклюжими – достаточными, чтобы всерьёз разозлить, но недостаточными, чтобы сломить противника.

В этой же связи стоит отметить, что в 2013 году явно и резко активизировалась и усилилась террористическая активность радикальных исламистов (теракты 21 октября, 29 декабря и 30 декабря в Волгограде, 27 декабря в Пятигорске, 20 мая в Дагестане), причём далеко не факт, что эта волна теперь уже вписывается в рамки объявленной Кремлём «войны с мировым терроризмом» как политтехнологического инструмента запугивания населения и поддержания образа «внешней угрозы». Впервые появились признаки перерастания «управляемого хаоса» во вполне реальный, причём теперь правящий режим сталкивается с двойной угрозой своей стабильности: как со стороны пока ещё стихийных и неорганизованных, но всё более частых и массовых протестов русского большинства, так и со стороны почувствовавших свою силу и потерявших лояльность этнических банд, организованных диаспор и исламистских террористических организаций.

Однако и это ещё не всё. На внутренний, «эндогенный» политический кризис господствующего слоя и «вертикали власти», острый экономический кризис (падение производства и бюджетных доходов, резкая девальвация рубля, отток капитала, стремительное сокращение золотовалютных резервов и катастрофический рост долгов) и явное обострение межэтнических и социальных конфликтов накладывается уже отмеченный в предыдущих главах внешний, «экзогенный» фактор – стремительная дестабилизация мировой политической и экономической системы, в которую благодаря политике нынешней администрации Россия оказалась глубоко интегрирована.

Как уже было показано, российская «правовая» система построена таким образом, что единственно возможной хоть сколько-нибудь реальной гарантией в ней могут выступать лишь правовые нормы и институты мировой митрополии. Именно поэтому договоры между внутрироссийскими экономическими субъектами заключаются в иностранной юрисдикции, а финансы даже из одной государственной корпорации в другую текут через иностранный офшор. Иначе попросту в российских условиях невозможно ввести те или иные отношения и сделки в правовое поле и хоть в какой-то мере их юридически гарантировать.

То, что сама мировая система начиная, по меньшей мере, с низвержения Доминика Стросс-Кана, а на самом деле, очевидно, ещё раньше вошла в состояние войны без правил и простого права силы (как минимум, внеправового уничтожения не входящего в реальную мировую олигархию «класса» миллионеров и миллиардеров, а, возможно, и войны внутри самой олигархии), лишает нынешнюю российскую колониальную администрацию и господствующий «класс» в целом внешнего источника «легитимности». Когда в самой мировой Орде началась «великая замятня», все ярлыки на княжение, выданные российскому либеральному квазиэтносу оказались обнулены. Именно в этом и состоит один из важнейших факторов утраты российским «господствующим классом» своей субъектности и структуры: она основывалась на внешних гарантиях и извне диктуемых правилах. Собственно говоря, вся структура РФ как государства представляла собой местную администрацию глобальной мировой системы управления. Сегодня же мировая система управления либо распалась как таковая, либо, в лучшем случае, оказалась полностью поглощена внутренним кризисом и попросту «сбросила» колонии, оставив их на произвол их собственной судьбы. Именно поэтому российское государство на сегодня оказалось призраком: внешних источников легитимности оно лишилось, а внутренних не имеет по самой своей природе.

 Конечно же кипрский кризис проявил иллюзорность внешних гарантий собственности. Но это не приведёт и не может привести к деофшоризации российской экономики, потому что в силу самой структуры российской политической системы коллапс правовых отношений в РФ будет протекать опережающими темпами по отношению к коллапсу правовых отношений в мировой метрополии, поскольку российское право является от них вторичным деривативом – также как рубль является вторичным деривативом от доллара. А это значит, что по мере того, как мировая система будет ввергать себя в состояние не-права и анархо-криминального произвола, Россия будет ввергаться в это состояние в энной степени и на порядок быстрее. Точно так же как любые серьёзные проблемы в экономике США ведут к опережающему падению российского рубля к американскому доллару. А значит, чем больше будет прецедентов, аналогичных кипрскому, ставящих под вопрос гарантии прав собственности, тем на самом деле не менее, а более активным и интенсивным будет вывоз средств и активов из РФ и тем более судорожным – поиск хоть сколько-нибудь похожих на защищённые «гаваней». Логика процесса такова, что ухудшение «там» приведёт не просто к равному или пропорциональному ухудшению и у нас тоже, но и к резкому углублению разрыва, то есть при падении там, у нас будет падение многократное или даже возведённое в энную степень.

Собственно говоря, это даже не гипотеза и не прогноз. Это констатация уже имеющих место тенденций: после кипрского кризиса отток капитала из РФ не замедлился, а ускорился. Любые правовые и внеправовые формы конфискации средств российских субъектов за рубежом (на основе кипрского прецедента, или в связи с «делом Магницкого», или в связи с итогами дела «Березовский против Абрамовича» и т.д.) будут приводить лишь к интенсификации поиска «надёжного» зарубежного места вложения, но никак и ни при каких обстоятельствах – к преимуществу возвращения средств в пределы внеправового пространства РФ.

Поэтому инициированный из ядра мировой метрополии погром офшоров для РФ будет озночать не деофшоризацию и оздоровление экономики, а её полный паралич и невозможность воспроизводства при закупорке выведенных наружу «кровеносных сосудов» её финансовой системы. И, как следствие, к массированному некрозу тех «тканей», к которым финансовые потоки в результате перестанут поступать.

В политическом же смысле утрата российским «либеральным», то есть копрадорским господствующим «классом» внешнего источника своих внутренних отношений (своего рода «ханских ярлыков») должно по логике вещей привести к разрушению и распаду колониального порядка. Но с заменой его не на суверенный порядок (для этого нет ни организационно-политических, ни экономических, ни социальных предпосылок), а на колониальный хаос.

7. Апрельское падение цен на сырьё и на золото. Падение рубля

Очередное резкое обострение мирового финансового кризиса началось с 3 апреля и отразилось в существенном падении цен на сырьё и главным образом на нефть. C 5 по 10 апреля положение, как казалось, стабилизировалось, но затем 11 – 17 апреля последовал новый обвал. В итоги цены на нефть марки Brent, в частности, упали со 110,19 долларов за баррель 2 апреля до 97,74 долларов за баррель 17 апреля. Синхронно с сырьевыми активами и прежде всего с нефтью падал российский рубль, причём падал как по отношению к доллару США, так и по отношению к евро. В итоге за тот же период евро вырос с 39,82 до 41,12 рублей, а доллар – с 31,11 до 31,45. Падение существенное, но, в общем, ничего катастрофического и из ряда вон выходящего здесь не случилось. Однако самые драматические события произошли на рынке золота, которое рухнуло всего за два дня (пятница 12 апреля и понедельник 15 апреля) с 1560 долларов за унцию до 1358 (а если ослеживать динамику поминутно, то в нижней точке падения – даже чуть ниже 1330 долларов или 1020 евро за унцию). Эти три несомненно связанных между собой события следует проанализировать несколько подробнее.

Падение цен на сырьё на фоне опубликованных как раз в этот период негативных статистических данных по США и Китаю, соответствующего пересмотра в пессимистическом ключе прогнозов на будущее, нового обострения кризиса в Европе в связи с ситуацией на Кипре, сдержанно пессимистического выступления Кристин Лагард 10 апреля 2013 года в Экономическом клубе Нью-Йорка и т.д., в общем, не удивительно. В принципе, логика здесь понятна: ухудшение экономических показателей даёт основание предполагать некоторый спад производства, а следовательно, и уменьшение спроса на сырьё. С уменьшением спроса падает и цена. Разумеется, отреагировали в данном случае не реальные производственники, покупающее реальное сырьё, а биржевые спекулянты, имеющие дело с фьючерсами и другими ценными бумагами и ни реальной нефти, ни реальных заводов и в глаза не видавшие. Очевидно, что сама подача статистических данных могла в принципе иметь целью изменить настроения на бирже и снизить цены на сырьё (сначала на виртуальное, а затем, как следствие, и на реальное), обеспечив тем самым более благоприятные условия для поддержки реального сектора (при низких ценах на сырьё, производственный сектор по очевидным причинам оказывается в выигрыше). Тем не менее при всех этих оговорках реакция рынков в данном случае была предсказуемой, а уровень снижения цен – адекватным.

Реакция российского рубля в целом тоже была и понятной, и предсказуемой. Как и во всех аналогичных случаях в прошлом, в ответ на падение цен на нефть рубль упал по отношению ко всем ключевым валютам и прежде всего к доллару ФРС США и к евро. С точки зрения наивного наблюдателя, в этом есть если не парадокс, то по крайней мере своего рода предмет для иронии: в ответ на негативные новости относительно состояния американской экономики не американская валюта падает по отношению к российской, а наоборот, российская падает по отношению к американской и ко всем остальным. Как мы уже отмечали в обзоре по итогам прошлого 2012 года [5], российский рубль оказывается гораздо более чувствителен и зависим от состояния американской экономики, нежели сам американский доллар. В этом нагляднейшим образом проявляется колониальный характер современной российской псевдогосударственности, полное отсутствие экономического и, следовательно, политического суверенитета.

В этой связи стоит проанализировать комментарий г-на Путина, который 15 апреля заявил «РИА Новости» буквально следующее: «Мировой кризис приобретает всё более опасные очертания, что неизбежно сказывается и на России <...> Так было и в 2008 году, и сейчас мы то же самое наблюдаем. Правда, в отличие от наших друзей и партнёров в Европе, других регионах мира, всё-таки российская экономика демонстрирует жизнеспособность и возможности дальнейшего развития». Старая песня Кремля: причина кризиса – в нестабильности Запада, а мы-де противостоим накатывающимся с Запада волнам кризиса. Между тем в реальности всё не совсем так. Кризис действительно генерируется в данном случае не в России, а в мировой метрополии, то есть в США и Западной Европе. Однако колониально-компрадорская, изменническая по своей сути экономическая политика, которую осуществлял и сам Путин в качестве как президента, так и премьер-министра РФ, и его предшественники Ельцин и Горбачёв, привела к тому, что Россия оказалась полностью беззащитна перед кризисом – намного более уязвима, чем даже те страны, в которых кризис генерируется. Это логично: зарождаются кризисные явления в метрополии, но основная их тяжесть сбрасывается в колониальную периферию, к которой принадлежит сегодня Россия. Кто виноват? Запад, преследующий свои интересы и заставляющий нас платить по своим счетам? Или всё-таки наши собственные «вожди», поставившие нас в столь уязвимое, зависимое и невыгодное положение? Причём сделавшие это отнюдь не в силу своей бездарности, глупости и непрофессионализма, а в силу того, что вступили в долю, надеясь, что их примут в мировую глобалистскую элиту. Если бы колоссальные средства, полученные Россией в нулевые годы от продажи нефти и природного газа были бы вложены в восстановление и развитие собственной промышленности и сельского хозяйства, системы образования и науки, сегодня разразившийся в США и Европе кризис был бы для нас не катастрофой, а, напротив, благоприятной возможностью оттеснить конкурентов и занять лидирующие позиции в мировой экономической и политической системе. Так, к примеру, Великая депрессия 30-х годов прошлого века не только не ударила по СССР, но и оказалась для него крайне выгодным внешним фактором, позволившим серьёзно потеснить США и страны Европы и укрепить положение нашей страны. В отличие от Путина, у И.В. Сталина не было такого ресурса, как сказочно благоприятная конъюнктура цен на экспортируемые энергоносители, поэтому средства для индустриализации в отсутствие излишков пришлось с кровью отрывать от деревни. У Путина не было столь жёсткой дилеммы. Средства для реиндустриализации и наукоёмкой модернизации страны были. Но они были вложены не в развитие собственной страны, а в экономику геополитического противника, превратившегося по отношению к России в метрополию. Зато в порядке «бюджетной экономии» и громогласно декларируемой «модернизации» за один только 2013 год была фактически уничтожена просуществовавшая под разными названиями с 1724 года «большая» Российская академия наук (РАН), пережившая все революции, войны и даже ельцинское лихолетье, были полностью ликвидированы Российкая академия медицинских наук и Российская академия сельскохозяйственных наук, Российская академия образования, Российская академия архитектуры и строительных наук и Российская академия художеств лишены прежнего статуса, а в заключение уже в декабре ещё и уничтожена Российская книжная палата.

Закономерным результатом проводившейся в течение всех путинских лет политики «замораживания» нефтегазовых доходов бюджета вместо их инвестирования в научное и промышленное развитие России стала нынешняя ситуация. В том же самом заявлении «РИА Новости» Путин сам свидетельствует, что в конце «прошлого – начале текущего года» (т.е. в конце 2012 – начале 2013) «несколько снизились темпы экономического роста, ещё больше сократился реальный сектор». Внимательно прочтём это важное свидетельство происходящего в нашей стране. Т.н. «темпы экономического роста» «несколько снизились», то есть «экономика» в этот период вроде как продолжала ещё расти, хотя и не так быстро. Но ведь росла тогда ещё, а не падала! Снизились на тот момент не экономические показатели, а только темпы роста, то есть пусть и с замедлением, но тогда шёл ещё рост, а не снижение, по крайней мере если верить Путину. Но тут же: «ещё больше сократился реальный сектор». Не темпы роста реального сектора, а сам реальный сектор. Как сочетаются две части этой фразы? Реальный сектор, то есть фактическое производство товаров и услуг, уже сокращался, а «экономика», пусть и с замедлением, но всё-таки ещё росла?! Объяснятся это всё очевидно: «экономика» (точнее, ряд «экономических показателей») всё ещё «росла», отражая рост виртуальных финансовых спекуляций, то есть паразитарного обращения капитала в чисто финансовой сфере. А реальный сектор производства, у которого как раз и были отняты эти обращающиеся в паразитарной сфере средства, уже вовсю сокращался и задыхался. Об этом нужно было думать тогда, когда пускалось под нож всё «экономически неокупающееся» сельскохозяйственное и промышленное производство, в то время как на Западе, учившем наших папуасов либеральному фундаментализму, дотационное сельское хозяйство и ряд дотационных отраслей в промышленности продолжали поддерживаться за счёт бюджетных субсидий, вопреки всем неолиберальным догмам. И это вовсе не завуалированное пособие по безработице, не социальные отступные лузерам, как утверждают наши либеральные дебилы. Это необходимые расходы по статье «национальная безопасность». Американцы и европейцы отдают себе отчёт в том, что сельское хозяйство и базовые отрасли индустрии относятся не к сфере «делания прибыли», а к сфере обеспечения выживания, поэтому поддерживать их необходимо даже в ущерб монетарным рыночным показателям, даже в качестве заведомо затратных и убыточных – то есть наравне с армией, военно-промышленным комплексом, фундаментальной наукой, системой образования, медициной и спасательными службами. Итогом же российского либерального безумства в погоне за виртуальными денежными знаками как раз и стала полная зависимость России от конъюнктуры мировых цен на энергоносители. Именно поэтому любой чих в экономике мировой метрополии у нас отдаётся как минимум пневмонией. Именно поэтому российский рубль чувствительнее к состоянию экономики США, чем доллар самих США. Именно поэтому, случись на Западе действительно серьёзный и тяжёлый кризис, затрагивающий не виртуальные финансы, а реальное жизневоспроизводство, у нас он обернётся натуральным региональным апокалипсисом вплоть до массового голодомора. Впрочем, во второй половине 2013 года (начиная с конца октября) российский рубль упал вторично, но на этот раз уже на фоне совершенно благоприятной коньюнктуры цен на природные энергоносители. И это второе падение рубля свидетельствует о том, что помимо внешней уязвимости стремительно нарастает ещё и внутренний кризис, связанный с катастрофической деградацией сырьевой модели российской экономике, которая не компенсируется уже даже благоприятными внешними условиями. Впрочем, эта тема требует отдельного обзора.

Теперь обратимся к третьему показателю кризиса – к падению цен на золото. И вот здесь мы обнаружим нечто удивительное и крайне поучительное. Начнём с простого вопроса: в связи с чем золото может снижаться в цене по отношению к виртуальным (бумажным и электронным) фиатным деньгам? В принципе, можно представить себе для этого три реальные объективные причины. Первая – это внезапное открытие новых крупных месторождений либо новых способов обнаружения и разработки, существенно снижающих себестоимость золотодобычи. То есть, попросту говоря, снижение трудовой стоимости золота относительно других товаров, ведущее к превышению предложения над спросом и, как следствие, к снижению цены. Вторая – начало периода устойчивого экономического роста, когда вкладывать в производство (например, в форме покупки акций) становится более выгодно и доходно в среднесрочной и долгосрочной перспективе, чем держать деньги в золоте. В результате спрос на золото как защитный актив падает, оно становится нужным всё меньшему количеству субъектов и всё в меньшем количестве. Как следствие, начинает падать цена, а далее запускается цикл обратной связи: чем более падает цена, тем меньше спрос на золото как средство сбережения и тем более падает цена. Наконец, третья возможная причина – измение финансовой политики в смысле существенного повышения ставки рефинансирования и прекращения эмиссии фиатных денег. Высокая ставка рефинансирования ведёт к ещё большему повышению банковских процентов как для заёмщика, так и для вкладчика. В условиях отсутствия или низкого уровня эмиссии и низкого уровня инфляции, ценность денег растёт, и с какого-то момента процент по банковскому вкладу, даже с учётом инфляции, оказывается выше, чем доходность золота. В итоге даже на фоне неблагополучия в реальной экономике золото теоретически может утратить привлекательность средства хранения денег (теоретически – потому что мало кто рискнёт сокращать денежную массу в момент экономического спада). Только в этом случае средства перетекут не в акции, а в банковские вклады. Вот три реальных, разумных, объективных причины для возможности падения цен на золото. Произошло ли что-то из перечисленного? Отнюдь не произошло и даже скорее наоборот. Конечно, бывают чисто спекулятивные колебания. Но то, что произошло с ценами на золото 12 и 15 апреля – это не колебание. Это совершенно феерическое падение, какого не было по крайней мере с конца 70-х – начала 80-х (но тогда-то как раз причина падения была очевидна: резкое повышение ставки рефинансирования ФРС и, как следствие, резкое повышение привлекательности и доходности по банковским вкладам). Сегодня ситуация диаметрально противоположная: на фоне практически нулевой ставки рефинансирования, фантастически дешёвых, практически дармовых кредитов (речь, разумеется, в данном случае не о РФ, а о США и Западной Европе), вполне реальной перспективы отрицательных процентов по банковским вкладам даже в номинальном выражении (а в реальном выражении с учётом инфляции – уже и сейчас отрицательных), бешеной эмиссии бумажных денег и кипрского прецедента, подрывающего доверие к банковской системе как таковой, никаких объективных причин для падения золота не было. Напротив, были все объективные условия для роста. Поэтому это падение никто из серьёзных аналитиков и не предсказывал. Практически никто. Отдельные гипотетически возможные случаи угадывания при всегда имеющемся спектре «прогнозов», охватывающем все возможные варианты развития событий, в расчёт можно не принимать. Логически просчитываемых объективных причин для падения не было – поэтому его никто и не предвидел. И не мог предвидеть, если только не принимать гипотезу о возможности ясновидения и прочих оккультных методов предсказания будущего.

После того, как обвал уже произошёл, всевозможные «аналитики» и «эксперты» наперегонки кинулись объяснять, «что же произошло на самом деле». Прогностическая ценность подходов, на которых основаны эти, с позволения сказать, «задним числом объяснения», как оказалось, равна нулю (ведь пока события не произошло, предвидеть его эти «объяснения» не помогли). Однако проанализируем сами объяснения, каковых приводят по меньшей мере три. Во-первых, цены на золото, якобы, обвалил Кипр. Мол, после того, как награбленных у вкладчиков денег оказалось недостаточно для покрытия возросшей уже по ходу дела цены спасения экономики, Кипр объявил о возможности продажи своих государственных золотых запасов. И это якобы обвалило цены. Однако на деле объём золотых резервов Кипра по отношению к мировому рынку совершенно ничтожен. Он составляет менее 14 тонн из 31 597,6 тонн учтённых мировых запасов. Это вообще незаметная величина, находящаяся в пределах статистической погрешности. И версия о том, что продажа такого объёма способна обвалить цены, совершенно не представляется серьёзной. Китай или Индия, МВФ или ЕЦБ могли купить этот объём безо всяких последствий, тем более что со стороны банков, в том числе центральных, интерес к золоту только растёт. Гораздо большие объёмы продаются и покупаются регулярно – и при этом вообще не сказываются на ценах. К тому же Кипр своё золото ещё даже и не выставил на рынок, а только заикнулся, что теоретически может это сделать. Объяснение нелепое настолько, что сами «аналитики», его высказывающие, пытаются подстраховаться отмазками типа «... а это могло спровоцировать и другие страны Южной Европы, находящиеся в кризисе, поступить аналогичным образом». Ну, это уж совсем сказка про белого бычка. Одно ничтожное по значению событие, которое ещё не произошло, а может произойти, может стать прецедентом и вот тогда... Смотрим следующие «объяснения». Во-вторых, якобы предполагается, что ФРС вроде как планирует прекратить количественное смягчение. Разъясним по-простому, что это значит. И тогда, весной 2013 года, и сейчас, буквально в данный момент, печатный станок, производящий доллары из обычной бумаги (не туалетной, нет, но вполне обычной), работает на полную катушку. То есть печатает и печатает необеспеченные бумажки, а также циферки в памяти банковских компьютеров. Банки дают кредиты под процент, близкий к нулевому, создавая виртуальную денежную массу на электронных счетах, не обеспеченную даже этими самыми печатаемыми ударными темпами зелёными бумажками, которые и сами-то ничем не обеспечены. И вот в разгар всего этого праздника жизни кому-то в голову приходит мысль, что когда-нибудь в будущем это может закончиться. И поэтому он настолько проникается доверием к этим бумажным и электронным финтифлюшкам, что спешит обменять на них своё золото. Причём это массовое озарение случается у огромной массы участников рынка одновременно. Принять эту версию за объяснение тоже, мягко говоря, проблематично. Наконец, третье «объяснение»: золото-де обвалилось вместе со всеми сырьевыми активами на фоне плохой экономической статистики из США и из Китая. Опять же, разъясним по-простому. Вам сказали, что в экономике «всё плохо» и вы, допустим, в это поверили. Каковы дальнейшие действия? Простая рядовая домохозяйка в этом случае бежит закупать спички, соль, крупу, хлеб (на сухари), сахар, мёд и консервы. То есть старается обменять бумажные деньги на натуральные ценности. Что, несомненно, логично и оправданно. А если денег в семье много, явно больше, чем можно потратить на соль, крупу и консервы? Ну, тогда задумывается уже не домохозяйка, а домохозяин. И, что характерно, тоже начинает делать покупки. В минимальном варианте – просто старается купить всё, что и так планировал, но откладывал (бытовую технику, машину, участок земли). В максимальном варианте старается сделать вложения, покупая драгоценные камни и золото. Чтобы потом было что продать на чёрный день. Ну, в России ещё, конечно, покупают валюту, но этот вариант для американских и европейских игроков не работает: нет бумажной валюты, которая была бы надёжнее их собственной. Обобщая, можно сказать, что в ситуации угрозы экономических неурядиц естественным стремлением экономического субъекта (отдельного человека, семьи, фирмы, корпорации, государства) будет избавиться от виртуальных ценностей, которые чего-то стоят только в силу договорённости, и получить ценности реальные. Логично? До сих пор было логично и на рынке. В ответ на ухудшение экономических показателей инвесторы старались защитить себя уходом в максимально надёжные активы – прежде всего в золото. И так оно почти во всех случаях вплоть до последнего момента и было: как только какая-нибудь, даже вполне себе виртуальная, «угроза технического дефолта» или, там, «фискальный обрыв» – так золото дорожает. А в этот раз – бац! – и всё случилось ровно наоборот.

«Аналитики» объясняют, что, мол, золото – это не деньги, а сырьё и ведёт себя как сырьевой актив. Хорошо, допустим, сырьё в ответ на плохие экономические показатели падает потому, что ожидается сокращение производства и производственного спроса на него. Но на золото производственный спрос ничтожен. Основное применение золота – инвестиционное, а не промышленное. Поэтому оно не должно поддаваться логике сырьевых активов. Допустим, что даже вопреки здравому смыслу золото было воспринято в качестве сырья. Однако падение цены золота оказалось даже заметно большим, чем падение цены нефти. Это уж никак нельзя объяснить объективными причинами.

Более того, собственно сырьевые активы, включая нефть, довольно быстро вернулись к прежним ценам, а золото продолжало падать весь 2013 год. И это при том, что 2013 год ознаменовался такими событиями как:

1) 16-дневная (с 1 по 16 октября включительно) приостановка работы правительства и федеральных государственных учреждений США, произошедшая в результате того, что до начала нового финансового года не был принят закон, устанавливающий финансирование федеральных ведомств;

2) прямая угроза дефолта США в ночь с 17 на 18 октября в результате превышения лимита государственного долга и длительного отсутствия согласия между контролирующими Палату представителей республиканцами и контролирующими Сенат демократами по поводу принятия закона, в очередной раз позволяющего этот лимит повысить (в 2011 году совершенно аналогичная ситуация привела к рекордному скачку цен на золото до $1920,25);

3) прямая угроза начала широкомасштабной войны на Ближнем Востоке, спровоцированная применением боевиками оппозиции химического оружия 19 марта в районе Алеппо и в особенности его «самопроизвольным применением» в пригороде Дамаска 21 августа во время визита экспертов ООН;

4) принятое вопреки ожиданиям и предсказаниям большинства «экспертов» 18 сентября Комитетом по открытым рынкам ФРС США решение сохранить без изменений темпы третьего количественного смягчения (QE3) и продолжить выделять $85 млрд ежемесячно: $45 млрд на покупку долгосрочных казначейских облигаций и ещё $40 млрд на скупку ипотечных облигаций.

Каждого из этих событий, особенно на фоне самого кипрского кризиса и запущенного им «эха» по логике вещей должно было быть достаточно для того, чтобы цены на золото не просто вернулись к прежнему уровню, но и взлетели до небес, оставив далеко позади рекорд 2011 года. Вместо этого они лишь крайне вяло повысились в разгар наиболее острой фазы сирийского кризиса, после чего продолжили падение, опустившись во второй половине декабря 2013 года до рекордного минимума ниже $ 1190, или € 870.

После рассмотрения всех называемых т.н. «аналитиками» «объективных причин» остаётся лишь одно рациональное объяснение для такого глубокого, длительного и совершенно алогичного падения: рынок золота не только обвалили, но и смогли удержать в обваленном состоянии искусственно, тем самым снизив его привлекательность и надёжность в качестве защитного актива. Это, по всей вероятности, отнюдь не стихийная реакция рынка, а операция в глобальной финансово-экономической мировой войне, направленная на спасение инвестиционной привлекательности доллара и американских ценных бумаг – прежде всего казначейских обязательств, а также фондового рынка. Отсюда можно сделать, по меньшей мере, два существенных вывода.

Во-первых, все разговоры о том, что не будет валютных войн и искусственного регулирования рынков, ровным счётом ничего не стоят. Мир уже вступил в полосу глобальных войн. Пока ещё финансово-экономических, но тем не менее войн. Речь идёт не более и не менее чем о выживании финансовых систем, включая доминирующую в мире долларовую систему, находящуюся сегодня под непосредственной угрозой коллапса. Для её спасения заинтересованными глобальными игроками могут быть применены любые средства. Когда речь идёт о выживании, прежние договорённости и джентльменские соглашения утрачивают силу. Начинается игра без правил, в которой могут быть легко попраны все те основы, которые ещё вчера считались «священными» и «незыблемыми». Это подтверждается и событиями на Кипре, где «цивилизованный» Евросоюз не только согласился, но и сам продавил фактическую конфискацию банковских вкладов без какой-либо юридической процедуры, создав колоссальной силы прецедент: за деньги, вложенные вкладчиком в банк, банк более ответственности не несёт. Вложенные вкладчиком деньги в любой момент могут быть у него в одностороннем порядке изъяты. Впрочем, менее века назад, 5 апреля 1933 года в США – цитадели либерализма, «экономической свободы», «прав человека» и «священной неприкосновенной частной собственности» – президент Ф.Д. Рузвельт, как известно, провёл практически полную конфискацию золота у граждан. Действие, совершенно немыслимое с идеологической точки зрения для капиталистического мира, на которое не решались в столь откровенной форме даже фашисты. Позволить себе такие шаги могли только большевики, но в советской России была на тот момент диаметрально противоположная идеология и правовая система, в рамках которой такие действия государства могли быть хоть как-то оправданы и не выглядели хотя бы попранием основ легитимности собственного же режима. Однако для правовой системы капиталистических США это был просто акт в буквальном смысле государственного бандитизма, прямого и открытого грабежа, попирающего все представления о законности, праве и «священных основах». На этом примере мы можем видеть, что история с вкладами на Кипре и с американской спекулятивной атакой на золото – это ещё далеко не предел, до которого «цивилизованный мир» может дойти в попрании своей «священной коровы» частной собственности и экономической свободы индивидуума.

Во-вторых, можно смело сказать, что все краткосрочные и среднесрочные прогнозы по котировкам (не только золота и других драгоценных металлов, но и валют, акций, сырьевых активов и др.), основанные на «математических методах», все эти расчёты «коридоров», «потолков», «уровней поддержки», которые постоянно звучат на радио и телевидении, не имеют никакой прогностической ценности. Они выполняют две ключевые функции: вовлекать в биржевое «казино» новых участников, создавая иллюзию предсказуемости и логической просчитываемости динамики котировок, и, отчасти, управлять поведением массы мелких игроков, которые, услышав от «авторитетного аналитика» некий «прогноз», спешат действовать в соответствии с ним и этим как раз сами и обеспечивают его сбываемость. Однако и более основательные средне- и долгосрочные прогнозы, основанные на учёте данных и тенденций экономики и коллективной психологии, ограничены не только невозможностью учёта всех объективно действующих факторов, но, что гораздо важнее, принципиальной невозможностью расчёта субъективных решений ограниченного круга лиц, обладающих рычагами управления ситуацией. Это, впрочем, относится не только к рынкам, но также и к экономике и политике. С одной стороны, это создаёт для аналитика, не имеющего доступа к инсайдерской информации из закрытых кругов, в которых принимаются ключевые решения, ситуацию неопределённости и непредсказуемости. С другой стороны, это может рассматриваться как важнейшая методологическая проблема. Очевидно, что академические гуманитарные науки (экономика, политология, социология), ориентированные на исследование объективных факторов и тенденций, оказываются в силу своих методологических оснований принципиально непригодны для предсказания изменений, имеющих причиной субъективные решения тех или иных влиятельных групп элиты. Именно эта прогностическая неспособность академических наук является питательной пищей для конспирологии. Однако и конспирологические теории неверифицируемы без наличия собственной достоверной инсайдерской информации. Даже если в открытое информационное пространство (интернет и СМИ) и просачиваются истинные данные о реальном положении дел, полученные из закрытых источников или случайно «угаданные» в порядке «озарения», на сегодня у политических и экономических аналитиков практически не существует методологических приёмов, которые позволяли бы отличить их от многократно превосходящих объёмов целенаправленной дезинформации или просто коммерческих газетных уток. Это не значит, впрочем, что разработка таких методов принципиально невозможна, однако на сегодня их не существует. Остаётся вилка между двумя в равной степени негодными методологиями: академическими гуманитарными дисциплинами, неспособными к фиксации и анализу, а тем более предсказанию явлений и событий, зависящих от субъективных решений и договорённостей избегающих публичности и формально не институированных элит, и противоречащими друг другу конспирологическими «откровениями», не поддающимися рациональной проверке и верификации и в силу своей безапелляционности и противонаправленности сливающимися в банальный «белый шум».

8. Выводы и альтернатива

Мировой капитализм, точнее говоря, остававшийся от него симулякр социальных отношений, поддерживавшийся в течение нескольких десятилетий в чисто прикладных целях манипулятивного управления, стремительно и буквально на глазах рушится. Ликвидируются буквально все его экономические и правовые «незыблемые основы», и прежде всего сама частная собственность. Это отнюдь не вызывает оптимизма, потому что на смену капитализму и буржуазной либеральной демократии идёт жёсткая всемирная диктатура, основанная на контроле над распределением жизненных благ, на распространении «управляемого хаоса», резком снижении уровня жизни во всех смыслах, уровня цивилизации, культуры и права. Для России это означает, среди прочего, распад сложившегося колониального порядка и социального консенсуса, основанного на иллюзии возможности встраивания местной «элиты» в мировую элиту, а остатков российского «среднего класса» в мировой «средний класс», а также использования «внешних» гарантий прав собственности при её перемещении из российской зоны отсутствия права в юрисдикции «цивилизованных стран». Этот социальной порядок и система иерархии, основанная на надежде так или иначе получить прописку во внешнем «цивилизованном» и «правовом» мире, на глазах рушатся, но при этом нисколько не меняется колониальное, экономически и политически зависимое положение России. Просто относительно понятный, рациональный и просчитываемый колониальный порядок сменяется колониальным хаосом, в котором никто, включая даже представителей самых верхних слоёв государственного аппарата, не имеет никаких гарантий своих прав, свобод и имущества. Погружаясь во мрак произвола и беззакония сама, мировая метрополия ещё глубже погружает в него мировую периферию.

Пытаться сопротивляться происходящим изменениям, стремясь удержать или реконструировать распадающиеся структуры капитализма в качестве «меньшего зла» (как это пытаются делать американские либертарианцы из «чайной партии» и западноевропейские «национал-либералы») бессмысленно потому, что распад капитализма происходит в силу его собственной имманентной логики и им же порождаемых объективных тенденций. Может показаться, что это противоречит сказанному ранее относительно мировой олигархии, осуществляющей деконструкцию капиталистической системы целенаправленно и проектно, а отнюдь не стихийно, но это противоречие мнимое. И сила, и интересы этой олигархии, и она сама неизбежно порождаются процессами концентрации и монополизации капитала, его экспансии и интернационализации. Капитализм есть процесс, пришедший к своему естественному завершению и на этом окончившийся.

Однако это не значит, что посткапиталистический мир безальтернативен.

Яркой альтернативой банковско-полицейскому «социализму», в котором всемирная диктатура опирается на денационализированные, десоциализированные и, по существу, расчеловеченные массы люмпенства, могут служить, в частности, обозначившиеся тенденции построения своего рода коммунитарного, общинного протокоммунизма в Швейцарии.

В 2013 году в Швейцарии было собрано необходимое количество подписей (126 тысяч при необходимом пороге в 100 тысяч) для вынесения на общенародный референдум вопроса о выплате всем взрослым гражданам страны ежемесячного безусловного основного дохода (БОД) в размере 2500 франков (примерно 2000 евро) и в размере 625 франков – детям. По замыслу авторов проекта БОД является именно безусловным доходом и в равной мере выплачивается всем гражданам: как нуждающимся, так и состоятельным, как безработным, так и работающим, – то есть никак не зависит от имущественного статуса, не требует регистрации на бирже труда в качестве безработного, доказательства нетрудоспособности, низкого уровня доходов или каких-либо иных условий. Он не является ни пособием, ни социальной помощью, ни отрицательным налогом.

Идея безусловного основного дохода не нова, она обсуждалась по меньшей мере с конца XVIII века, когда была предложена Томасом Пейни. Идея её коренится вовсе не в благотворительности и помощи нуждающимся, а в том, что каждый гражданин, помимо своего трудового вклада в национальное общественное производство является также собственником некой его доли, своего рода «акционером» национальной экономики и потому имеет законное право на своего рода «дивиденды», не зависящие от оплаты его труда. Если вдуматься, эта система (особенно при условии либо национализации значительной доли средств производства, либо значительной природной ренты) гораздо более рациональна, нежели насильственное перераспределение государством средств, изымаемых в форме налога у одних и предоставляемых в форме социальных пособий другим, то есть фактическое принуждение граждан к благотворительности. В случае БОД такого рода правовой коллизии не возникает, в основе системы лежат рациональные правовые и экономические принципы, а не более чем сомнительный с правовой точки зрения морализм. Кроме того, БОД имеет целый ряд явных преимуществ перед социальными пособиями. Он исключает огромный объём бюрократической работы, связанной со сбором, приёмом и проверкой документов, подтверждающих, что тот или иной гражданин действительно нуждается в помощи, не требует разработки и постоянного усовершенствования соответствующих правил, и, следовательно, резко снижает как саму бюрократическую волокиту, так и государственные расходы на неё (именно этот аргумент выдвинули сторонники введения БОД в качестве обоснования его финансовой реалистичности – возможность если не полного, то, по меньшей мере, существенного покрытия бюджетных издержек за счёт экономии на содержании громоздкого бюрократического аппарата социальных служб, на самих социальных выплатах и на упрощении системы налогообложения). Он, в отличие от пособия, не ставит человека в положение просителя и не даёт роли «благодетеля» ни отдельному чиновнику, ни государству в целом. Он даёт человеку свободу от необходимости держаться за нелюбимую работу и тем самым больший шанс на то, что, найдя дело по душе, человек окажется гораздо более продуктивен. Любопытно, что последний аргумент активно использует сторонник введения БОД предприниматель и основатель торговой сети Гётц Вернер, в то время как против идеи БОД неожиданно выступили профсоюзы, что лишний раз доказывает неадекватность устоявшихся представлений о делении политического спектра по линии «правые – левые».

Идея БОД в разные годы пользовалась значительной популярностью в Великобритании, Канаде и США, но ни разу не была практически реализована. Примечательно, что она возродилась именно сейчас, когда распад капитализма стал очевиден и требуется альтернативная социальная и цивилизационная модель. Примечательно, что этот проект возродился в прошедшем году не где-нибудь, а именно в Швейцарии, то есть в одной из наиболее коммунитарных стран Европы, сохранившей прямую демократию в форме референдумов, вовремя отказавшейся от участия в порочном глобалистско-бюрократическом проекте Евросоюза, не допустившей массовой иноэтнической миграции и мультикультуризации. Кстати, именно эта страна дольше всех в Европе сопротивлялась таким сомнительным нововведениям как предоставление избирательных прав женщинам (до 1971 года на уровне государства и до 1991 года – на уровне последнего из кантонов), отказ от золотого обеспечения национальной валюты (до 1999 года) и раскрытие тайны банковских вкладов (до 2013 года). Таким образом, мы видим, что социальный консерватизм и традиционализм не просто не исключают возможности постепенного перехода к коммунистическим отношениям (а в идее БОД реализуется главная идея коммунизма – освобождение человека от труда по необходимости и его переход к труду как свободной реализации внутренней потребности в творчестве), но и, по-видимому, являются для такого перехода важной предпосылкой [6].

Несомненно, идея БОД, то есть освобождения одновременно от экономической необходимости труда, от самой возможности нужды и от материальной и психологической зависимости от государства с его бюрократией социальных служб, есть реализация принципов, диаметрально противоположных установлению тотального банковско-полицейского электронного контроля и зависимости. Это значит, что посткапиталистическое будущее, уже становящееся настоящим, не только не предопределено в своей модели, но и несёт в себе диаметрально противоположные потенции, а значит, и возможность свободы выбора.

[1] Строев С.А. Инферногенезис: к вопросу о цивилизационном кризисе. В сборнике: Революционная линия. Сборник статей. СПб.: Издательство Политехнического Университета, 2005. 97 с. ISBN 5-7422-0821-9. С. 3-43.

[2] Строев С.А. Инструментарий капиталократии. СПб.: Издательство Политехнического Университета, 2009 г., 58 с.

[3] Строев С.А. Итоги 2012 года для «мировой метрополии» // Репутациология. Май-август 2013 г. Т. 6, № 3-4. С. 60-76.

[4] Строев С.А. Постиндустриальный симулякр: добро пожаловать в ролевую игру // Философия хозяйства. 2007. № 3. С. 103-116.

[5] Строев С.А. Двенадцать ключевых политических событий в России. В сборнике: Думские партии. Итоги 2012. Отчёт о реализации информационных и аналитических проектов. // Вестник организационно партийной и кадровой работы ЦК КПРФ.  2013. № 1-2 (199-200).

[6] Строев С.А. Коммунисты и традиционные ценности. В сборнике: Коммунисты, консерватизм и традиционные ценности. СПб.: Издательство Политехнического Университета, 2012 г., 811 с. ISBN 978-5-7422-3699-3. С. 19-44.

[7] Строев С.А. На страницах «Правды» лицемерию не место. В сборнике: Беловщина – саркома партии. СПб.: Издательство Политехнического Университета, 2010 г., 105 с. С. 38-50.

[8] Строев С.А. Симулякр имени Николая Старикова. В сборнике: Коммунисты, консерватизм и традиционные ценности. СПб.: Издательство Политехнического Университета, 2012 г., 811 с. ISBN 978-5-7422-3699-3. С. 703-716.

[9] Строев С.А. Владивостокский симптом. В сборнике: Кризис России в контексте мирового кризиса. Сборник статей. СПб.: Издательство Политехнического Университета, 2009 г., 36 с. С. 27-34.

[10] Строев С.А. Путин и шпагат.

http://www.za-nauku.ru//index.php?option=com_content&task=view&id=6694&Itemid=39

[11] Строев С.А. Политическая подоплека протеста: зачем кремляди «оранжад». В сборнике: Думские партии. Итоги 2011. Отчёт о реализации информационных и аналитических проектов. // Вестник организационно партийной и кадровой работы ЦК КПРФ.  2012. № 23-24 (197-198).

Сергей Александрович Строев

Sergei Alexandrovich Stroev