Мн   

                                              ПЕРЕД ВЫБОРАМИ

Кампания перед президентскими выборами выходит на финишную прямую. Она не похожа на две предыдущие кампании, где не было интриги и реальной борьбы. Некоторыми чертами она скорее напоминает кампанию 1996 года, даже газета «Не дай Бог» возродилась. Из этих черт бросаются в глаза две. Во-первых, снова борются кандидат от власти и кандидат от коммунистов, фигуры давно привычные (кандидат от коммунистов даже тот же самый), впервые после 1996 года реальна возможность второго тура, и борьбу нельзя назвать номинальной. Во-вторых, главный аргумент власти в свою пользу (помимо административного давления) – опять «необходимость стабильности», сохранение достигнутого. Однако в 1996 г. оба параметра были чётко разведены: власть за стабильность, главный оппозиционный кандидат за перемены. Теперь же борьба за перемены ассоциируется с силами, вообще не имеющими своего кандидата в президенты.

Путин, разумеется, уверен в победе в первом туре. Его линия выражена в серии газетных статей. «Независимая газета» (13 февраля) пишет: из них очевидно, что «никакой коренной модернизации, судя по всему, не ожидается – только тонкая настройка действующей системы». Всё будет по-прежнему, начиная от ориентации на «крупных предпринимателей… как творцов, чья деятельность служит двигателем развития страны» и кончая сохранением ЕГЭ. Вроде бы Путин и перечисляет существующие недостатки, не объясняя, почему они не устранены за 12 последних лет. Но предлагаются лишь ограниченные меры, например введение «прибавки около 7000 рублей в месяц» «при рождении третьего и последующих детей, до достижения ими трехлетнего возраста», причём лишь «в субъектах Федерации, в которых сохраняются негативные демографические тенденции». Трудно представить, чтобы после этого у нас подскочила рождаемость. Ещё предлагается решать демографические проблемы за счет «привлечения на постоянное жительство наших соотечественников, проживающих в ближнем и дальнем зарубежье, квалифицированных иностранных специалистов, перспективной молодежи». Но миграция из ближнего зарубежья в основном уже завершилась, а остальные из перечисленных, исключая отдельных подвижников, вряд ли захотят переселяться в современную Россию. А в большинстве лишь благие пожелания вроде: «Региональные и местные органы власти должны организовать снабжение людей качественными коммунальными и услугами и нести реальную ответственность за исполнение этой работы» (все цитаты - из статьи Путина в «Комсомольской правде» 13 февраля).

Путин стремится показать, что стоит «над схваткой», работает, пока другие болтают, и не снисходит до соперников на выборах, позволяя себе даже похвалить их за патриотизм. Но и его команда особо на них не нападает. И заметен крен в сторону использования, когда нужно, предложений КПРФ: налог на роскошь, перенос каникул с января на май. Весь огонь направлен на «оранжевую» несистемную оппозицию, не участвующую в выборах.

При этом бросается в глаза непоследовательность: власть то демонстративно игнорирует оппозицию (снятие Явлинского с выборов явно было проявлением этого), то проявляет нервозность, собирая специально против неё массовые митинги и возрождая газету «Не дай Бог» (вкладывается подписчикам в номера «Аргументов и фактов»). То ли это незначительная группа, то ли это столь же серьёзный противник, как коммунисты в 1996 году. А два главных аргумента против митингующих на Болотной площади по сути те же, что тогда против КПРФ: наши противники хотят нарушить с трудом достигнутую стабильность и жаждут возвращения в прошлое (только, разумеется, не в советское прошлое, а в 90-е годы, которые Путин во всех статьях оценивает резко отрицательно).

Но что представляет собой митинговая оппозиция? Все отмечают её крайнюю политическую неоднородность. По данным опроса участников митинга 4 февраля Левада-центром, среди партий «Яблоко» предпочитали 25%, КПРФ 24%, из зарегистрированных кандидатов в президенты Зюганова поддерживали 23%, Прохорова 20%, других намного меньше; поддержка Зюганова вдвое больше, чем на декабрьских митингах, что, конечно, связано со снятием Явлинского («Новая газета», 13 февраля). Но в другом отношении, наоборот, отмечается и определённая однородность: среди демонстрантов мало бедных граждан. Любопытно наблюдение неполитического наблюдателя, дизайнера А. Арутюнова: «На Болотной куда больше хорошо, стильно одетых людей» («Комсомольская правда», 13 февраля). Этим людям как раз есть что терять, но они за перемены.

Но это массовка, а кто и куда собирается её вести? Отмечают (НГ-политика, 7 февраля), что среди лидеров на митингах, помимо идейных разногласий, заметно деление на «бывших», побывавших в 90-е  гг. во власти или близко к ней (Немцов, Рыжков, Явлинский и др.) и «новых», не отягощённых грузом прошлого (Навальный, Чирикова, Удальцов). С первыми всё ясно: они не только не опровергают версию о стремлениях вернуться в 90-е гг., но определённо выражают такое желание, подчёркивая свои антикоммунизм и западничество. Явлинский на митинге 4 февраля не удержался от обличения «сталинистов»; характерно и присоединение к движению Горбачёва, которого даже хотели поставить во главе Лиги избирателей (потом, правда, это не состоялось). «Новые» же – либо, как Удальцов, левые, либо люди с пока до конца не определившимися взглядами; всех их в отличие от «бывших» стараются привлечь коммунисты.

Позицию «бывших», пока что более всего заметных, выразил В. Рыжков в статье в «Новой газете» 17 февраля. Он подчёркивает, что «идёт самоорганизация», «возникло некоторое сообщество, которое сегодня можно вывести на митинг, завтра организовать автопробег»; «люди вышли, они уже не вернутся». Признавая, что «оппозиция только часть этого движения» и что взгляды у его участников разные, Рыжков в то же время указывает: «Движение… переросло в антисистемное движение. Антипутинское и антисистемное», объединённое требованием «широкой политической реформы» и идеей: «Путин нелегитимен», «Это преступный режим». Выделяется «мейнстрим всего протестного движения»: «ограничение полномочий президента, ограничение сроков его пребывания у власти, расширение полномочий парламента, парламентский контроль, гарантии независимости судебной системы и СМИ». То есть уже некоторая политическая программа, в которой бросаются в глаза два момента. Во-первых, это программа чисто политическая, в ней не затрагиваются, например, вопросы борьбы с бедностью; «хорошо, стильно одетых людей» это мало волнует. Во-вторых, все данные требования можно кратко суммировать: до конца скопировать политическую систему современного Запада. Это то же самое, что лозунг, выдвигавшийся «несистемными» лидерами ещё до последнего митинга: «Завершить буржуазно-демократическую революцию 1991-1993 гг.».

Рыжков питает надежды на изменение ситуации по сравнению с началом 90-х: «тогда массового среднего класса просто не было физически из-за бедности страны, из-за распада экономики. Сейчас он сформировался и вполне осознанно отвергает советскую модель». Чётко сказано! Однако вышеприведённые данные о настроениях участников митингов показывают, что среди них далеко не все считают так; то же относится и к «новым» лидерам (по крайней мере, к части из них). Многим вовсе не хочется возвращаться в 1991-1993 годы. И западная политическая система, двадцать лет назад казавшаяся идеальной, теперь, в эпоху экономического кризиса, сопряжённого с кризисом ценностей, уже стала выглядеть по-другому, что признают и на самом Западе. Та же «Новая газета» 13 февраля опубликовала статью британского автора К. Коукера, который пишет, что либеральный мир – «опыт меньшинства», не разделяемый даже странами БРИК, что демократия в западном понимании вряд ли пустит корни в большинстве союзников Запада, включая Россию, и «всё более возможной становится перспектива распада Запада». Но Рыжков хочет реванша за проигрыш в середине 90-х.

В статье указаны и планы действий в дальнейшем. До выборов – нагнетание напряжённости. После объявления победы Путина в первом туре (её Рыжков считает предопределённой) действия по украинскому и белорусскому образцу: выведение «антисистемного движения» на улицу. Исходов, по его мнению, может быть, два. Один - «лукашенковский сценарий»: «водометы, резиновые пули, слезоточивый газ», интернирование лидеров. Далее либо «Белград последних двух лет Милошевича», когда по городу ходили «десятки тысяч людей», подавлявшиеся властью, либо «современный Иран, где большие города во главе с Тегераном против Ахмадинежада (так ли это? – В.А.), деревня – за Ахмадинежада». Другой, «оптимальный сценарий» - переговоры, на которых московский майдан будет в худшем случае равной стороной, в лучшем – диктовать условия. «Новая газета» уже не раз вспоминала польский «круглый стол» февраля 1989 г., где речь фактически шла не о компромиссе коммунистической власти с улицей, а об условиях капитуляции коммунистов (потом отброшенных новой властью: одним из принятых условий были личные гарантии для президента Ярузельского, а через несколько лет началось его уголовное преследование). То есть Рыжков на первый план выдвигает вопрос о власти. Ещё он говорит о необходимости «сохранить широкую коалицию» до победы, потом «произойдет немедленная институционализация партий. Мы – либералы – сделаем свою партию, левые сделают свою партию, правые сделают свою партию». О судьбе ныне существующих партий ничего не сказано, видимо, предполагается, что они сойдут на нет. Вспоминается опять же начало 90-х, когда всерьёз думали, что партийная система «свободной России» сформируется из разных течений внутри «демократического движения», а коммунистов или националистов в принципе там не может быть. Уже выборы 1993 г. показали утопичность этой идеи.

Всё, что пишет Рыжков, поражает в двух отношениях. Во-первых, он убеждён, что «несистемное движение» во время решительных событий обязательно пойдёт в сторону «нас, либералов». Во-вторых, он явно преувеличивает количество своих сторонников. Пусть на митинг за Путина и против «оранжевых» многих привозили организованно, но масштаб этого митинга (в котором тоже приняли участие и некоторые левые) показывает: «улицу Путин у неё (несистемной оппозиции – В.А.) уже отнял» (НГ, 13 февраля). И считать, что все большие города у нас будут против Путина, нет оснований. А если они и будут против Путина, то далеко не очевидно, что они будут за «антисистемное движение». Влияние этого движения сейчас несопоставимо с влиянием КПРФ перед выборами 1996 г. Но тогда коммунисты отказались от уличных действий после выборов; можно спорить о том, насколько это было правильно, но, по крайней мере, обошлось без кровопролития. Сейчас такая возможность (признаваемая и Рыжковым) существует.

Так что центр событий переместился за пределы собственно предвыборной борьбы. Если же говорить о самой этой борьбе, то пока самая заметная её особенность – появление Прохорова. Впервые среди рассчитывающих на какой-то процент голосов появился кандидат, находящийся правее кандидата власти. Победить он, разумеется, не сможет, но у него две задачи: в случае второго тура передать голоса Путину и постараться выйти на второе место (что, по опросам, пока вроде не получается). У Прохорова есть два плюса: он молодой, высокий и красивый, что нравится пожилым избирательницам, и это новая фигура, ещё не примелькавшаяся. Но, конечно, богатство вряд ли ему поможет, а говорить он не умеет; ему даже приходится прибегать к помощи сестры (помню её формулировку в выступлении несколько лет назад: «благословенные 90-е»), которая с дебатами справляется много лучше. К оппозиции Прохоров пытается прибиться, но он для неё не свой, для «бывших» - ненужный конкурент.

Остальные кандидаты ведут кампанию тихо. Впервые за много лет Зюганов и Жириновский практически не спорят. Программа Зюганова основательна, рекламные ролики неплохие, но напора и злости по отношению к власти маловато. Получается, что основной накал борьбы падает на долю «антисистемных» (которых, конечно, нельзя отождествлять с их «бывшей» частью). Но ещё одно отличие от 1996 года в том, что тогда революционная ситуация начала идти на спад, что использовала власть. Теперь, какими бы преувеличенными ни казались формулировки Рыжкова и ему подобных, но революционная ситуация пошла по нарастающей. И надо суметь её оседлать.

                                                                                                                        В. Алпатов