Главная                      Новости                     Статьи                      Архив                       Литература

Далекий Гром

Пролог

Была жара. Изуродованный лес тонул в душных испарениях, воздух будто плавился. В этом раскалённом, влажном аду через буреломы продирались четверо. У каждого форма была перепачкана и изодрана о колючки и сучья, намокла от пота и крови. Трое из беглецов, вконец измученные, едва держались на ногах, а четвёртый, наоборот, был ещё полон сил, будто и не было за спиной многочасовой погони. Он как мог помогал своим товарищам, временами почти тащил их на себе. И только когда они стали перебегать через маленькую поляну, перепрыгивая через стволы сгнившего повала, он позволил себе приотстать и обернуться назад. Но на самой опушке один из группы подвернул ногу на истлевшем стволе и упал в траву лицом. Двое попытались подхватить его на лету, но силы оставили их, и все скопом провалились в заросшую травой неглубокую промоину. Четвёртый в три прыжка добрался до ямы.

– Проклятье! Вставайте! Быстрее! Они уже рядом! Все здесь сгинем!

Подвернувший ногу со стоном приподнялся, опираясь на свой автомат и, задыхаясь, прохрипел в ответ:

– Всё, мы уже прибежали… Если с нами ещё малость провозишься, то действительно все сгинем. Беги…

Четвёртый попятился:

– Да вы чего?! Малча-ать!!! Ну-ка встать, тараканья немочь!!!

Но рассудком он понимал, что трое его товарищей обречены. Только один он мог убежать от погони. Если б не его бойцы, он уже давно бы оторвался от преследователей. А ставкой были не только их четыре жизни; у него в одном из подсумков лежала кожаная папка, а в ней… В ней – план карательной операции против Южного Фронта Сопротивления и списки подпольщиков. Фильтрант смог раскрыть почти всю сеть окружного подполья. Но отчёт высокое начальство увидеть не успело: утром его штурмовая группа атаковала окружную штаб-квартиру контрразведки. Им удалось прорваться в спецзону в глубине комплекса. И сам агент, и все, кто успел взглянуть в отчёт, теперь мертвы.

Семеро его близких друзей остались в тех страшных коридорах… И вот теперь ещё трое через полчаса, самое большее через час умрут на этой поляне. Он продолжал пятиться, озирался, надеясь на чудо.

-Да как же… Как же мне теперь? – бормотал он.

Второй боец сел, задыхаясь и хрипя, попросил его:

– Ты… Патронов нам оставь… побольше… у нас по три рожка… И гранат всего по одной.

Подвернувший ногу заговорил снова:

– Иди, если все сгинем – много наших пропадёт. Пора…

Он глядел на них, и внутри у него становилось всё холоднее. Это уже не его солдаты…

Он сбросил подсумок с автоматными рожками и гранатами и, спотыкаясь, беспрерывно оглядываясь, побежал в глубь чащи. Третий улыбнулся ему исцарапанным лицом и крикнул:

– Ты не думай ничего! Так надо!

С трудом он заставил себя отвернуться и побежал через лес, теперь уже быстро, очень быстро. А за спиной у него минут через пятнадцать загрохотал бой, удаляясь и становясь всё глуше по мере того, как он прибавлял скорость. Ещё через двадцать минут бой стих, оборвавшись взрывами трех гранат…

 

Глава 1

– Ну что вы встали, как столб?! Докладывайте.

– Ваше... Ваше превосходительство, я даже не знаю...

– Докладывайте как есть, ротмистр.

– Здание штаб-квартиры сгорело. Его превосходительство генерал Руму... убит. Его первый и второй заместители также погибли. Убиты еще шесть господ старших офицеров, двадцать два чина контрразведки, пятьдесят полицейских и одиннадцать спецназовцев. Еще сорок семь человек ранены. Агент Клещ...

– Убит?

– Так точно, Ваше...

– А доклад?

– Вы же знаете, Клещ его дописывал, когда они... Генерал Румо уже отдавал соответствующие распоряжения о подготовке к операции, но так случилось, что они опередили нас примерно на час – полтора.

– Дальше.


– Семеро нападавших убиты во время боя. Бандитам удалось вырваться из здания вместе с тремя заключёнными №31-76, №31-88 и №34-14. Остальных заключённых, согласно инструкции, ликвидировали надзиратели. После прорыва из штаб-квартиры штурмовую группу пытались перехватить на окраине. В ходе боя двое боевиков были ранены, а четверо и заключённые №31-88 и №34-14 убиты. Погибли еще девять чинов полиции, трое спецназовцев и два офицера контрразведки. Семнадцать человек ранены. Четверо нападавших с двумя ранеными и заключённым №31-76 прорвались на армейской машине в направлении Медвежьих гор, контакт с группой был потерян на полтора часа, их вновь обнаружили в шестидесяти семи километрах от города, на грейдере. Через десять минут машину удалось подбить с вертолета. В настоящий момент командующий двести третьего округа руководит их преследованием. Установлено, что их четверо, все боевики. Его превосходительство генерал Гридo уверен, что через час их настигнут.
– Вы свободны, ротмистр.
Когда дежурный офицер вышел, шеф контрразведки взял трубку ядовито-желтого телефона и начал набирать номер, потом задумался ненадолго и нажал на последнюю кнопку.
– Это я... Да, и Румо, и Клещ... Обещают взять через два часа, но это уже все равно неважно, операция проваливается. Во всяком случае, ликвидировать подполье там пока не удалось. Остается отыграться за городскую неудачу в лесах... Согласен, думаю, на сутки раньше... Хорошо, начнем!
 
 Глава 2

Он добрался до партизанского лагеря через десять часов. Безо всяких приключений. Всё было обыденно, как неделю назад и как полгода назад.
– Пароль?!
– Время рассвета!
Часовых он знал. На посту были Комар и Волк – совсем ещё молодые ребята. Комар – деревенский парнишка, случайно попавший в партизаны, а Волк, несмотря на молодой, даже нежный возраст, всего-то восемнадцать, был почти ветераном – полтора года участвовал в сопротивлении. Это когда работал на механическом заводе токарем.
Они его тоже сразу узнали:
– Здорово, Дек! Ты, случаем, не от самого Волдыря? – весело и возбужденно крикнул Волк (он был старшим на посту).
– От него, от него, срочно к Генералу надо, Толо! Срочно.
Пока все было еще терпимо. Пока некогда оставаться одному с тенями погибших друзей. Нужно было срочно предупредить командующего Южным Фронтом Сопротивления, что готовится карательная экспедиция. Через двое суток в этих изуродованных прошлой войной лесах опять начнутся бои. Дек отогнал мрачные мысли – чтобы помочь живым, некогда общаться [А.Л2] с тенями павших.
Между тем лагерь ещё спал. К огромным корабельным соснам прилепились шалаши и навесы, кое-где над погасшими кострами ещё клубился дымок, смешиваясь с туманом и первыми лучами солнца.
– Жаркий будет день, – подумал Дэк. – Только что же я скажу Генералу? А впрочем, плевать! Что-нибудь да скажу...
Они с Волком подходили к штабному шалашу, когда им навстречу вышел вместе с дежурным Генерал – чуть выше среднего роста, жилистый, крепко сбитый мужчина. Внешне неприметный, если бы не лицо. Что-то в этом изборождённом морщинами лице было одновременно пугающее и притягивающее: может, едва заметная печальная улыбка, может, тяжёлый, изучающий взгляд выцветших голубых глаз. За спиной у этого человека были двадцать пять лет забастовок, тюрем, подполья, три войны и два восстания. Теперь вот к нему пришел молодой подпольщик с новостями – плохими и хорошими.
– Ну здравствуй, Дэк! Толо, спасибо, иди на пост...
– Здравствуйте, Генерал.
– Рассказывай подробности. Про то, что взяли их окружную штабквартиру, здесь уже все знают, и про Волдыря тоже, но вижу, что это ещё не всё, и не самое главное.
– Не самое. Представитель штаба оказался фильтрантом. Агент Клещ, личный номер 00504.
– И что, всю сеть раскрыл?
– Хромого, его зама, старших пяти сетей и восемнадцать командиров групп…Сто семь человек с первого захода…
– Да-а, пять из восьми сетей…Это была бы катастрофа…Но в спецсекторе камеры для особо опасных, допросный блок...
– Инженера удалось спасти. Из здания еще вывели Фенгу и Зору, но они погибли, когда прорывались через блокпост на кольцевой дороге…И ещё. Взят план операции против Южного Фронта. Они начнут через двое суток…
– Спасибо. Я-то и не думал, что всё так кончится…Значит, не зря ребята полегли...Не зря. Сколько осталось?
– Двое раненых. Они сейчас вместе с Инженером у Лесника.
– Значит, четырнадцать…
– Никак не могу привыкнуть, что их уже…Что их уже нет.
– Я тебя понимаю, Дэк, но придётся привыкать. Так будет ещё не раз. Ничего не поделаешь, а сейчас иди отдыхать, тебе надо хоть немного поспать – день будет тяжёлый. Остались одни сутки.
– Но по плану…
– Они знают, что мы получили план операции, значит, начнут на сутки раньше. Я бы сам так сделал. Всё, иди спать. Дежурный! Буди командиров!
Генерал пошел к штабному шалашу. Ему ещё надо было прочитать содержимое заветной папки. Он зашёл в шалаш, сел на чурбак у входа и раскрыл папку. За час, пока он читал сверхсекретные бумаги, дежурный собрал всех командиров. Начальник штаба с помощником развернули карту и начали наносить на неё тактическую обстановку. Командиры отдельных отрядов, рот и взводов приходили сонные, кое-кто на ходу жевал хлеб или ковырялся в банке тушёнки, только командир третьей роты подошёл свежевыбритый, подтянутый, как гвардеец на плацу, впрочем, он и был в прошлом гвардейским офицером. Генерал дочитал последний лист из папки и посмотрел на собравшихся. Трое когда-то были крестьянами; двое, как и он сам, рабочими; остальные смолоду пришли в революцию, кое-кто лет двадцать назад участвовал тогда ещё в имперской оппозиции, только гвардеец – командир третьей роты – служил в элитной бригаде. Всем им, однако, немало пришлось повоевать, командующий Южным повстанческим фронтом был в них уверен. Пожалуй, эти смогут выстоять, – подумал он, – а новобранцы? Те, кто ещё никогда этого не делал, они-то смогут? Проверить уже некогда, в боях будем проверять…Этот, как его, естественный отбор – так, кажется, Академик говорил.
Командиры расселись на лавках и чурбаках, смотрели на него, на карту у него за спиной и заметно серьёзнели; остатки сна словно прятались на их лицах среди мрачных складок. На карте, будто тучи на грозовом небе, темнели заштрихованные чёрным неправильной формы круги и другие, похожие на кляксы, геометрические фигуры. С трех сторон они окружали партизанский край. Каждому, кто умел читать карту, сразу становилось ясно, что командование гвардии собиралось не просто провести очередное прочёсывание в лесах, а хотело окружить все партизанские отряды на небольшом пятачке и уничтожить их. Решить проблему кардинально. Если карательные силы смогут выполнить план, то крупнейшая повстанческая группировка – Южный фронт – прекратит своё существование. Погибнут или попадут в плен три с половиной тысячи партизан и несколько тысяч беженцев. Вместе с ними окажутся в мясорубке и тысячи местных жителей, обитавших в глухих посёлках, затерявшихся среди диких лесов.
Начальник штаба начал рисовать на карте стрелы и писал напротив каждой даты и время. Среди собравшихся прокатился гул. Все заговорили почти разом.
– Крышка нам всем здесь будет!
– На Север отходить надо, на Север!
– Нее…Не на Север, а на Восток…
– Когда? Не успеем уже уйти… А ежели и уйдём? Людей-то куда бросим? Раненых, беженцев…Этих-то куда?
– Да тише вы! Генерал, начинай, что ли, заседание!
Генерал выдержал паузу и начал говорить:
– Президент поставил генштабу и контрразведке задачу – разработать и провести операцию с целью уничтожения Южного фронта и подполья в Арканском Округе. В Аркане операция должна была начаться сутки назад, в Медвежьих горах через трое суток, то есть послезавтра. Однако в связи с событиями, о которых вы все уже знаете, думаю, что генерал Гридо операцию начнёт на сутки раньше – завтра в семь утра…Жду ваших предложений.
Первым заговорил Кузнец – командир сто двадцать седьмого отряда
– Думаю, что отходить надо на Восток, и выступать нужно как можно скорее, – сказал он, а потом, пыхнув дымом от самокрутки, добавил:
– Однако заслоны оставлять всё же придётся…
Следом за ним взял слово Гвардеец. По привычке он встал из-за стола и вытянулся в струнку, но без натуги – так, как это умеют только кадровые военные, – и заговорил:
– Полагаю, нам необходимо как можно скорее отойти к Огненному Урочищу. Если мы сумеем оседлать его правый гребень за рекой, то у отрядов, находящихся южнее, будет шанс избежать котла и гибели. Кроме того, места там дикие, непролазные, никаких путей подвоза подкреплений и припасов нет, кроме как по воздуху. Если продержимся пять-семь суток, то гвардейцы и егеря выдохнутся, и тогда беженцы, раненые, люди Гордого и Интоту смогут выйти из наметившегося котла в район Хрустального плоскогорья – там они до нас уже не доберутся.
– Но и мы до них тоже… – заметил командир сто семнадцатого отряда по прозвищу «Дарук – Крепыш».
– Сейчас не до этого, – ответил ему Кузнец.
– А выдержим? Ведь это гвардия – спросил Шахтёр.
Гвардеец открыл тетрадку:
– Нам надо удержать фронт в двадцать два километра в условиях горно-лесистой местности. Для этого потребуется примерно тысяча сто бойцов и сто десять – сто двадцать пулеметов. В район Огненного урочища в течение суток-полутора смогут выдвинуться до полутора тысяч человек. У нас есть семь ракетомётов, девять батальонных, два полковых миномета и три егерских ракетных установки. При грамотном применении этого будет достаточно, чтобы продержаться до семи суток.
– Даа уж! – мрачно вставил кто-то.
Выдержав паузу, снова заговорил Генерал.
– Огненное Урочище – единственное место, где мы при нынешнем раскладе сил сможем оказать открытое сопротивление.
Слово взял начальник штаба:
– Радиуса действия у вертолётов хватит аккурат до Огненного урочища, а времени для подготовки новых площадок у них уже нет. Значит, конвои с беженцами и ранеными смогут добраться на Хрустальное плоскогорье относительно спокойно. Только вот боеприпасов у нас маловато: по двести восемьдесят мин на ствол для полковых миномётов и по пятьсот на ствол для батальонных. Отбиться мы сможем, но наша активность на коммуникациях ослабеет как минимум на пять-шесть месяцев. А восстановить сеть наших баз быстрее не удастся…
– Кто будет в заслонах? – спросил Шахтёр.
– Двести второй, сто семнадцатый отряды, группа Седого, – ответил Генерал.
– А Дэк? – спросил Кузнец.
– Ему пока Арканского подвала хватит… – мрачно сказал Генерал.
– Что же я, хуже других?
Все обернулись на голос – у входа в палатку стоял Дэк, лицо его было чернее тучи…
 
Глава 3

Зря он пошел спать, зря, хотя спать и хотелось.
Заснул он сразу, едва приложил голову на топчан, и тени погибших почти сразу пришли к нему.
Он отчетливо, со всеми пугающими деталями видел бой в подвале. Снова один за другим погибали его бойцы. Каждый момент смерти был до ужаса ярок и реалистичен. Всплывали подробности, которые он, казалось, упустил в горячке боя. За подвалами последовал блокпост и поляна. В мозгу колоколами гремели последние фразы, предсмертные стоны и стекленеющие взгляды умирающих…Зачем он их с собой взял?! Зачем?! Ты же, Дэк, не лучших в эту группу набрал, а самых близких и родных, лучшими они уж потом стали… ненадолго. Может, стоило взять одну пятёрку? Но какую?! Кого? Да и не хватило бы одной пятёрки, не прорвались бы, огневой мощи не хватило бы. Тогда погибли бы очень многие. И до их группы точно добрались бы. А здесь что бы было? Немногие из тех, кого он знал и кто ему был дорог, смогли бы выжить, прахом пошли бы многие годы борьбы. Но как же тяжко…А ведь тебя предупреждали, и не только Генерал…Там, откуда ты родом, тебя тоже предупреждали – теперь привыкай…
Здесь, на этой планете, его знали как Дэка Инко, но на самом деле он был прогрессором, резидентом КОМКОНа-1 и сотрудником Земного института экспериментальной истории Святославом Долгановым. КОМКОН внедрил его на эту планету пять лет назад. Его легенду сплели из жизней двух реальных людей, сгинувших в здешнем аду. Один был солдатом запасного батальона Дэком Инко. Он погиб вместе со всеми своими сослуживцами во время Весеннего отступления, а канцелярия попала в руки одного из земных резидентов, служившего тогда в армии. Тот Дэк был круглым сиротой, и штабной лейтенант Рахо прихватил его документы, когда выходил из Пангунского котла, сам не зная зачем. Дэк Инко был подходящим кандидатом для нового резидента. Рахо это понял, когда ему попались на глаза документы другого Дэка Инко – студента из столицы, погибшего вместе с родителями и их роднёй во время бомбёжки в эвакуации. Штаб разгромленного 8-го фронта, при котором служил Рахо, приводил себя в порядок как раз в том городке, где смерть настигла второго Дэка. Руководство Галактической безопасности начало тогда готовить почву для внедрения новой волны резидентов – ему требовались подходящие биографии. Подлинные, правдоподобные, обычные для смутного времени. Нужно, чтобы они не вызывали подозрений, и в то же время чтобы их невозможно было проверить.
Когда документы обоих парней попали в руки аналитиков на Земле, у тех даже глаза загорелись. Дело в том, что безродный, полуграмотный солдат из провинции не мог себя вести так, как предстояло действовать будущему резиденту, и ему нечего было делать в столице, а вот бывший студент из семьи столичных интеллигентов, призванный в армию и вернувшийся с фронта, был бы как нельзя кстати. Хорошая легенда, в особенности если резиденту нужно было внедриться в подполье и занять в нём высокое положение – если, конечно, он останется жив в предстоящей мясорубке…
Святослав, в отличие от большинства других ребят, в школу прогрессоров пришёл целенаправленно. Он даже не хотел идти в ГСП, однако посчитал, что опыт пилота космического корабля в его будущей работе не помешает. Поскитавшись всего полгода по просторам Галактики, он поступил в Институт экспериментальной истории и одновременно стал курсантом школы прогрессоров №3 (Европа). Мама, узнав о выборе сына, пришла в ужас. Но отец отговаривать его не стал – сам был крупным специалистом по истории раннего средневековья и двадцать лет проработал прогрессором на одной планете. Он тогда крякнул растерянно, поскрёб за ухом и констатировал: “Да-а, мать… Это гены… Яблочко от яблоньки…»
А мама заплакала, кинула в отца глиняным кувшином и убежала на веранду. Она знала, что теперь сына будет видеть редко, а то и вообще её мальчик сгинет где-нибудь на бешеной планете-мо­гиль­ни­ке. Однако Слава был непреклонен, как древний дубовый истукан, и через два дня мать смирилась. Для него это было первым испытанием. Он видел, как тяжело родителям, но на своём настоял. Дальше этих испытаний было всё больше, и становились они всё страшнее. В девятнадцать с половиной лет он в первый раз был заброшен сюда – на практику и для первичного внедрения. Для легенды нужно было обрасти реальными знакомыми, поучаствовать в местных событиях. Тогда шла последняя в этих местах война. Армия бывшей империи терпела поражение за поражением. Десантная группа КОМКОНа забросила его и ещё четверых резидентов в леса, через которые бежали тогда разгромленные части 8-го фронта. Он тогда в последний момент спросил у наставника:
– Трофим Иванович, а форма-то на мне не слишком новая?
Наставник успокоил:
– Через трое суток будешь, как все здесь… Ну ладно, иди… и удачи!
Всего тогда для внедрения в Сопротивление были заброшены десять человек. Два дня назад он встретился с Рахо – теперь уже полковником генштаба. Тот сообщил ему про Клеща, про операцию в Медвежьих горах и сказал:
– Береги себя, Слава, ты остался последний… Иван и Франко Домингес погибли три дня назад во время облавы в столице.
Тогда, пять лет назад, он вышел, оборванный и усталый, на третьи сутки, как и сказал наставник, к просёлку, по обочинам которого стояли и лежали грузовики, бронетраспортёры, танки, сгоревшие и брошенные, все они были с эмблемой 88-й дивизии – крылатым черепом. Вскоре он догнал одну из её колонн. Форма на нём была уже не новая.
Внедрение прошло гладко. Изобразив усталость, он побежал, волоча ноги по песку, к колонне, жалобно крича:
– Cтойте! Стойте! А как же я?! Подождите!
Сержант только буркнул ему:
– Быстрее, щенок, а то башку оторву!
Кто он такой, выяснять стали только под вечер, на привале. Потом отвёл его к ротмистру, командовавшему остатками полка. Тот, узнав, что Дэк Инко – рядовой 622-го запасного батальона, допытываться, что да как, не стал – лишь меланхолично спросил, постукивая стеком по ботинку:
– Из шестьсот двадцать второго, говоришь? А я слышал, все погибли… Может, кто ещё вышел?
– Не могу знать, господин ротмистр! Вряд ли…
– Ну ладно. Будешь у господина сержанта… в четвертой роте. Иди!
– Рад стараться, господин ротмистр!
Через пару часов их бивак в сосновом лесу штурмовали самолёты, а ещё через час атаковал вражеский патруль на броневиках. Потом пошло-поехало. Отступление, марши, жара, ад артобстрелов и штурмовок, атаки танков, рукопашные. Рядовым он проходил недолго – месяц. Ротмистр (не тот, другой – тот погиб через два дня) произвёл его в капралы и назначил командиром отделения. Впрочем, капралом Святослав, то бишь Дэк, проходил ещё меньше – три недели. Во время боёв на Стальном рубеже он заменил погибшего сержанта и командовал двое суток остатками взвода. Когда их полк заменили на передовой и отвели в тыл на переформирование и отдых, ротмистр произвёл его в сержанты, а командир полка представил к награждению медалью “за храбрость”. Это было на краю поля, забитого сгоревшими танками и бронемашинами. В тех боях Дэк сам сжёг три танка, а его взвод ещё четыре. Он тогда с удивлением и страхом отметил, что гордится собой, убившим к тому времени полтора десятка людей… Потом были ещё бои. Много крови, ужаса и смерти, и было первое ранение. В госпитале он впервые познакомился с солдатом, который был связан с Сопротивлением. А неделей позже, в краткосрочном отпуске по ранению, он в первый раз встретился с Рахо – своим куратором - с его благословения и помощью встретился с подпольщиками и вступил в Сопротивление.
Потом была запасная бронетанковая бригада в пригороде столицы. Он вызвался добровольцем в танкисты по приказу подпольного штаба. Месяц с небольшим успешно постигал профессию командира танка, приводя в восторг своего ротного и батальонного командиров, и не менее успешно помогал вести в бригаде пропаганду против правительства, приводя их же в растерянность и ярость; правда, они так и не дознались, чьих же это рук дело…
Его уже признавали своим подпольщики, но ему ещё предстояло повоевать – теперь уже танкистом. Тогда спешно собранных, почти необученных новичков раздали по бронетанковым и бронепехотным соединениям. Он с ребятами попал в сто восемьдесят девятую бронетанковую дивизию ”Стальной Гром ”. После года сплошных неудач и поражений бывшая Метрополия показала зубы. То был Осенний контрудар. Во фланг вражеской группировке ударили две бронеармии. Сто восемьдесят девятая оказалась на острие удара.
Их тогда, на третий день, попробовали остановить встречным танковым клином… Под серо-стальным небом на холмистой равнине среди редких перелесков сошлись девятьсот танков. Побоище длилось двое суток. Танки расстреливали и таранили друг друга, давили танкистов, выбравшихся из горящих машин, бронепехоту в бронетранспортерах, пушки вместе с тягачами. Артиллерия беспощадно долбила по всему, что попадалось. Штурмовики бесчисленными стаями коршунов проносились над полем, сея смерть на чужих и на своих. Огнемётчики подстерегали танки и группки обезумевших от ужаса пехотинцев, чтобы предать несчастных огню. Черный маслянистый дым закрыл небо. Горело всё, что могло гореть, и то, что вроде бы гореть не должно.
Дэк сменил за те дни три танка и два экипажа. Он никак не мог успокоиться, когда первый раз увидел в перекрестье прицела восьмиконечную свастику, распластавшуюся огненными хвостами по броне…Тот, кто был в другой бронированной могиле, тоже. Он, правда, всё-таки попал в машину Дэка вторым выстрелом, но ему не повезло – бронебойный снаряд угодил в орудийную маску и, чиркнув по броне, ушел в маслянисто-черное небо. Танк сильно тряхнуло, Дэк больно, до крови ударился об окуляры перископа, не помог и шлем. Ему повезло больше – его третий снаряд ударил точно под погон башни. Вражеский танк растаял в желто-черном облаке взрыва. Что-то тогда случилось: на время Святослава Долганова не стало – был Дэк Инко, который должен был убивать, чтобы выжить. И он убивал с холодным упоением и яростью вперемешку. Жёг танки, приказывал таранить бронетранспортёры, давить бегущих по полю людей и подвернувшиеся противотанковые орудия. Выпрыгивал из пылающих танков, вытаскивал раненых товарищей, тушил на них горящие комбинезоны; кричал и корчился от боли, кидаясь в воду ручья, когда загорелся во втором танке комбинезон на нём самом. А в ручье стояли и лежали опрокинутые танки и горели, по воде растекался горящий соляр. Но под огнём была вода, и он прыгнул в эту геенну огненную… Потом, уже не зная почему, он и ещё трое таких же обгорелых танкистов полезли в почерневший от копоти танк, уткнувшийся опущенным орудием в какую-то обугленную кочку. Полезли, выбрасывая из открытых люков свесившиеся тела убитых. Он даже не знал, кто эти ребята – познакомились, когда сгорела и эта машина, а они пересели на другую, уже четвёртую в этом бою. Не было ни ночи, ни дня – только битва, сожравшая их, ещё живых…
Они тогда взяли верх. Фронт покатился в обратную сторону. У неприятеля, чувствовавшего себя без пяти минут победителем, дела оказались не лучше, чем у них. Через полтора месяца грандиозных и кровопролитных боёв они взяли обратно Пангуну. В городе целую неделю кипели жестокие уличные бои. А ещё через две недели его ранили во время боёв в Припроливье. Тогда его танк подожгли четвёртый раз. Дэк потерял сознание. Его вытащили наводчик и механик.
В госпитале он пролежал недолго – десять дней, и вышел из него, поставив в тупик штаб-хирурга и других врачей. Трудами Рахо и его агентуры Дэка наградили за подвиги и пролитую кровь медалью, орденом, произвели в младшие лейтенанты и отправили в долговременный отпуск по ранению – без содержания, естественно. Теперь он, подобно десяткам тысяч таких же молодых изувеченных парней, был предоставлен самому себе и мог беспрепятственно выполнять задание КОМКОНа. Он вернулся в столицу, в свою группу. Карьера Дэка в Сопротивлении оказалась такой же успешной – не зря же его готовила родная третья школа прогрессоров – “славная кузница героев” для всей галактики…
Они клеили листовки, организовывали забастовки и демонстрации, агитировали и пропагандировали. Чем дольше продолжалась война, тем сильнее становилось Сопротивление. Продажная камарилья, втравившая страну в третью за последние шестнадцать лет войну, такую же бесплодную, как две предыдущие, балансировала на грани краха. Восстание маячило уже на горизонте. Через два месяца оно началось. За двое суток до Начала он встретился с Рахо. Тот был мрачен. Дэк с нескрываемым восторгом говорил ему про ребят своей пятерки, про Инженера с Генералом. Неожиданно Рахо прервал его восторженную болтовню:
– Когда всё будет кончено…
– Но?!!
– Когда всё будет кончено, добирайся в сто четвертый квадрат. Там тебя будет ждать десантный бот…Твоё внедрение прошло успешно – пора доучиваться.
– Но как же? Почему?
– На Земле узнаешь.
Начало было грандиозным. Бесчисленные толпы людей – восторженных и разъяренных одновременно. Красные знамёна, площади-вул­каны. Бегущие прочь полицейские, похожие на побитых собак. Целые батальоны фронтовиков, примкнувшие к восставшему Народу. Первый звонок прозвучал, когда он увидел Генерала и Хромого в комитете спасения, на третий день после начала – мрачных, озабоченных, почерневших от постоянного недосыпания. Они до хрипоты ругались по телефону с Директором, требуя немедленно начинать выступление по всей стране, отправлять верные части из Аркана и Пангуны в столицу – собирать силы в кулак…
В ответ он говорил густым, сочным голосом длинные, умные и ни к чему не обязывавшие фразы. В конце концов из него удалось вырвать обещание “поставить немедленно вопрос” на заседании штаба… Но верные части двинулись к столице лишь на восьмой день, когда гвардия вытеснила оттуда повстанцев. Соединяться было уже не с кем…
Он участвовал в тех боях, был рядом с ними – рядом с Генералом, Хромым, Инженером, Академиком. Последний погиб через месяц в подвалах контрразведки – его взяли раненого в последний день боёв в столице. На двенадцатые сутки Генерал, уже тогда его приметивший, приказал ему собрать колонну в двести человек, вывести их в Шепчущие леса и там рассеяться.
– Сам обратно не возвращайся… этот бой мы проиграли.
– Неужели всё?
– Не всё. Мы попробуем уйти в Медвежьи горы после вас, через сутки – двое.
– Мы встретимся?
– Обязательно!
Потом была база, Пандора, Земля.
Мама была счастлива, она надеялась, что это последняя командировка её Славика, он же такой талантливый историк. Ведь его так ценят в Институте…Отец про будущее не спрашивал – он его знал; ему было достаточно взглянуть на сына. Святослав был вроде бы тот, что и прежде, но девятилетней сестрёнке в глаза смотреть уже не мог…
Он заканчивал школу прогрессоров, работал в институте. Потом снова была Пандора и центр переподготовки. Но он ждал возвращения, ждал.
Через полтора года, наконец, дождался. Задание было то же, но теперь всё было ясней, чётче и жёстче. Он должен был войти в число людей, работавших в центральном штабе Сопротивления.
– Понимаешь Святослав, мы пребываем в полной растерянности, это тупик… Чего же на самом деле надо этим козлам? Такого мы ещё нигде не видели. Как ни страшно было, на других планетах, такого там не было, чёрт возьми! Пока не обнаружено никаких связей Директора и его окружения ни с президентом, ни с контрразведкой – пока. Возможности наши не безграничны. Но как тогда объяснить их поведение? Почему они столь пассивны, даже безразличны? А ситуация в подполье? Ты в курсе, что там происходит – как только какая-либо группа проявляет малейшую несанкционированную активность или инициативу, она непонятным образом через месяц-два ликвидируется контрразведкой, хотя должна бы действовать месяцев девять. Ну раз, ну два раза подряд провал, но чтоб все… И так уже полтора года! Наши люди в аппарате Шефа контрразведки не имеют информации, откуда он получает сведения о диссидентах в официальном подполье. В штабе Сопротивления у нас людей нет.
– Но Инженер проводил расследование, ничего не нашёл…
– Значит, искал не там. Проверялись все структуры подполья, кроме центрального штаба и аппарата Директора.
– Да, я в курсе, что Инженер и Генерал последние месяцы подозревают окружение Директора.
– Его поведение непонятно, и мы не знаем, что надо сделать. Всё, что можно предпринять, – это внедрить резидентов непосредственно в штаб, причём на самых высоких должностях, каких только можно – спецсвязного или командира штурмовой группы при штабе. Ну а там посмотришь, что творится изнутри, и, может быть, станет ясно, что следует предпринять...
– Но на внедрение в штаб уйдёт года три-четыре…
– В таком состоянии ситуация там может балансировать довольно долго.
– Кто из резидентов остался сейчас?
– Сейчас вас шестеро. Трое погибли во время восстания, ещё один – четыре месяца назад.
– Но почему я? Ведь есть ещё пятеро.
– В том-то и дело, что только ты! Тебя полтора года не было. Ты можешь занять любую нишу в Подполье, а они попали в ловушку. Если не будешь проявлять активности – не будешь подниматься в Сопротивлении. Они сейчас достигли уровня старших подпольных сетей. Но если группы проявляют хоть малейшую активность, они погибают через два месяца максимум, так ничего и не сделав! – Экселенц в сердцах стукнул кулаком по столу и мрачно уставился на фотографию посреди стола.
– Как Штауффенберг?
– Да… Они ориентировались на Директора, считали Генерала, Хро­мо­го, Инженера и их сторонников авантюристами, а оказалось, что работать нужно было именно с ними…
– Начну в родном предместье?
– Да, группа Столяра всё ещё работает там. Постарайся как можно скорее выйти на Генерала, он очень хорошо о тебе отзывался, думает, что ты скитаешься где-то вокруг Пангуны.
– Когда?
– Через неделю на Пандору, потом туда.
Попав в предместье, где всё дышало воспоминаниями, он почувствовал нечто неожиданное, будто вернулся домой. Но его дом был за десятки парсеков оттуда, в невообразимой дали…Или он уже стал наполовину Дэком Инко по кличке Танкист? Кто знает, кто знает. Такое нередко случалось с прогрессорами.
Потом были полтора года в столице, рядом с Генералом, и ещё полтора года в Аркане и Медвежьих горах – он стал его правой рукой, “Карающей десницей Революции”, палочкой-выручалочкой.
Полгода назад Хромой и Генерал поручили ему сформировать штурмовую группу для исполнения наиболее сложных и ответственных операций. Предполагалось в числе прочего и уничтожение бригадного генерала Румо – шефа арканского окружного управления контрразведки, которого в подполье прозвали за особую, изощренную жестокость Волдырём. Но он никогда не думал, что это придётся делать прямо в подвалах спецсектора.
Какие это были ребята! Он собрал в группу тех, с кем сроднился на этой жестокой планете. Они были ему как братья… Дэк знал их родителей, у кого они ещё были живы. Знал жён и детей у пятерых ребят, имевших семьи. Помогал им, рискуя навлечь подозрения: откуда у него, простого командира подполья, столько денег... И вдруг двое суток назад на связь с ним вышел Рахо. Они встретились вечером на тенистой аллее центрального парка в Аркане. Рахо был озабочен. Он рассказал, что прогрессор, работавший в центральном аппарате контрразведки, узнал от сослуживца сенсационную новость. Тот работал в допросном блоке – попросту говоря, был палачом. Он поддал лишку после тяжёлой “трудовой” смены и бахвалился приятелю:
– Ты представляэш, штаа будет?! Мы же щас в подвале шкуру спускаем с представителя центрального штаба подполья. Ехал гад в Аркан п-проверять… Как они, сволочи…А мы его р-раз! и в подвал, хе-хе!
– Ну, заговорил ?
– Молчит, ублюдок…Но ничего, через пару суток всё скажет – тараканья немочь!
– А они?
– А к ним… тихо! А к ним, хе-хе, поехал, хе-хе, Клещ! Они его в лицо не знают!
– Да, но эстафета?
– У нас всё схвачено! Сигнала, хе-хе, не будет…И мы их там в Аркане всех… А потом, в лесах гвардия!
У Дэка сначала похолодело внутри, а потом прошиб горячий, липкий пот. Рахо, наоборот, был спокоен и напряжён, словно боксёр на ринге.
– Немедленно готовь свою группу, но сначала добейся у Хромого, чтобы запросил эстафету. Его взяли на полдороге, они пока не знают его маршрута, а брать Клеща придётся в подвале у Волдыря. Постарайся остаться живым, Слава, ты ведь у нас теперь один остался…
Потом был штурм. Они прорвались в самое логово. Ни один подпольщик до них живым не выходил из спецсектора, да и из них немногие смогли уйти. Четырнадцать из шестнадцати! Крови и смерти Святослав видел много. Он давно ничего не испытывал, убивая или рискуя чьей-то жизнью, но теперь ему предстояло вести на смерть не случайных горемык-новобранцев, у которых он даже имён спросить не успел. В тот день он повёл на погибель именно тех людей, которых знал, любил и которых надеялся, перехитрив смерть, спасти… а получилось, что сам… В пекло! Своими руками! Почти всех…А у Трубача две девочки остались…Он увидел лица этих девочек, лицо его жены и проснулся. По лицу катились слёзы. Хорошо хоть, никто не видел.
 
Глава 4

Лагерь между тем ожил. Щебетали птицы, о чём-то говорили меж собой партизаны; в голос, весело и громко кричали дети-беженцы; трещали ветки и хвоя в кострах. За жердями и листвой шалаша кипела жизнь. Нет, сейчас спать он не мог, потом… как-нибудь, хоть чуть-чуть боль на душе рассосётся… потом отосплюсь, – подумал Дэк. Пора в штаб идти. Что они там без него решили? В заслоны бы попасть. Чтоб клин клином…
Он шёл по лагерю. Его здесь все знали. Новобранцы и женщины-беженки радостно приветствовали Дэка, не понимая, отчего он такой мрачный; ветераны, наоборот, всё понимали и молчали. Когда он подошёл к штабному шалашу, Кузнец как раз спросил: «А Дэк?»
– Ему пока Арканского Подвала хватит, – ответил Генерал.
– Что я, хуже других? – мрачно спросил Дэк.
Все уставились на него с легким удивлением и замолчали. Пауза затягивалась, но тут к шалашу прибежал Радист.
– Вы послушайте! Вы только послушайте! – возмущённо закричал он и включил потрёпанный приёмник. Из него голос диктора с подпольного «Радио Сопротивления» назидательно вещал:
– Враг чинит нам всяческие препятствия, подстраивает коварные провокации, стараясь втянуть нас в очередные авантюры, но мы не позволим себя спровоцировать. Мы не поддадимся на призывы безответственных авантюристов и не ввяжемся в ненужные схватки сейчас, в преддверии грандиозного наступления трудящихся, приуроченного к очередной годовщине…
– А как же мы?
– Они что там, в Столице, совсем взбесились? Тараканья немочь!
Все были потрясены и растеряны. Опытные партизаны, прошедшие войны, восстания и подполье, они не могли понять происходящие в недрах столичного штаба события: Южный фронт был брошен на произвол судьбы. Теперь все, кто находился в Медвежьих горах, могли рассчитывать только на самих себя. Среди этого озера человеческой растерянности и изумления только Генерал сидел с мрачной ухмылкой, и на лице его читалось: «А чего ж вы, олухи, ещё от них ждали? Кушать подано… садитесь, товарищи Южный фронт, расхлёбывать кашу…» Быстрее всех оправился от потрясения начальник штаба:
– Нам предстоит две недели маршировать по краю пропасти навстречу судьбе…
– Сволочи, дерьмоеды… Предатели… – пробормотал Шахтёр.
– Они, конечно, дерьмоеды, но нам легче от этого не станет, – резюмировал Гвардеец.
Генерал встал из-за стола и решительным и приказным тоном сказал:
– Гвардеец, через час построй людей. Им нужно сказать… Всем собираться. Выступаем к Огненному урочищу через два часа. Совещание закончено.
 
Глава 5

Они шли уже три часа. Чистый, пронизанный лучами солнца сосновый лес кончился. В низине уже виднелся другой лес. По нему беспощадно прошлась война. Деревья были сплошь изуродованы металлом. Почти четверть их стояла мёртвыми, выгоревшими изнутри стволами. Землю устилали поваленные, полусгнившие великаны. Жуткими упырями то тут, то там распластались вывороченные взрывами корни. Обломки стволов и веток кое-где поднимались выше человеческого роста. Среди сонма неприятных, пугающих запахов Дэк почувствовал ещё что-то, не имевшее запаха – радиацию. Им предстояло преодолеть самое трудное и жуткое место.
Война прошлась здесь, оставив свои страшные следы. Над этой низиной был разгромлен истребителями ПВО один из ударных эшелонов вражеской стратегической авиации, шедший бомбить Аркан. Среди болот лежали на небольшом пространстве обломки четырех десятков тяжёлых бомбардировщиков и десятка двухмоторных истребителей. Вместе с ними на эти леса обрушились восемьсот пятьдесят тонн бомб и три ядерных заряда. Тогда эвакуационная команда КОМКОНа смогла вывезти на островную приполярную базу две бомбы и половину обломков третьей. Впрочем, об этом, кроме Дэка, никто из шедших в колонне двух с лишним тысяч людей не знал.
Генерал сразу после совещания позвал Дэка к себе и сказал:
– Не злись. Ты нам понадобишься в Огненном урочище, а в заслонах и без тебя справятся. Опытных людей хватает. На марше пойдешь замыкающим, подгонять уставших. У нас здесь почти тысяча двести беженцев, сам знаешь, что это за ходоки, и новобранцев четыре сотни, да ещё раненые. Так что в голове колонны пойдёт Гвардеец, а ты будешь замыкать всю эту тараканью немочь. Подойди к начальнику штаба, он дописывает приказ – объединяются семьсот девятнадцатая группа и четвёртый взвод учебного центра, под твоей командой, иди…
И они шли. Пока шли по сосновому бору, всё было нормально, люди даже смеялись и шутили, а как начали продираться через буреломы, началось: отстающих всё прибавлялось. Дэк сначала их уговаривал, упрашивал, а потом свирепо рычал на каждого присевшего на кочку, повисшего на перепутанных ветвях или обнявшего замшелый обугленный ствол. Сначала плакали дети, потом женщины, потом запросили пощады новобранцы, а через три часа в зелёновато-бриллиантовую лужу плюхнулся один из командиров взводов. Его пришлось брать под руки. Скоро сорок пять его бойцов тащили на себе по одному, по два чужих карабина, а Дэк забросил за спину аж четыре автомата и водрузил на плечо ручной пулемёт.
Привалов посреди радиоактивных буреломов делать было нельзя, да и негде. Подобия полян встречались только вокруг гигантских, залитых зелёной грязью воронок, да в тех местах, где на лес с неба обрушились поверженные самолёты. Впрочем, когда люди проходили рядом с одним из рухнувших левиафанов, у них открылось второе дыхание.
Из разбитых кабины и турелей на проходящих взирали пустыми глазницами и скалились в вечной, страшной улыбке черепа пилотов и стрелков… Люди с ужасом смотрели на Лик Смерти и замолкали. Плач и причитания прекратились. Остальные четыре часа все, даже дети, шли молча. Слышны были только хриплое дыхание сотен людей, треск сучьев да чавканье сапог и ботинок по грязи… В конце концов, любой кошмар должен кончиться – кончился и этот. Через восемь часов колонна зазмеилась вверх по склону и начала втягиваться в кудрявый, тёмно-зелёный лес. Долина Смерти кончилась.
А потом, через два часа, был первый привал. Впервые за эти два дня Дэк заснул, и ему ничего не снилось. Бывает в жизни и такая радость – сон без снов…
Они снова шли. Незаметно наступила ночь. Он совсем успокоился. Такой темп похода ему был не в тягость, несмотря на снаряжение, пять автоматов за спиной и пулемёт на плече. Ночь была хороша – дул ласковый ветерок, дневное пекло сменила ночная прохлада. Ночи на этой планете, в особенности ясные, были потрясающие. Сначала наступала густая тьма, а потом полнеба закрывал красным, печальным ликом Зoран – местная луна. Всё вокруг было залито красноватым светом. Небо из чернильно-чёрного становилось тёмно-синим, однако звёзды лишь едва бледнели.
Дэк залюбовался потрясающей картиной. Давно он не обращал на это внимания. Ох, давно! А хорошо-то как! Колонна шла по склону. Не одного Дэка ночь настроила на лирический лад – в середине колонны кто-то затянул старую походную песню. Остальные подтянули. Что-то неясное, запрятанное где-то в глубинах подсознания укололо Дэка, сердце защемило, он подтянул за другими второй куплет: «Зоран печальный слёзы кровавые пролил над ними…»
Так и шли они через холмы и долины, залитые красноватым ночным светом Зорана, тянули походные песни. Дэк подумал: «Где же я всё это уже слышал? И когда это было? Да и я ли это был? Не знаю… И как меня зовут – Дэк или Святослав? Да… После об этом нужно подумать – коварная это штука подсознание.»
А они всё шли. Поход к Огненному урочищу продолжался почти сутки. Наконец утром они вышли к урочищу. Лес круто спускался по склону. Внизу меж камней журчала быстрая, мелководная речушка. Голова колонны карабкалась на противоположный склон. Он был не такой крутой, но и на нём люди, измотанные долгим маршем кое[А.Л3] -где скользили. О том, чтобы его преодолеть бегом, не могло быть и речи. Если атакующие не смогут захватить гребень, то обратно им придется карабкаться по крутому склону, цепляясь за кусты и ветви, а в спины их будут расстреливать обороняющиеся. Позиция хорошая, и её нельзя было обойти – ниже по течению реки начинались Гиблые болота, а выше лес упирался в обрывистые, неприступные скалы.
Дэк посмотрел на противоположный гребень, где им предстояло держать оборону, и подумал: «Место неплохое, но кто нас сюда загнал? Слишком уж всё подозрительно: Клещ, арест Инженера и одновременно эта карательная операция. Не могу отделаться от ощущения, что нас кто-то предаёт. Не могу… Надо будет поговорить с Генералом и Инженером об этом, потом… если будем живы. Уж слишком всё похоже на Восстание. Слишком.»
Люди Гвардейца уже вышли на правый гребень, и он начал расставлять их по местам. Дэк только начал спускаться, а на противоположном склоне уже вовсю мелькали лопаты и киркомотыги.
Они успели…
 
Глава 6

Шеф контрразведки сидел в роскошном кожаном кресле и рассеянно смотрел то на землю и облака в иллюминаторе, то на салон своего персонального самолета. Трое офицеров его свиты и бригадный генерал из генштаба корпели над картой, за перегородкой перестукивалась и пищала аппаратура узла спецсвязи, бубнили позывные двое радистов. Сновали туда-сюда его адъютант и вестовой.
Он пребывал в неуверенности. Вчера ему казалось, что нужно лично курировать ход операции. Её успех сулил большие выгоды. Руководители успешного лесного похода получали изрядную долю влияния и жирный кусок средств, выделяемых на дальнейшую борьбу с врагами демократии и государства. В случае успеха, Гридо входил бы в правящюю элиту, а он поднимался на новый уровень в ней. В случае успеха. Вчера он был уверен в нём, а сегодня… Час назад операция началась, и началась неудачно. Командиры батальонов, атаковавших лагеря партизан, докладывали, что лагеря пусты. Передовые отряды гвардейцев и егерей попадали в засады. Парашютный десант через час после высадки нашёл главную базу Южного фронта, и она тоже была пуста. А что, если провал? Что тогда?
Всепожирающий страх охватил его. Он представил, что его вызывает Сам. Бесцветным, равнодушным голосом говорит:
– Подъезжай… Есть разговор, нужно, знаешь ли, одну проблему решить… Так… Мелочь.
Мелочь?! Он с ужасом представил, как его труп выволакивают из того самого кабинета, оскальзываясь в луже его мозгов и крови.
– Нет!!! Святой Нaно! Только не это! Успокойся. Для этого слишком мал повод. Паук не знает всех деталей. Это ты, и только ты знал, что Южный фронт можно было разгромить вместе с Арканским подпольем. Слава богу – Паук ничего не знает про твоего Большого Друга.
– Сволочи! Ублюдки! Дерьмоеды! Тараканья немочь!!! Успокойся. Ты им нужен. Без тебя и твоего департамента они и трёх месяцев не продержатся – армия ненадёжна, а штурмовой гвардии на всю страну не хватит.
Он сидел в кресле, покрытый липким, холодным потом, и по­сте­пен­но приходил в себя. В горле пересохло. Он щёлкнул пальцами адъютанту, и тот бросился в буфет. Через полторы минуты вестовой подал ему поднос с закусками и бутылкой тёмного дорогого вина. После третьей рюмки ему стало получше. Первый страх прошёл, он обдумывал сложившуюся ситуацию и прикидывал, что делать.
Путей было два. Первый – улететь через сутки, а потом свалить всё на эту гвардейскую дубину – Гридо. Но разумно ли это? Нет, Гридо ему ещё пригодится. У него нет таких завязок с армейскими генералами, как у Паука, даром что тот финансист, а он всё же офицер. Знал, скотина, с кем дружить. Придёт время, и он уберёт орла нашего, великого политика, отца нации и прочая, прочая, прочая. Тогда одним Гридо не обойдёшься. Ещё и другие потребуются. Значит, придётся выкручиваться. Ну что ж, у него есть полтора десятка мало-мальски известных подпольщиков в столичных подвалах и в двух-трёх секретных спецлагерях. Паук не знает, что они уже попались ему в лапы. Хорошо, что удалось вычислить президентских агентов в своём аппарате… Привезти этих собак сюда и “обнаружить” на поле боя. И чтоб побольше оружия. Надо будет сказать Гридо – у него есть надёжные людишки, они всё обтяпают как надо. Дьявол! Змею им всем в глотку! Мы ещё сможем протрубить о своих победах! Сможем! А потом посмотрим, чья возьмёт… Впереди ещё “Осеннее наступление трудящихся, приуроченное к очередному …цатилетию”… И ещё у него есть его Большой Друг!
Проклятие… И кто же мне так вставляет кость в горло? Когда же это началось? И тут Шеф контрразведки вспомнил: два года назад в столице кто-то убрал его зама, большого специалиста по части допросов. Полковник Шeнгу возвращался после тяжёлой “трудовой” ночи на одну из своих вилл к любовнице. С ним были двое громил-охранников и капрал-водитель. До дома было уже недалеко, как вдруг машину, сбросившую у перекрёстка скорость, догнали два мотоцикла. Сидевшие за спинами водителей парни в закрытых шлемах выхватили из-под просторных курток автоматы и в пять секунд превратили роскошный чёрный лимузин в друшлаг – вместе с доблестным полковником и его охраной. Никто из них даже выхватить пистолетов не успел. А мотоциклы рванули вперёд и исчезли в ближайших подворотнях…
Это была первая акция такого масштаба. До этого у подпольщиков руки доходили лишь до какого-нибудь лейтенанта или капитана, да и то в провинции, а чтоб в столице, его зама, среди бела дня… Такого ещё не было. Исполнителей, несмотря на все усилия и его гнев, которому не было предела, так и не нашли. Они не подчинялись официальному подполью, и в результате он не смог ничего толком узнать. Потом таких же случаев происходило немало. И чаще всего они происходили в Аркане. Говорили про какую-то штурмовую группу, подчинявшуюся лидеру теневого Сопротивления Нано Анто по кличке Генерал, и что командиром её был некий неизвестный контрразведке подпольщик. Про него не было известно практически ничего, только кличка – Танкист. За два года о нём так ничего и не удалось узнать. Не человек – призрак какой-то. Словно дух народного мщения, появлялся он из ночной темноты, наносил удар в самое уязвимое место и исчезал, не оставив следов. Теперь вот убрал Румо-Волдыря и Клеща, и штаб-квартиру в Аркане спалил, да ещё, оказывается, до плана операции добрался, тараканья немочь! Да… Не зря Генерал его так бережёт. А ведь Танкист – это ещё не всё. Чего стоил тот тип из Пангунского подполья. И всего-то пять месяцев успел проработать, пока Большой Друг не сдал, зато как! Такого наворотил, что потом два года весь округ пришлось чистить на полную катушку, и всё равно Пангуна осталась революционным рассадником. Её только Арканское подполье за последние полтора года смогло переплюнуть.
А Он на допросах так ничего и не сказал. Так и сгинул молча, хотя таких пыток до него никто ещё не выдерживал.
У меня тогда было такое чувство, что за мной смотрят из тёмных углов допросной. Могучие, сильные, всевидящие. Мрачно смотрят из густой тьмы и молчат… С тех пор боюсь темноты, ночи. Кто-то сильный, но невидимый появился за спиной подполья. Я никак не могу понять, кто это, но чувствую, шкурой чувствую этот холодный, цепкий взгляд. Ведь никаких следов! Но что мне делать со своей интуицией? А она твердит: подполье – это ещё не всё, есть кто-то и за ним. Есть… Но кто?!
От тяжёлых раздумий его избавил адъютант:
– Подлетаем к передовой базе, ваше превосходительство!
– Что сообщает ротмистр Дoнгу?
– Пять минут назад напоролись на засаду. Ведут бой, есть потери.
– Генерал Гридо принял меры?
– Так точно, ваше превосходительство! Вертолёты и штурмовики уже вызваны.
Он наполнил четвёртую рюмку и уже не спеша пригубил её, наслаждаясь терпким вкусом вина.
– Прикажите подготовить вертолёт, ротмистр, я намерен немедленно отправиться на командный пункт к его превосходительству генералу Гридо…
Ротмистр услужливо кивнул головой:
– Слушаюсь, Ваше высокопревосходительство!
А Шеф краем глаза заметил, как бригадный генерал, генштабист, едва заметно скривил губы в презрительной ухмылке.
“Смейся, смейся, тараканья немочь, мы ещё посмотрим, кто будет смеяться последним!” – злобно подумал Шеф и добавил вслух:
– Соедините меня с генералом Мартaгу…
Самолёт начал снижаться. В иллюминаторе появилась земля. Меж заросших кудрявым лесом горных кряжей вилась оранжевой лентой дорога, проложенная к авиабазе. Как только самолёт приземлился на бетонку и остановился, он направился к ожидавшему его на специальной площадке пятнисто-зелёному вертолёту. Следом за ним, прикрывая лица от пыли, заспешила свита. Шеф шёл к вертолёту, пыль разъедала ему глаза.
База напоминала разворошённый муравейник. На одном её краю механики готовили штурмовики к очередному вылету, на другом у шеренги тяжёлых десантных вертолётов толпились гвардейцы в полевом полосатом камуфляже, увешанные снаряжением. Повсюду громоздились горы ящиков, бомб, ракет. Пирамиды бочек с горючим и напалмовых контейнеров поднимались едва ли не выше казарменных бараков, но рядом с ними солдаты разгружали ещё два огромных транспортных самолёта. Десятки грузовиков и заправщиков сновали во все стороны, сотни людей куда-то спешили. Уже возле вертолёта к нему подбежал комендант базы и с подобострастием принялся что-то говорить – видимо, докладывал. Шеф ничего не слышал: разговоры, крики, гул машин - всё заглушал рёв самолётов и вертолётов, однако покровительственно небрежно улыбнулся, похлопал его по плечу и сел в кабину вертолёта. База, похожая на разворошённый муравейник, стремительно ушла вниз и вбок.
Он глядел на проносившиеся под лыжей вертолёта сосны, на бортстрелка, всматривающегося в лесную чащу, и думал: «Такие силы задействовать, и всё может пойти прахом из-за какого-то одного человека! Проклятье! Теперь придётся ловчить и выкручиваться. Змею ему в глотку!»
Вертолёт стал карабкаться на вершину горы, иной раз задевая лыжами верхушки сосен. Там на небольшом плато Шеф увидел передовой командный пункт Гридо. И там тоже сновало множество людей в камуфляже. Когда вертолёт сел, он увидел группу офицеров, среди которых стоял ничем не примечательный человек среднего роста и телосложения – дивизионный генерал Гридо…
Они козырнули друг другу и без лишних слов пошли на смотровую площадку. Штабные столики и несколько стереотруб подковой закрывал бруствер из мешков с песком, над головами была натянута маскировочная сеть – всё как на армейском НП в прошлую войну, и вид открывался похожий. На десятки километров были видны пологие горы и долины, покрытые лесом, а над ним в ясное утреннее небо поднимались столбы дыма. Вокруг некоторых едва заметными точками кружили штурмовики. Заглушая шум леса бухали далёкие взрывы, завывали в пике самолёты, стрекотали пулемёты – ни дать ни взять, война…
Шеф засмотрелся на редкую для него картину, а за спиной у него взад-вперёд расхаживал Гридо; он заметно нервничал и в конце концов, не выдержав, заговорил первым:
– Что происходит? Они ушли одновременно со всех баз, на путях отхода оставлены заслоны… Что всё это значит?!
– Видимо, они добыли план у Волдыря, – ответил Шеф, не отрываясь от окуляра. – А что это там горит?
– Посёлки.
– Посёлки, говоришь… Людишки эти, по моим сведениям, помогали бунтовщикам… Пускай теперь нам помогут…
– Это как?
– Высаживай в посёлки егерей, а ещё лучше гвардейцев. Пусть всё жгут и всех убивают, но мужчин призывных возрастов не сразу. Пусть отвезут на базы, к местам засад, и уже там кончают, а потом…
– А потом надо среди них оружие раскидать!
– Правильно, но это ещё не всё. К вечеру Мартагу доставит тебе семнадцать номерных заключённых. В одном месте их не сваливай. В каждом по одному, по два, ну по три. И смотри чтоб пули пробили на них форму, чтоб всё как положено, ну сам знаешь.
– Но как же Южный фронт? Если они узнали – значит, ушли не более суток назад. Если без остановок, это будет километров восемьдесят – девяносто, может сто.
– А куда бы ты на их месте пошёл?
– Направлений два. Первое – на восток, но мы неизбежно начнём преследование. Нужно бросать обозы, раненых, беженцев. Значит, второй вариант – на север, к Гиблым болотам и Огненному урочищу. Но если они туда успели, то тогда дело плохо. У нас не хватит радиуса действия вертолётов, да и высаживать людей трудно, а как миномёты туда доставить, просто не знаю.
– Но можно же использовать промежуточные площадки ?
– Нет, в лесах мало полян, да и использовать их нельзя – размеры не те. Нужно, чтобы на каждую могло одновременно садиться десять- двенадцать машин, а готовить их нет времени. Ты же сам сказал – срок семь, максимум девять суток, не более. Не хватает средств… А на виллы в имперском стиле деньги есть! Тараканья немочь!
– А парашютный десант?
– Тоже не выйдет. У меня только шесть “бегемотов” и восемь “нырков” – этого на один батальон едва хватит. Да ещё без разведки, в самое пекло… Их половину в воздухе перестреляют…
– Так что же делать?
– Радиуса действия вертолётов не хватит примерно десяти километров до урочища. Туда концентрировать егерей, гвардию, подбрасывать тяжёлое вооружение, припасы, и как проведём разведку – вперёд. Ну, сначала как положено, огневой налёт, штурмовка. У нас здесь под рукой девяносто из ста пятидесяти вертолётов поддержки – это тысяча восемьдесят человек, и двадцать два транспортно-десантных – это ещё пятьсот двадцать восемь человек. Всего за один рейс – тысяча шетьсот восемь штыков. Три рейса с личным составом, ещё рейс с оружием и рейс с боеприпасами. К двум часам начнём атаку…
– А раньше? Может, элемент внезапности использовать?
– Ну что ты! Они уже нас там ждут! Без подготовки в таком месте атаковать бесполезно – только людей зазря положить, а они нам ещё понадобятся… Урочище-то – местечко, гиблое для наступающих…
– А сможем их разгромить?
– Если удастся рассечь оборону… Может быть. Это где - нибудь на третьи-четвёртые сутки. Не раньше…
– Змею им в глотку! Дерьмоеды!!!
– А с бабами из посёлков что делать? – грязно ухыльнулся Гридо. Шеф оторвался от стереотрубы и хищно скривил тонкие губы.
– Ну что ж, привези парочку, побалуемся вместе. Правда, я слышал, что тебе больше вешать нравится, а вот я люблю пытать…
Они оба мрачно захохотали. Их прервал адъютант Гридо:
– Ваше превосходительство, командир разведзвена докладывает, что обнаружил их в районе Огненного урочища!
Гридо поскрёб подбородок и, недовольно морщась, сказал:
– Самолётам разведэскадрильи прочесать весь район Огненного урочища до Чёрных скал. Раскрыть их полосу обороны. Для поддержки разведчиков выделить два звена штурмовиков. Командующему авиагруппой приказываю готовить к вертолётному десантированию 703-й гвардейский парашютный батальон и 560-й егерский батальон. Вылет в район Огненного урочища по готовности. Старшим назначается командир 703-го. Цель – захват плацдарма для основных сил и разведка обороны противника. В открытый бой с мятежниками не вступать. Командующему авиагруппой приказываю готовить к высадке в тот же район 318-ю отдельную егерскую и 202-ю гвардейскую бригады. Подготовить не менее пятидесяти четырёх самолёто-вылетов на штурмовку вражеских позиций. Командиров бригад ко мне через двадцать минут! – затем он обернулся к Шефу – Ваше превосходительство! Прошу вашего разрешения включить вашу оперативную группу в состав моего штаба на время операции!
– Разрешаю. Пусть подключаются к работе немедленно.
– Слушаюсь! – отчеканил Гридо и вновь обернулся к адъютанту – Начштаба, начальников оперативного отдела, разведки и тыла ко мне через три минуты!
– Слушаюсь! – подобострастно рявкнул адъютант и рысью бросился выполнять распоряжения.
– Так, значит, ты уверен, что удастся их разгромить наличными силами?
– Ну, не знаю… Скользко всё… Если бы ещё две егерских дивизии и недель пять-шесть, тогда да, а так… Едва ли. Я не понимаю, почему так мало средств выделено на операцию – ведь Южный фронт уже год реально угрожает Аркану. Почему?
– Ты же видишь, что я делаю всё возможное: и вертолётов тебе выделено почти восемьдесят процентов из того, что есть, и транс­порт­ни­ков тоже. Знал бы ты, чего это мне стоило… Даже с этих крох, что отпущены на операцию, пришлось шесть процентов отдать…
– Не может быть! Но это же… Они там что, совсем?..
– Хотели вообще десять, но я отстоял. Со всеми этими дерь­мо­е­да­ми перессорился, даже Пауку пробовал жаловаться… Куда там! Дай, говорит, шесть процентов, и так ты себе льготный режим устроил, у других по пятнадцать процентов берут, а у гражданских вообще по двадцати…
– Святой Нано! Ну куда же им ещё? Да я и сам беру, но нельзя же так! В армии уже брожение… Они дохапаются до революции. Нас всех на фонарях развешают – туфлями на ветру качать!
– Видишь, как ты заговорил! А ещё год назад я тебе только заикнулся – сразу руками замахал: дескать, как можно! «Всенародноизбранного», «кумира армии», «Отца нации»…
– Они себя тогда поразумней вели. Ещё не забыли, как в штаны наложили во время Восстания. А сейчас… Жрут, жрут, того и гляди взорвутся от жадности, а им всё мало!
– Ну ладно, мы об этом попозже поговорим, твой штаб идёт.
 
Глава 7

 

                                    Глава 7

Они успели. Вслед за основной колонной к Огненному урочищу начали выходить другие отряды. Через два часа, когда началась карательная операция, на склоне урочища окапывались тысяча шестьсот семьдесят партизан, а обозы с беженцами и ранеными уже шли в сторону Хрустального плоскогорья.

Им не хватало времени. Надо было успеть создать оборону – иначе не продержаться партизанам неделю. Хоть и крутой склон, а без окопов никак нельзя. Все понимали – не могилы себе роют, и оттого работали быстро. Копали так, что лопаты буквально мелькали в воздухе, будто шашки в кавалерийской рубке. Однако стоило только появиться в раскалённом небе разведчику, люди начали работать ещё быстрее. Дэк вгрызался в каменистую землю лопатой, чувствовал струившийся по лицу и спине пот. Он видел, как падали с лица частые капли на камни в глубине окопа. Казалось, работать быстрее уже нельзя, но едва они услышали стрёкот десятков вертолётов за противоположным склоном, как они заработали с невиданным ещё остервенением. Через час на гребне левого склона замелькали фигуры егерей в пятнистом камуфляже. По цепи передали приказ – выставить дозорных, ждать. Но атаки всё не было – у них оказалось в запасе ещё несколько драгоценных часов.

«Значит, Гридо решил пожертвовать внезапностью, нанести удар позже, но кулаком, а не растопыренными пальцами, – подумал Дэк. – Да, дело своё он знает, а у нас не линия обороны, а тараканья немочь какая-то. На Стальном рубеже до нас неделю сапёры работали, а потом ещё три дня вместе с нами. Тяжело будет держаться, ох тяжело!»

Ещё через час Генерал приказал всем командирам отрядов прийти на свой командный пункт. Они собрались внутри бруствера, выложенного мешками с песком, позади блиндажа. Все были измочаленые, перепачканные землёй и песком. Дэк, правда, надел чистую гимнастёрку и умылся в ближайшем ручейке. Привёл себя в порядок и Генерал, но им обоим оказалось далеко до Гвардейца. Он опять всех поразил. Пришёл на КП при полном параде, как всегда гладко выбритый. Красный берет лихо заломлен набок, новенький, с иголочки, трёхцветный камуфляж поражал чистотой – видно, хранился для такого случая. Был он при всех наградах, на правом плече огнём горел золотой аксельбант. Картину дополняли кожаные перчатки.

 Ну ты, Гвардеец, даёшь!

– Да, будто на парад собрался, а не в мясорубку.

– Ничего не поделаешь, уж такой я есть, старорежимный…

– Ну, если гвардия с нами, то этой тараканьей немочи Гридо несдобровать, змею ему в глотку!!!

Все дружно захохотали. Напряжение последних суток немного спало. Они ещё смеялись и балагурили, но каждый понимал: все вместе партизанские командиры видятся в последний раз. Самое большее через три часа начнётся бомбёжка, за ней штурм – значит, к вечеру кого-то из них уже не будет в живых…

Дэк смотрел на них и вдруг почувствовал сквозь смех, как защемило сердце – кого  сегодня убьют первым? Многих он очень хорошо знал. Некоторые за последние полтора года стали его друзьями, особенно он сдружился с Кузнецом и Гвардейцем.

Только не их… он и так за эти дни уже многих близких друзей потерял. А вдруг Генерал… Если не он, то кто? Кого можно? Дэку стало стыдно за свои мысли. Он посмотрел на Генерала – сквозь улыбку чувствовалась печаль. Глаза его блестели чуть больше обычного. «А ведь и он о том же думает,» – отметил Дэк.

– Ну ладно, товарищи, посмеялись – и хватит. Теперь к делу! – сказал Генерал. – Линия обороны разбита на три участка: первый – от водопада до высоты 804, второй – от высоты 804 до высоты 786 и третий – от высоты 786 до Чёрных скал. Командирами участков назначены: первого – Стрелок, второго – Кузнец, третьего – Смелый. Четыреста сорок четвертый, пятьсот девятнадцатый отряды, третья рота девятисотого батальона и семьсот девятнадцатая группа – в резерве. Командовать резервом будет Гвардеец. Резерв и группа огневой поддежки Малыша в моём подчинении. Мой КП здесь, на высоте 826. Новобранцев из учебного центра во вторую траншею. Через час инженерные работы прекратить и готовиться к бою. Огня первыми не открывать. Всё. Идите по своим местам, товарищи.

Начальник штаба осторожно предложил:

– А может, новобранцев в резерв?

– Нет. Резерву предстоит контратаковать на участках наметившегося прорыва, там нужны лучшие бойцы. К сожалению, товарищи, второй линии обороны у нас нет, – ответил Генерал каменея лицом.

– Эх… – вырвалось  у Стрелка. Он хотел что-то сказать, но передумал и, безнадёжно махнув рукой, пошёл к своему блидажу. Остальные молча потянулись за ним. Всем всё было ясно, оставалось только готовиться и ждать…

Дэк с Гвардейцем привели своих людей в траншеи вокруг основного командного пункта. Начали готовиться к бою, проверили связь, уточнили позывные и частоты, выяснили, сколько при себе боеприпасов у их людей, где склад боепитания, где медпункт. Посмотрели оружие – оно было в порядке; их подчинённые были едва ли не самыми лучшими бойцами Южного фронта. А во второй траншее взводные честили во все тяжкие новобранцев – у кого винтовка грязней грязи, у кого затвор заклинило – немногим из этих горемык удастся дожить до вечера. Одна надежда – на опытных бойцов да на командиров; глядишь, кто-нибудь из новеньких и протянет дня два…

Дэк и Гвардеец, печально покачав головами, занялись своими делами – нужно было прикинуть расстояние между гребнями урочища, выбрать наиболее подходящие дистанции для стрельбы, распределить цели для карабинов, полуавтоматических винтовок, автоматов и пулемётов. Наконец, когда люди были расставлены по местам, Гвардеец с Дэком начали прикидывать, какое направление и участок наиболее опасны. Где скорее всего будет первая атака.

– Попомни моё слово, Дэк, они пойдут именно там, где на нашем гребне сосна с горелым верхом.

– Это где-то метров двести правей КП Кузнеца?

– Да, там…

– Пожалуй… Наш склон здесь самый пологий, да и на ихнем буреломы не такие густые, как в других местах.

– Самое главное, левый склон там выше метров на двадцать. Погляди, как суетятся. Возьми бинокль…

Дэк сквозь сетку окуляров увидел далёкие фигурки людей в полосатом камуфляже:

– А ведь это гвардейцы…

Гвардеец взял бинокль, поднёс к глазам и начал крутить окуляры.

– Да… Гвардейцы… Передать по цепи – снайперам следить за участком напротив горелой сосны. Как увидят офицеров и много бликов от биноклей, пускай докладывают немедля – значит, через полчаса начнётся атака.

Один из снайперов спросил:

– Огонь открывать можно?

– Только снайперам, и только по старшим офицерам!

– Есть!

Потом Гвардеец вызвал по рации Генерала и попросил разрешения на работу снайперов.

– Ну ладно, только по старшим офицерам, – согласился он.

Суета постепенно улеглась, люди устраивались на своих местах в траншеях. Раскладывали поудобней запасные магазины, обоймы, проверяли гранаты. День перевалил за середину. Солнце замерло в зените. Жара была как в преисподней, воздух будто плавился. Стало тихо, только в глубине урочища шумела по камням речушка. Всё замерло вокруг. Дэку казалось, что не только люди, но и Лес и Горы ждут, когда Это начнётся… Ожидание боя мучило больше, чем палящее солнце.

– Скорей бы уж! – подумал он. Партизаны в траншее вполголоса пере­говаривались меж собой, чтобы хоть как-то снять напряжение:

– Тихо как…

– А перед боем, Толо, всегда так. Всё стихает – и ветер, и деревья, и живность вся – будто ждут, когда начнётся…

– До чего тоскливо, скорей бы начинали, что ли!

– Терпи уж! Дождёшся… Мамку ещё звать будешь…

– Так уж и буду?

– Будешь… Всем страшно. Смерть, она всем мачеха, её всяк боится.

Дэк пошёл по траншее, в последний раз проверяя, всё ли готово, и вскользь слушал обрывки разговоров.

– Как из корпусных гаубиц по нам долбать стали, такое началось…

– Когда война кончится, я, Алту, обязательно на агронома учиться пойду…

– А баба у меня, ребята, ну просто чудо какая была. Вспомню её, бывало, на привале или в лагере – аж в жар бросает…

Он подошёл к Гвардейцу. Тот не спеша курил сигарету.

– Что, Дэк, пакостно на душе?

– Людей жалко…

– Ничего, скоро начнут. Тогда тосковать некогда будет…

На левом гребне, что возвышался над горелой сосной, замелькали блики. Громко и сочно грохнул выстрел. Снайпер крикнул: “Вижу много старших офицеров! Показывают чего-то друг другу на нашей стороне!”

Гвардеец криво усмехнулся и велел радисту:

– Свяжи меня с Генералом.

Как только в трубке послышался его голос, Гвардеец сказал:

– Началось…Через полчаса, у горелой сосны… Всё понял, – он отдал трубку радисту и зычно скомандовал: – К бою!

Сначала они услышали гул самолётов, а потом увидели и их самих. Штурмовики, увешанные бомбами и ракетами, шли тремя шестёрками, поднимаясь к зениту. Крайняя машина начала заваливаться на крыло и, взвыв сиреной, обрушилась в пике.

Первая бомба с омерзительным визгом и свистом пошла к земле. Взрыв расколол мир надвое – до и после…

Ад пришёл к ним. Огромные чёрные сутаны взрывов рвали землю. Среди грохота и жёлто-красных всполохов мелькали обрывки фраз: Ложись! Санитарааа !!!- Мамаа! - Святые угодники! - Куда?! В траншею, быстро! Умираю, санитара же сюда!- Аааа!!!!

Для Дэка время сжалось. Он видел всё происходящее как в замедленном кино: медленно  втягивали головы в плечи и не спеша вжимались в землю его товарищи, медленно поднимались к небу фонтаны земли. Медленно, очень медленно летел ему в лицо, кувыркаясь в воздухе, раскалённый осколок…

Он  без труда увернулся от него и успел увидеть, как кусок зазубренного металла медленно, будто нехотя, входил в землю… Он лёг на дно траншеи и почувствовал упругий толчок горячего воздуха в спину – ударную волну другого взрыва. Среди взрывов, заглушая их грохот рёвом двигателей, проносились коршунами штурмовики. Над окопами, медленно вращаясь в воздухе, пролетело чьё-то тело. Дэка слегка присыпало землёй. Взрывы фугасок сменил стрёкот пушек и шелест реактивных снарядов. “Ещё заход – и начнут долбить из миномётов”, – подумал Дэк.

Завывание сирен прекратилось, но едва гул самолётов стал удаляться, послышался харкающий звук полковых миномётов. На позиции посыпался град мин. Всё снова потонуло в грохоте разрывов. Обстрел продолжался минут двадцать. Когда разрывы прекратились, он позволил себе чуть расслабиться, и время разжалось. Они [А.Л1] поднимались со дна траншей, протирали глаза, стряхивали с себя землю и смотрели на урочище. Весь его противоположный склон заполнили крошечные фигурки людей, спускавшихся вниз, – атака уже началась.

Первая цепь преодолела реку и карабкалась по их склону. Гвардейцев от первой траншеи отделяло метров триста – триста пятьдесят. В первой и второй траншеях залязгали сотни передёргиваемых затворов. Заголосили командиры взводов:

– Внимание! Взвод, приготовиться! Целься!…

Все ждали команды. Топот тысяч ног приближался. Наступающие уже в двухстах пятидесяти метрах… в двухстах.

В небо взвилась жёлтая ракета. Не успела она достигнуть зенита, как десятки голосов зашлись в крике:

– Огонь!!!

Их крик потонул в урагане огня…

Нападавшие посыпались наземь, как снопы. Они спотыкались, молчком тыкаясь в траву. Некоторых пули отбрасывали назад, и они с криками, как в кино, прыгали спиной вперёд и кувырком неслись вниз по склону, сшибая тех, кто карабкался следом за ними. Иные, наоборот, упав, замирали, а потом начинали скользить вниз. Один молоденький лейтенант во второй цепи картинно размахивал пистолетом и кричал что-то патетическое. Вдруг он, будто наткнулся на невидимую стену, замер с картинно поднятыми руками, на цыпочках и, постояв несколько секунд, начал медленно опрокидываться на спину, так и не опустив рук, а потом кубарем полетел вниз, вслед за остальными…

Теперь над урочищем стоял треск ружейных и автоматных выстрелов. Сквозь них сочно грохотали пулемёты. Наступающих косил ураганный огонь, в пятидесяти метрах от траншеи остатки первой цепи залегли. Через полминуты там же легли и уцелевшие гвардейцы из второй цепи. В окопы полетели гранаты. В ответ партизаны стали кидать на склон свои.

Пока бойцы резерва были только зрителями ужасающего спектакля. Они должны были открыть огонь, только когда противник достигнет первой траншеи и возникнет угроза прорыва линии обороны. Дэк глядел на пир Смерти привычно и спокойно. Даже если кто-то из атакующих и доберётся до первой траншеи, у них мало шансов. В первой атаке по крайней мере. Однако кое-кто из его бойцов нервничал. Он оглянулся и крикнул:

– Передать по цепи – огонь по сигналу: красная ракета!

Стоявший рядом Гвардеец одобрительно ему кивнул. Кульминация боя приближалась. В полусотне шагов от окопов показалась сильно поредевшая третья цепь. Ведшие её офицеры пинками подняли залёгших. «Сейчас!» – пронеслось в голове Дэка – в небо взметнулась красная ракета.

– Огонь!!! – заревел он и нажал на спусковой крючок автомата.

Они всё же дорвались до траншей – атакующих было не более полусотни. На позициях закипели рукопашные схватки.

Здоровый, разъярённый гвардеец спрыгнул с разбегу во вторую траншею, ловко отбросил ударом приклада щуплого партизана-новобранца на бруствер, приколол штыком и тут же с отчаянным воплем упал вслед за ним на дно окопа, перечеркнутый автоматной очередью Дэка… Их было слишком мало. Вся их надежда была на четвёртую цепь, но люди Гвардейца не дали им этого шанса. Под их огнём и без того поредевшие цепи сначала залегли, а потом через минуту побежали вниз по склону, таща за собой раненых. Когда в рукопашной убили ротмистра, командовавшего третьей цепью, двадцать девять ещё уцелевших гвардейцев бросились вниз, назад. Через реку смогли перебежать человек десять… Оба склона урочища теперь были усеяны телами убитых, ползущими и корчившимися от боли ранеными. Атака захлебнулась.

На позиции партизан опять полетели мины – Гридо прикрывал отход своих людей. Минут через десять всё стихло.

Солнце по-прежнему стояло почти в зените, как будто ничего не случилось на склонах Огненного урочища.

– Святой Нано – козёл ты безрогий… Куда ж ты смотришь, тараканья ты немочь! – горестно покачав головой, проговорил немолодой уже партизан по прозвищу Оружейник.

Всё стихло ненадолго – только лес шумел, да сквозь его шелест доносился стрёкот десятков вертолётов – Гридо готовил следующие атаки. Кузнец приказал собрать трофейное оружие и боеприпасы.

– Главное на войне не жратва, ребята! Главное – патроны… Всё посчитать и сдать на склад боепитания! – назидательно говорил он.

– А как свои кончатся?

– Сходишь на склад да получишь. Автомат – не швейная машинка, чтоб попусту строчить. Нам здесь ещё дней восемь-девять стоять, так-то, ребята…

С позиций унесли последних раненых. Гвардеец, вернувшийся с КП Кузнеца, был спокоен и доволен.

– Потеряли восемнадцать убитыми и пятьдесят четыре ранеными, – удовлетворенно улыбаясь, сказал он Дэку. С наслаждением затянувшись трофейной сигарой, добавил – А у них девяносто одних только убитых да ещё триста десять раненых… Радиоперехват - Потом устало сел в нишу и, чуть помолчав, продолжил – следующая атака будет часа через два, не раньше – у них мин в обрез, сейчас возят их вертушками.

Потом он достал из подсумка хрустящий целофановый пакет.

– Есть хочешь? Гвардейский боевой рацион – ребята у ротмистра забрали, Кузнецу принесли, а он вот мне с собой дал. «Поешьте, говорит, Дэк третьи сутки не емши…»

Дэк посмотрел на галеты с консервами и почувствовал, как засосало под ложечкой – он ведь и впрямь третьи сутки ничего не ел.

 

 

                                      ***

На гребне противоположного склона мелькали крохотные фигурки. Генерал покрутил окуляры стереотрубы и разглядел, как гвардейский полковник отдаёт приказы офицерам и вестовым. Там, кроме гвардейцев, были ещё и егеря в своём пятнистом камуфляже и с тяжёлыми тесаками, притороченными за спинами. Намечалось что-то серьёзное.

– Атаку готовят, – подумал Генерал, – какая это по счёту? Сегодня четвёртая, а если за три дня – то двенадцатая… Кто бы мог подумать… А ведь держимся… держимся. И потери какие…

Он отошёл от стереотрубы к столу. Над расстеленной на нём картой колдовали начштаба, Кузнец и Гвардеец.

– Сколько за эту ночь людей вышло через болота?

Начальник штаба поскрёб щетину на подбородке и ответил :

– Двести восемьдесят бойцов, сорок раненых и двести десять беженцев. Основная масса людей всё ещё форсирует болота. Главные силы Интоту начнут выходить к нам начиная со следующей ночи…

– Да уж…Тают наши ряды. Если Интоту своих ребят не приведёт сегодня ночью, завтра можем не выдержать…

– Оборона у нас как натянутая струна – того гляди лопнет, – констатировал Кузнец.

– А ведь до пика боёв ещё далеко. Радист зафиксировал ещё одну егерскую бригаду и два батальона гвардии. У Гридо есть ещё козыри в рукаве, – вторил ему Генерал.

– У меня сегодня четверо легко раненых из госпиталя на позиции вернулись, а Дэк даже и уходить не стал. Оружейник его только перевязал, и всё… – ни к кому конкретно не обращаясь, задумчиво сказал Гвардеец. – Я такое даже на фронте редко видел.

Генерал спросил у начальника штаба:

– Какие у нас потери за вчерашний день?

– Сто четыре убитых и триста двадцать раненых – ответил он.

Генерал вернулся к стереотрубе и мрачно проговорил:

– Если сегодня Интоту не выйдет из болот – завтра нас сомнут…

Соседний склон буквально кишел егерями и гвардейцами.

– Через сорок минут начнут атаку на твоём участке, Току. Иди, встречай гостей. Там к тебе и гвардия, и егеря собрались…

Кузнец погрёб за ухом и крякнул недовольно.

Самолётов на этот раз было не восемнадцать, а двадцать четыре. Миномёты поддержали реактивные горные установки, и продолжался налёт дольше. Это уже почти не отличалось от артподготовки на Стальном рубеже или Горелой плеши, в ту ещё войну. Земля буквально кипела от сотен разрывов, воронки налезали одна на другую… Когда стрельба прекратилась, на их склон карабкались три тысячи гвардейцев и егерей. Он понял, что их не удастся остановить даже резерву – придётся вступить в дело миномётчикам.

– Лузу, соедини меня с Малышом, – резко сказал он Радисту. Как только тот ответил, он крикнул ему в трубку – Огонь!!! – Потом стремительно надел каску, примкнул штык к автомату и скомандовал – Штаб, в ружьё!!! Все в траншеи!!!

В первой траншее уже закипела рукопашная. На гребень вырывались, перепрыгивая через упавших, сотни озверелых, ревущих от ярости солдат. Десятками их косил ураганный огонь, однако через минуту рукопашная докатилась до второй траншеи. В воздухе засверкали окровавленные штыки, тесаки, сапёрные лопатки. Перекрывая грохот боя, над урочищем поднимался тысячный людской крик и стон. Во второй траншее умирали новобранцы учебного центра – один за другим, десятками… К ним наконец подоспел резерв, и атака забуксовала. Генерал заметил в круговерти боя Дэка. Тот ухитрился завалить двух здоровенных егерей, увернулся от автоматной очереди, непонятно как вырос перед гвардейским лейтенантом, стрелявшим в него, и так же непостижимо, даже для искушённого, острого взгляда командующего, парировал выпад штыка, предназначавшийся Оружейнику. А лейтенант тем временем медленно сложился пополам и, изумлённый, ничего не понимающий, рухнул в траншею.

– Когда ж он его успел? – мелькнуло в голове у Генерала. Однако на удивление времени не было – побоище катилось дальше, и он, не жалея патронов, стрелял из автомата. Рядом вцепился в гашетки станкового пулемёта начальник штаба. Егеря и гвардейцы, прорвавшиеся к третьей траншее, падали, будто колосья в жатве, но вместо упавших по грудам трупов и раненых бежали другие.

– Сейчас будут здесь, – сверкнула молнией мысль. – В штыки! На бруствер!!! – битва захватила его. Всё последующее происходило будто в каком-то вихре: из хаоса криков, лязга и стонов на него набежал сержант – мастер клинка. Он отбил его штык и полоснул своим по его горлу – в лицо брызнула горячая солёная кровь…

– Руби их! Ааа, тараканья немочь!!! – он, наступив на кого-то, ещё живого, прыгнул вперёд, прикладом снёс егеря, добивавшего раненого начштаба, отбил тесак другого… Солнце свекнуло ему прямо в глаза, окровавленный тесак огнём горел в его лучах. Егерь, кровожадно оскалясь, занёс своё оружие для второго удара, но тут мелькнула на доли секунды какая-то тень, и обезглавленное тело завалилось наземь, всё ещё сжимая тесак…

Только поднявшись, Генерал увидел знакомый загривок Дэка, который снёс с ног еще одного егеря. Побоище покатилось обратно к гребню урочища. Вместе с остальными он дрался на самом краю. На склонах урочища кипели разрывы сотен мин – миномётчики их спасли. Если бы не их ураганный огонь, оборона была бы сметена. Но и без попавших в огненный смерч на позициях с партизанами дралось несколько сот отборных гвардейцев и егерей.

На краю он схватился с дюжим гвардейцем и прикладом раскроил ему голову. Парень рухнул под откос, захлёбываясь кровью, и покатился вниз. Третий за этот день… Давно он уже не убивал сам… Давно. А рядом Гвардеец изрешетил двоих солдат, бросившихся бежать вниз. Смерть собирала свою поживу. Он поливал огнём бегущие по склону фигуры в камуфляже и с упоением орал: «Всех вас, гады! Всех положим! Ааа, тараканья немочь!!!» – но в голове упрямо и настойчиво звучал голос другого Нано, спокойный и рассудительный: «Остановись. Пора уводить людей в траншеи – сейчас накроют миномётами.» С трудом он заставил себя остановиться… Спрыгнув в траншею, Генерал приказал:

– Всем в траншеи! Отбой! Пустить зелёную ракету!

Люди посыпались в окопы. Затаскивали следом раненых и, не пришедшие ещё толком в себя после рукопашной, что-то возбуждённо говорили друг другу. Ему не позволено было поддаваться чувствам, как остальным. Он был их командующим, этот бой был выигран, и надо было думать, как выиграть следующий…

Генерал шёл по траншее, то и дело переступая через тела. Многие сегодня погибли. Возле блиндажа Кузнеца, поперёк траншеи лежал новобранец. Он узнал Комара – мальчишка смотрел остекляневшими глазами в небо. Скрюченные пальцы сжимали окровавленную рукоятку тесака, пригвоздившего его к стенке траншеи. Глаза уже припорошило песчинками…

« -Если Интоту не выведет сегодня ночью своих людей из болот, нам конец,» – стучало у него в висках…

Он чувствовал опустошение. Так всегда бывало после тяжёлого боя, в особенности после рукопашной. С трудом командующий добрёл до своего КП. В блиндаже всё было так же, как и перед боем, только людей поубавилось. Начштаба был тяжело ранен, его заместитель погиб, Радист, легкораненый, по-прежнему суетился возле своей рации. Следом за ним в штабной блиндаж ввалились Кузнец, Гвардеец, Дэк – все раненые.

Гвардеец рухнул на мешки с песком, сбросил каску и, откинувшись на стену, прохрипел – Если Интоту не выведет своих людей к полуночи… Нам крышка… Резервов больше нет…

Никто ему не ответил. Здесь все были старые солдаты и всё понимали – говорить было нечего, оставалось только ждать…

Впервые за последние дни Генералу показалось, что надвигается развязка. Через три часа Гридо атаковал в пяти километрах ниже по течению, на участке Стрелка. Он послал ему на помощь остатки резерва – Дэка с четырьмя десятками вконец измученных людей, а потом пошёл на перевязочный пункт.

– Товарищи, оборона на грани прорыва… кто может, вставайте… – он стоял посреди крошечной поляны, заваленной изуродованными, стонущими людьми. В воздухе стояли крики, причитания вперемежку с плачем и проклятьями. Врач, продолжая перевязывать раненого, поднял на него укоризненный взгляд и ничего не сказал. Из-под окровавленных повязок на него глядели сотни измученных, горячечных глаз, стоны слегка приутихли. Наконец неловкую паузу прервал надтреснутый, тихий голос за его спиной:

– Что, совсем туго, Нано?

Он узнал своего старого знакомого. Алту Раду был его одногодком. Они давно уже знали друг друга, пять лет – со времени Восстания. Правда, бывший крестьянин так и остался рядовым бойцом.

– Плохо, Алту, совсем плохо… Понимаю, каково вам, но товарищи у водопада могут не удержаться. Я вам не приказываю… но, кто может, помогите… – с трудом подбирая слова, проговорил, краснея от смущения, Генерал.

Люди зашевелились и, кряхтя, стеная и ругаясь, начали подходить к нему. Он привёл на позиции к КП Стрелка полсотни раненых. Подкрепление добрело до окопов как раз перед началом атаки. Её удалось отбить с огромным трудом, только потому, что в третьей траншее егерей встретил отряд раненых. В бою двадцать два из них погибли… Это был тяжёлый день, очень тяжёлый, но Южный фронт устоял.

Когда к полуночи из болот стали выходить основные силы группы Интоту и он обнял его самого, мокрого, покрытого болотной тиной, Генералу показалось, будто гора упала с плеч. Они выстояли.

Генерал смотрел на кровавый лик Зорана, слышал плеск воды от тысяч ног, и плеск этот показался ему колыбельной песенкой, он почувствовал, что хочет спать. Нестерпимо.

 

                                ****

 

В вертолёте его ещё признавали, и штурман уступил ему своё кресло, но Шеф чувствовал на своей спине тяжёлые, недобрые взгляды гвардейцев. Он летел к Огненному урочищу и с содроганием ждал встречи с Гридо и тем Ужасом, который воцарился там. Хоть он и догадывался, но то, что увидел, едва выбрался из перегруженной машины, повергло его в шок.

В двадцати метрах от вертолёта рядами лежали раненые. Они дико кричали, стонали, выли, проклинали последними словами всё и вся – Гридо, Президента и его… его! Смотревшего на них. А за рядами изувеченных, копошащихся людей пьяные измученные санитары сваливали в кучу покойников.

– Эти вертолёта не дождались. Командующий приказал только живых возить… Мясорубка, как в войну… – прохрипел пилот - вертолётчик, такой же измученный, как и санитары.

Однако на посадочной площадке он увидел лишь цветочки, прелюдию; ягодки ждали его впереди. Чем ближе подходил Шеф к передовой, тем страшней ему становилось. Первый раз в жизни он шёл туда. До этого дня его судьба не заносила в ад. Везло… За двадцать пять лет службы он всего несколько раз попадал в переделки, когда над головой изредка посвистывали пули, Восстание вообще пересидел в подвалах огромного столичного комплекса контрразведки, и вот теперь каждый шаг приближал его к преисподней.

Все, кого он здесь видел, были измучены; чем ближе он подходил  к грохочущей выстрелами передовой, тем чаще попадались пьяные. Сначала это были солдаты, а потом он увидел в стельку пьяных офицеров… Было и ещё что-то неосязаемое, то, чего он раньше не знал – обречённость. Все здесь были помечены смертью. Все её ждали и боялись. Она раздавила людей и стала хозяйкой в этом распаренном солнцем лесу.

От резких, незнакомых запахов Шефа уже начинало мутить, но самое страшное ещё ждало его… Через два часа полупьяный адъютант привёл его на КП Гридо. Тот тоже уже изрядно нагрузился. Увидев Шефа, Гридо криво усмехнулся и изрёк:

– Аа, это ты, тараканья немочь! Ну, привет!

Однако Шеф смотрел ему за спину – там… Там… Среди обгорелых, поваленых стволов и камней на склонах урочища лежали груды тряпья, а из них торчали руки, ноги и ещё что-то… страшное, мерзкое.

– Что это? – растерянно пробормотал он.

– Аа, это… Тухлятина! – бодро усмехнувшись ответил Гридо.

– То есть… Почему т-т-трупы не убраны? – растерянно лепетал Шеф.  

– Поди да убери… Ты, дерьмоед тыловой, не в своём подвале, а на передовой, – презрительно  бросил в ответ Гридо.

Возмутиться от такой наглости Шеф не успел – порыв ветра донёс запах из урочища… Его вывернуло наизнанку прямо там, где он стоял. Гридо заботливо протянул ему фляжку, сказав уже по-приятельски, даже участливо:

– Глотни этого дерьма… Без него здесь совсем погано.

Шеф первый раз в жизни пил спирт-сырец. Пил как воду, не чувствуя ничего – ни жара, ни омерзительного вкуса. Приложившись к фляжке, он почувствовал, как к нему вернулась способность соображать, и он осторожно, очень осторожно заговорил с Гридо:

– Послушай… Ты же обещал, что всё будет сделано за три-четыре дня, а сегодня уже седьмой.

– Нет. Я сказал – может быть… Неужто ты забыл? Ведь я же объяснял – нужно время, силы и средства. Разбить их здесь, на этих позициях, за несколько дней – авантюра. Посмотри, что на склонах творится! – и Гридо ткнул пальцем в сторону противоположного склона, усеянного разлагающимися телами.

– Но ты же готовишь ещё один штурм? – cпросил с тайной надеждой Шеф.

– Да, готовлю. Если пришёл сюда – надо драться! – мрачно глядя в сторону, ответил Гридо. У Шефа всё похолодело.

– Когда?

– Через два часа…

– А если не получится?

– Тогда попробую послезавтра… в последний раз - Гридо тоскливо посмотрел исподлобья мимо Шефа и как бы между делом спросил – Улетаешь когда?

Шеф помолчал немного, а потом так же буднично ответил:

– Если не прорвёшь оборону, то часа через два… На твой КП… не в столицу… Туда полетим вместе, Гридо облегчённо вздохнул, расправил плечи и бросил мельком благодарный взгляд.

«Ах, я негодник! Ах, молодец! Не напрасно здесь блевал! Всё! Теперь ты мой, и людишки твои вместе с тобой у меня в кармане! Нет, друг Гридо, сейчас я тебя в обиду не дам. Я этот лесной кошмар ещё использую! Ещё как!» – проносилось в голове Шефа. Теперь он был готов заглянуть в преисподнюю, хотя пятнадцать минут назад хотел убраться отсюда как можно скорее.

Чем дольше он был здесь, тем больше осознавал, насколько далеки от реальной жизни люди правящей верхушки, в том числе и он. Партизаны, засевшие на противоположном склоне, могли только отбиваться; чтобы помешать как-то гвардейцам и егерям, не было и речи, но как же всё тяжело давалось, сколько возникало непредвиденных препятствий. Гридо забыл о его существовании через несколько минут – ему то и дело докладывали о бесчисленных осложнениях и неувязках, возникавших, пока готовился штурм. Шефу даже показалось, что всё срывается, но нет, начало приближалось, несмотря на все ошибки. В назначенную минуту Гридо позвал его к стереотрубе:

– Смотри, любуйся, как Это бывает… Может, хоть что-нибудь поймёшь.

Он прирос к окулярам: его распирали и благовейный страх, и любопытство. Наконец Это началось… Бомбили не его, а неприятельские позиции, но его всё равно прошиб озноб – через сетку оптики он видел, как в воздух вместе с землёй взлетали в верх клочья человеческих тел…

Едва самолёты стали улетать от урочища, как через их головы на партизан с рёвом посыпались тысячи мин, завыли реактивные установки. Земля на противоположном склоне кипела от взрывов. Шеф был уверен, что там никого в живых не осталось. Артподготовка была еще в разгаре, а Гридо проревел в микрофон – Вперёд, дерьмоеды!!! – а потом другой микрофон – Через две минуты огонь в глубину!

Справа и слева от КП, сколько хватало взгляда, вниз по склону посыпались тысячи солдат. Они скользили на осыпях, перебирались через поваленные стволы, падали и катились вниз, в глубину урочища. Когда первая цепь начала карабкаться на другой гребень, взрывы переместились с переднего края в глубину обороны.

Повстанческий склон молчал – он был перепахан бесчисленными взрывами, и Шефу казалось, что там сейчас нет ни одного живого существа. Атакующие карабкались по крутому склону. До вершины оставалось метров двести… И тут противоположный   склон ответил - он буквально взорвался ураганным огнём. Гвардейцы Гридо – краса и гордость нации – посыпались под откос, как снопы… Над урочищем опять гремел гром стрельбы. Пули бесчисленными пчелиными роями жужжали у него над головой, впивались в мешки, за которыми он прятался. Егеря и гвардейцы теперь падали вокруг него, в нескольких метрах от КП. Стоны и короткие вскрики раздавались то и дело. Ужас буквально оседлал Шефа. Он заставил его сжаться и присесть, хотя бруствер был на один ряд мешков выше его головы. Ему показалось, что все пули летят в него, тело покрылось холодным, липким потом. Хотелось забиться в нишу у самого бруствера и закрыть голову руками, но Ужас не позволил. Он как загипнотизированный смотрел в окуляры… В урочище… нет… в горнило ада, где сотни здоровых, сильных людей умирали, раскромсанные ураганным огнём – от первой цепи осталось не более половины людей, хоть она прошла всего лишь одну сотню метров.

– Святой Нано! – прохрипел Шеф.

– Вперёд, тараканья немочь! – Ревел Гридо.

Атакующие дорвались наконец до гребня, и в первой траншее началась рукопашная. Засверкали всполохи выстрелов и тысячи клинков. В битву врубилась вторая цепь. Множество убитых и ещё живых людей катились кубарем по склону, скользили вниз, к реке, под ноги следующим цепям, карабкающимся вверх.

Шеф, преисполненный восторга и ужаса, не отрываясь, смотрел на пир смерти. Рукопашная медленно смещалась из первой траншеи дальше. В дело вступила третья цепь; он видел, как солдаты выхватывали тесаки и добивали раненых партизан. Казалось, победа уже рядом... Но не тут-то было! Шеф снова услышал вой мин над урочищем – теперь стреляли партизаны. Сотни разрывов закипели в урочище. Вместе с землёй и камнями в воздух опять полетели куски человеческих тел. Гридо исторг полный полный отчаянья вой и заревел в микрофон:

– Накрыть их миномёты! Весь огонь по миномётным позициям!!! Весь! Ааа, дерьмоеды!!!

Мины стали рваться вокруг командного пункта. Их частые глухие хлопки перемешались с душераздирающими криками раненых. Смерть косила людей рядом с Ним – всемогущим и всесильным Шефом контрразведки – сотни осколков свистели вокруг него. Вдруг он почувствовал упругий удар по всему телу. В плечо попало что-то горячее и липкое…

Он приходил в себя, офицеры стащили с него разорванное тело полковника Тико. Ординарец сгрёб ладонью горячий ошмёток человеческих внутренностей с его плеча и швырнул их за бруствер… Его вырвало ещё раз. Он корчился в луже своей блевотины, чужой крови и потрохов. Ординарцы подняли его на на ноги, кто-то подбежал с ведром воды и окатил его. Стало немного полегче. Шеф утёрся углом плащ-палатки и побрёл к стереотрубам. Вперившийся в одну из них Гридо стонал, как раненый вепрь. Сражение было в самом разгаре, они проигрывали…

Рукопашная медленно катилась обратно к гребню. Ненадолго сеча забуксовала над второй траншеей. На гребень поднялись остатки четвёртой и пятой цепей. Сквозь сетку в окуляре стереотрубы он видел в мельчайших деталях бесчисленные поединки. Вот дюжий сержант-егерь наискось – от плеча – разрубил тесаком щуплого партизана; рядом такой же дюжий гвардеец в беззвучном вопле заваливается на землю с распоротым животом, а на спину ему наступает жилистый партизан – окровавленный штык-нож его карабина уже вошёл в горло другому гвардейцу… Шеф от неожиданности даже зажмурился на мгновение, но тут же вновь с ужасом и любопытством впился глазами в окуляр.

Что-то неведомое с ним происходило. Ему доставляли удовольствие страдания людей, умиравших под пытками, но здесь было и всепоглощающее ожидание своей гибели, и ужас… ужас, заполнивший всё его существо. То, чего он не знал до этого дня…

Весь небольшой пятачок на партизанском гребне был завален изрубленными телами и ранеными. Битва кипела уже не на земле, а на человеческой плоти – ещё живой, дико кричавшей, и уже мёртвой. Остатки гвардейцев и егерей сражались уже на самом краю – они держались до того момента, пока неправдоподобно огромный, будто легендарный барон Ардо, партизан не зарубил капитана егерей, а потом молодецким ударом отсёк голову командовавшему гвардейцами ротмистру…

Уцелевшие покатились к реке.

– Всё… – надтреснутым голосом пробормотал Гридо, – это конец. Перенести огонь на гребень…

Потом его под руки, целый час вели к вертолёту. Весь лес был заполнен криками и стонами раненых и запахоми крови и человеческого мяса…

Шеф пребывал в полной прострации, однако когда его сажали в вертолёт, он позвал к себе Гридо – мрачного, подавленного, ожидавшего самого худшего - дружески похлопал его по плечу и, с трудом выговаривая слова заплетающимся языком сказал – До встречи на твоём основном КП, друг Гридо. Там поговорим обо всём. Я буду тебя ждать там при любом исходе боёв…

Вертолёт уносил его, вконец измученного и потрясённого, а внизу его провожал долгим взглядом столь же измученный, но обнадёженный Гридо.

 

                               ****

Боль не отпускала даже во сне, да и не сон это был, а забытьё, тревожное и недолгое. Сквозь мутную пелену Дэк услышал усталый голос Гвардейца:

– Вставайте, ребята… Зашевелились дерьмоеды… Недолго уже осталось – сегодня, видать, последний день, потерпите чуть-чуть.

Он сделал над собой последнее усилие, отогнал мутную пелену и с трудом разлепил воспалённые веки. В сиреневой дымке над горами поднимался пока ещё жёлто-красный диск солнца, а печальный лик Зорана уходил за горизонт и постепенно растворялся в утреннем небе.

            Начинался девятый день сражения, он должен был стать последним его днём. Или партизаны удержатся, и тогда Южный фронт Сопротивления одерживал первую военную победу над врагом, или оборона рухнет, и тогда… Впрочем, думать об этом не хотелось. Дэк беспокоился о другом – сможет ли он выдержать этот последний день? За предыдущие восемь суток он уже получил три ранения. Первое было на третий день – пуля прошла через правый бок навылет; потом, на пятый день - гвардейский лейтенант рассёк ему левое бедро штыком, прежде чем упасть замертво. Последнее, пулевое в плечо, он получил тоже в рукопашной, во время самого ожесточённого штурма – позавчера. И без ранений ему изрядно досталось. За последние одиннадцать дней он спал часа по два-три в сутки, и то не каждую ночь. Любой другой человек из этого мира на его месте уже умер бы от перенапряжения. Да и сам Дэк едва держался. Не хватало уже и его ресурсов, несмотря на специальную подготовку КОМКОНа и расторможенный гипоталамус. Всё буквально плыло перед глазами – укатали сивку крутые горки… Он, пошатываясь, добрёл до КП Кузнеца и плюхнулся на мешок с песком. Из глаз посыпались искры вперемежку с чертями…

            – Паршиво выглядишь, Дэк, – печально качая головой, сказал Кузнец.

            – Мы сейчас все паршиво выглядим, – ответил Дэк.

            – Это уж точно, – согласился Кузнец и принялся трясти за плечо Волка – Вставай, вставай, Толо, пора уже!

            Паренёк никак не мог прийти в себя. Он тёр кулаками слезящиеся глаза, ворочался, пытаясь встать на ноги и, постанывая, шептал растрескавшимеся губами – Да, да! Щас, щас встану… – но сил на это уже не было.

            – Да что же мне с вами делать-то, немочь тараканья! – в сердцах рявкнул Кузнец, черпнул кружкой из ведра воды и плеснул Толо в лицо. Дэк поднял парнишку за грудки и слегка тряхнул.

            – Да, да! Встаю, уже встал… – бормотал Толо, растирая покрасневшие глаза.

            Кузнец сунул ему в руки карабин и сказал:

            – Иди, милый, на своё место… последний день сегодня остался… потом отдохнём, отоспимся, а сейчас… ну ладно, иди…

            Толо, спотыкаясь, побрёл по траншее.

            – Ох… кошмар… Иссякли наши силушки. Только б продержаться этот день, – печально глядя ему вслед, пробормотал Кузнец.

– Сегодня будет только одна атака, – ответил ему Дэк. – У Гридо сейчас то же самое творится.

– Наверное… Иди, Дэк, по позициям, подымай людей…

Он почти час блуждал по траншеям и приставлял полуживых партизан к винтовкам и пулемётам. Во второй траншее столкнулся с Генералом, занимавшимся тем же. Разбудив пулемётчика, он сказал Дэку:

– Такое у меня было один раз – на Чёрной плеши, восемнадцать лет назад. А ведь позавчера здесь Упырь был…

– Значит, ничего у них не получается?

– Похоже на то, но последний штурм будет страшным.

Этот последний день был не таким, как предыдущие. Гридо не подавал признаков жизни аж до одиннадцати, но зато потом их сначала накрыли миномётами, а потом вместо атаки начали бомбить… Через пятнадцать минут после первого налёта начался второй, потом третий… Всё, что каратели привезли за эти дни к Огненному урочищу, в этот, последний, день обрушилось на них. Чувствовалось, что Гридо доставал из рукава все козыри. Третий налёт сменился артподготовкой, а за ней последовал ещё налёт – казалось, этому не будет конца…

          Он чувствовал, что сил хватит только на один раз, и потому вместо того, чтобы собраться и сжать время, вслед за Гвардейцем и Шахтёром полез в щель. После первого взрыва раскрытый рот забило землей. Они прижимались к стенкам щели от каждого близкого разрыва и ждали, всё равно делать было больше нечего. Наконец всё стихло, и они услышали топот тысяч ботинок по камням.

– Идут! Идут, дерьмоеды поганые! – восторженно зарычал Шахтёр. – А я-то уж и не чаял свидеться! – и он ринулся в первую траншею, на своё место. Они напоследок обнялись, и Дэк не увидел в лице Гвардейца ничего, кроме озорной ярости и желания убивать… Того же хотел в эту минуту и он сам. Он выскочил, как пружина, из щели и увидел: урочище, лес, речушку, сотни трупов на склонах и лица тех, которые шли к нему. Тысячи лиц - распаренных, перекошенных злобой и страхом. С каким же удовольствием он будет их сейчас убивать!!!

Время сжалось…

Атакующие медленно карабкались по склону. Комья земли и камни плавно вылетали у них из-под ног. Рядом так же медленно вскидывали автоматы его товарищи. Гвардеец в долгом, бесконечном крике разьял рот – к бою!

Он ждал. Тот, в которого он целился, наконец разогнулся, и Дэк с упоением плавно нажал спусковой крючок своего автомата.

Егерь медленно прыгнул спиной вперед и, перевернувшись в воздухе через голову, неспешно покатился под откос…

– А вам, ваше благородие, в живот! Только в живот, у вас медалька за Восстание, для таких господ здесь спецобслуживание!

Лейтенант скрючился. Злобу на лице скомкала нестерпимая боль, и он, повалившись на бок, заскользил вниз – умирать под грудой мёртвых и  раненых.

То, что для других проносилось в стремительном, хаотическом темпе, Дэк в эти минуты видел как в замедленном кино – во всех деталях. Справа две пули прошили грудь пулемётчику, и он, запрокинувшись на спину, стал сползать по стенке окопа. Дэк был у пулемёта до того, как раненый достиг дна траншеи. Пулемёт бился в руках, как в лихорадке, а он видел сквозь прорезь прицела лица - перепуганные, перекошенные злобой или болью.

Дэк успел скрошить четырнадцать человек – девятерых [А.Л2] насмерть, у него было время прицеливаться, ведь оно сжалось…

Наконец первая цепь достигла траншей, и на гребне закипела рукопашная. Сейчас у него в ней, на этой планете не было равных, и не будет ещё лет двести пятьдесят – триста.

Дэк перехватил пулемёт, как боевой шест, за середину и ринулся меж двух гвардейцев. Они даже не успели заметить его движение. Просто тот, что был слева, получил удар прикладом по затылку, а правый – мушкой в пах. Пока они падали, Дэк в три прыжка достиг другой схватки. Толо непостижимо медленно вынимал штык из живота егеря, а другой, к счастью так же медленно, бил Толо в грудь прикладом. Заколоть парня ему не удалось: приклад пулемёта врезался в его висок…

За ним не могли поспеть ни свои, ни чужие. А он успевал везде, где хотел быть. Их оттеснили уже к третьей траншее, в бой вступил последний резерв, вернее, те, кто был за него.

Метрах в пятнадцати правее Дэк заметил Генерала, Гордого и Интоту. Они притягивали к себе наступающих как магнитом – всех троих знали как облупленных, и за каждого, живого или мёртвого, обещали бешеные деньги. Гвардейцы наседали на них со всех сторон и уже завалили пятерых партизан, прикрывавших своих командиров.

Штык, предназначавшийся Генералу, чиркнул по затвору пулемёта, пошёл вверх и в сторону вместе со своим хозяином, а гвардеец, пытавшийся убить командующего, получил мушкой по колену. Дэк подоспел вовремя – Гордого уже ранили, а остальные едва успевали парировать сыпавшиеся отовсюду удары и выпады клинков. Вслед за рядовым гвардейцем он обрушил приклад пулемёта сержанту в предплечье, и тот повалился ниц, захлёбываясь кровью.

Дэку вдруг стало страшно, что Генерала всё-таки убьют, и, подхватив чей-то карабин в правую руку, заработал им, как вторым шестом. Гвардейцы полетели в разные стороны. Последним он завалил старшину – гиганта, выше его ростом. Когда тот рухнул на колени, получив удар штыком в переносицу, побоище покатилось обратно к гребню.

Дэк шёл вперёд, будто ледокол через торосы, и остановить его уже не мог никто. Удары пулемётом и карабином сыпались направо и налево. В разные стороны летели гвардейцы вперемешку с касками и кистями рук. Он чувствовал, что партизаны постепенно одолевают.

– Ломим! Ломим вас, дерьмоеды, немочь тараканья!!! – стучало ему в виски. Дэку в какой-то момент казалось, что он сейчас не на гребне Огненного урочища, а на Куликовом поле…

Каратели посыпались с гребня под откос, в урочище.

– Круши! Круши их, дерьмоедов!!! – ревели партизаны.

На гребне уже не осталось врагов. Они расстреливали бегущих и кричали – Всех вас! Всех!!! Тараканья немочь!!!

И он тоже поливал бегущих огнём и ревел во всю глотку, вдруг ему на плечо кто-то опустил руку.

– Всё, Дэк! Всё! В траншею! – кричал ему Генерал. Едва они спрыгнули на дно траншеи, Генерал пустил в небо зелёную ракету. Теперь к ним в траншею спрыгивали остальные. Они обнимались, кричали что-то восторженное друг другу и навзрыд плакали. Глотая солёные слёзы, Дэка обнял Интоту.

– Гордый погиб…

Генерал приткнулся к стене траншеи, он плакал взахлёб. Таким его Дэк ещё никогда не видел. К горлу подступил ком, глаза резало… Он тоже плакал. Они все рыдали как дети – разве можно было что-то сказать словами? Как ни велико было то, что они уже сделали, сколько страданий ни пришлось им претерпеть, скольких друзей бы они ни потеряли – всё равно впереди их ждало ещё большее испытание…

 

 

 

 

                                         Глава – 8 –

 

За окнами кабинета нехотя настала короткая летняя ночь. Всё ненадолго погрузилось в чернильную тьму, до тех пор, пока не заявил свои права на полнеба краснолицый, печальный Зоран.

Шеф ещё раз бросил взгляд на звёзды и нехотя направился к своему креслу. На столе его ждала внушительная стопка бумаг и кожаных папок.

Полностью скрыть масштабы неудачи в Огненном урочище не удалось. По стране ползли смутные слухи. О провале Лесного похода и о гибели Румо шептались все кому не лень, вплоть до торговок на рынках; но что особенно плохо, кое-какие детали операции стали известны президенту: постарался Скряга – министр финансов. Сначала урезал на три четверти финансирование операции, потом с этих крох урвал шесть процентов, а когда пронюхал про большие потери, через свои газеты и телеканал начал стучать на Шефа и Гридо, слякоть, тараканья немочь! Он многое под себя подмял за последнее время и уже года два как подбирался к министерству безопасности. Теперь, похоже, подобрался… Паук уже дважды отложил плановые личные аудиенции  Шефа, а по поводу лесного похода бросил вскользь – «об этом поговорим позже… отдельно.»

Трюк с телами “литерных” заключённых и “партизан” сработал, но этого оказалось мало. Уж больно велики потери у гвардии и егерей. В частях, принимавших участие в операции, зрело недовольство, подогреваемое задержкой не только полевых надбавок, но даже жалования.

Однако главная опасность исходила от Скряги. Он всё юлил, суетился, гадил исподтишка, не решаясь впрямую выступить против него. Он предпочитал всё делать чужими руками и немало в этом преуспел – позиции Шефа в правящей элите, ещё месяц назад казавшиеся незыблемыми, пошатнулись. Пожалуй, он сейчас был в опале. Понятно было, что попытка уничтожения активного крыла сопротивления с треском провалилась, и перед правящей элитой теперь стояли две задачи: как сообщить о произошедшем народу и кто виноват в провале. С первой решили просто: Миру и стране было обьявлено о “великой” победе, и в доказательство по телевидению была показана домашняя заготовка Гридо и Мартагу, она пришлась как нельзя кстати. С виноватыми, или хотя бы с козлами отпущения, дело обстояло посложней. Паук ещё не определился, кто будет отвечать. C одной стороны, инициатор и руководитель операции налицо; с другой стороны, уже заявлено о победе, и тут же наказывают обоих генералов, её одержавших… Это будет полный конфуз, да и со Скрягой не всё так просто: во-первых, он смеет перечить словам президента; во-вторых, это не его епархия, а он туда лезет с ногами. Зачем? В-третьих, в подготовке и проведении операции участвовал генштаб, а он не спешит топить своего заклятого “друга” Упыря. Почему? В-четвёртых, Скряга добивался урезания финансирования операции, и она провалилась, и вообще наш финансовый гений приобрёл слишком много влияния; а не затевает ли он чего?

Пока Паук думал, все участники этой истории чувствовали себя как на раскалённой сковородке и грызлись друг с дружкой, а ему это было только на руку.

Чтобы подготовиться к весьма опасному разговору с Пауком и хоть как-то снять нервное напряжение, Шеф работал над отчётами прошедшей операции денно и нощно. Аналитическое управление министерства не покладая рук снабжало его всевозможными материалами, хоть как-то касавшимися событий в Аркане, Медвежьих горах и Огненном урочище.

Помимо способности анализировать и трудолюбия, подогретого страхом Упырь обладал поистине звериным чутьём. Он чувствовал опасность задолго до того, как она начинала материализовываться.

Шеф понимал: необходимая ему информация затерялась где-то в бесчисленных отчётах, аналитических записках и докладах. Надо было только её найти в бумажных чертогах… Тогда он поймёт, кто и, самое главное, как смог подготовить из почти гарантированного триумфа ловушку, а пока её ещё нет, надо работать, работать!

Шеф углубился в заинтересовавший его отчёт, озаглавленный “Описание ручного пулемёта неизвестной конструкции, обнаруженного в вездеходе № 78111, каковой мятежники использовали для бегства из г. Аркан.”

Так, “…каковой представляет собой конструкцию с быстрозаменяемым тяжёлым стволом калибра 9 мм и откидным трубчатым прикладом.” Так…“питание осуществляется посредством дискового магазина оригинальной конструкции ёмкостью в сто семьдесят семь патронов” – Однако! “…ствол тяжёлого типа длиной двести пятьдесят четыре миллиметра выполнен в едином блоке с перфорированным кожухом воздушного охлаждения, пламягасителем и мушкой, заменяется при длительном ведении огня, без каких-либо дополнительных приспособлений. Тренированный  пулемётчик может заменить ствол в полной темноте на ощупь…” Ничего себе?! “… благодаря более длинному стволу стандартная пуля  калибра 9 мм имеет значительно большую начальную скорость и способна на дистанции ста метров пробить лёгкий бронежилет.”

Где-то эту штуку он уже видел… Где? Так, что там дальше. “За стандартным секторным прицелом имеется планка, позволяющая установить оптический прицел. На срезе дульного тормоза имеется резьба, на каковую навинчивается стандартный глушитель. Конструкция патронника позволяет использовать помимо дискового магазина стандартный, коробчатый, на тридцать патронов, и уменьшенный – на десять. Все вышеназванные особенности конструкции, также как и откидные сошки, позволяют использовать данный образец в качестве бесшумной снайперской винтовки…”

«Вот, значит как эти акции исполнялись… А мы-то головы ломали! Откуда пистолетные пули ? Как исполнитель с объектом сблизился? Где гильзы? А им сближаться и не надо было!»

Шефа томили смутные предчуствия: «Где-то я это уже видел. Где? Вспомнил. Ну-ка! Всё правильно. Четыре года назад Управлению вооружений была представлена инициативная разработка – образец 890. Очень похожая на этот пулемёт, но ещё очень сырая, нужно было её доводить до ума, однако смешной по тем временам суммы для завершения работ не нашлось. Хотя специалисты из Управления вооружений и из его ведомства были очень заинтересованы. Тогда Скряга сделал всё возможное, чтобы зарубить программу восемьсот девяностого на корню…»

А его старые знакомые из сопротивления не пожадничали.

Что ж! Очень неплохо. Очень. Хоть мелкий, но всё-таки факт против нашего финансового гения.

Шеф чувствовал, что до разгадки остаётся шаг, может, два. Ему нужно было только немного времени, совсем немного, всего несколько часов…

В тот момент, когда он приказал подготовить архивную справку по результатам испытаний образца 890 четырёхлетней давности, противно и требовательно зазвонил ядовито-жёлтый телефон. У него не было этого времени… Он с ужасом смотрел на требовательно мигающую лампочку сбоку аппарата. Тело покрылось липким потом, а внутри всё оборвалось и стало холодно.

Упырь дрожащей, непослушной рукой взял трубку.

– Да… Слушаю…

– Всё не спишь, трудишься… следы, небось, заметаешь, тараканья немочь? – Паук говорил без злобы, в голосе даже сквозила лёгкая ирония.

– Никак нет. Готовлю отчёт о проведенной операции.

– Ну и как успехи?

– Всё почти готово, работы осталось на полтора часа.

– Неужели? Молодец… И что, виновные установлены?

– Д..д..дда… Я всегда находил виновных и изменников, предававших ваше высокопревосходительство.

– Значит, говоришь, полтора часа? Ну тогда через два жду у себя… Нужно, знаешь ли, одну проблему решить. Так – мелочь… Скряга тоже будет. И он, небось, отчёт заканчивает…

В голосе Паука чувствовалась не только ирония. Он по-прежнему ещё не определил, кто ответчик.

Так. Это ещё не конец! Время ещё есть, Скряга позвонил Хозяину первым, но и у него ничего ещё не готово! Значит, шансы ещё есть! Есть!

Он с удивлением посмотрел на ядовито-жёлтую трубку – из неё доносились гудки. «Что же я так и буду её держать, будто змею?» – растерянно подумал Шеф, бросил трубку на рычаг и судорожно начал озираться по сторонам. Он уже было ухватился за следующую папку, как зазвонил другой телефон.

– Да. Слушаю.

– Ваше высокопревосходительство, по сто семнадцатому коду просит о срочной аудиенции старший лейтенант Нолту.

– По сто семнадцатому? Ну ладно, пускай подходит.

– Он уже здесь.

– Как? Уже?! Хорошо, проси.

Это было неожиданно, не вовремя, очень не вовремя, однако чутьё подсказывало Упырю – этого наглеца Нолту надо принять. Обязательно… Дверь распахнулась; сначала чётким, уставным движением вошёл адъютант – вышколенный и подтянутый, а следом за ним в кабинет, печатая строевой шаг, будто на параде, ворвался Нолту. Ни разу не сбившись, он подошёл к столу, молодецки щёлкнул каблуками, в стремительном кивке резко опустил гладко выбритый подбородок, а потом поднял, как положено по уставу, и замер, отбросив локти чуть назад…

Шеф смотрел на него, удивлённый и растерянный. Таким оболтуса Нолту он никогда не видел – сапоги огнём горят, парадный мундир украшали золотой аксельбант и наградная колодка: орден, три медали и три нашивки за ранения. Лейтенант Нолту при полном параде… Льды на полюсе растаяли, земная твердь разверзлась, хотя почему? Паук его вызвал на расправу. Его! Кто бы мог подумать о таком ещё пару месяцев назад… А если подумал – в подвал… Сам бы в допросной шкуру с ублюдка сдирал!

– Ваше высокопревосходительство! Согласно иструкции номер 00121 счёл своим долгом воспользоваться кодом сто семнадцать и имею честь представить лично вам эти документы!

Нолту аккуратно положил ему на край стола тощую папку с двумя десятками листов.

Этого Нолту в аналитическом управлении терпели за светлую голову, но постоянно на чём свет стоит, драили за небрежную, совершенно не военную внешность и чересчур вольные манеры. Заставить его надеть вместо штатского костюма форму, тем более парадную, было очень непросто, а тут сам облачился. А как шёл! Значит, что-то важное в этой тощей папке, едва ли он в такое время решился бы побеспокоить его, да ещё в такой момент – в аналитическом людишки сидят умные и очень даже сведущие – это тебе не мясники из подвала.

– Послушайте, Нолту, я очень занят, к тому же меня срочно вызывает для доклада президент… – Шеф многозначительно взметнул брови в сторону парадного  портрета у себя над головой. – А вы тут со своей папкой. Можно подумать, что заговор раскрыли! – назидательно, с лёгкой иронией, но в тоже время покровительственно, почти дружески выговаривая, обратился к лейтенанту  Шеф.

– Виноват, ваше высокопревосходительство, но именно об этом я и счёл своим долгом вас проинформировать.

Он стоял по стойке смирно, но не напрягаясь, как опытный службист, спокойно, твёрдо смотрел ему в глаза. Шеф вдруг почувствовал какой-то едва заметный внутренний толчок. Сейчас должно что-то произойти. Что-то очень важное. Он почувствовал, как вдруг высохли губы…

– И кто же главарь?

– Полагаю, за всем этим стоит министр финансов.

Изумленный, Шеф несколько секунд неподвижно смотрел на тощую, непрезентабальную папку – не в таких ему приносили доклады о заговорах и восстаниях – потом открыл её непослушными пальцами и начал читать бумаги. Это была ведомость задержки жалования по армиям и дивизиям. Просто ведомость, военным задерживали жалование уже третий год подряд, что же в этом такого? Он растерянно читал, не понимая скрытого смысла:

«Двести первая дивизия – пять месяцев, двести четвёртая – шесть месяцев, сто восемьдесят девятая – семь…» – как семь? Но она же в двадцати километрах от столицы… Но ведь Скряга доложил Пауку, что задолженность не больше двух-трёх месяцев! Стоп! Скряга доложил… Так, что там дальше? Семьсот первая, шестисотая – пять месяцев, шестьсот пятидесятая – шесть месяцев, четыреста сорок четвёртая – семь… Так, так, так… Сколько всего дивизий? Восемьдесят пять! А остальные действительно по два-три месяца… Вот, значит, как. Постой, а армии… Как? Восемьдесят пятая, восемьдесят первая, но это же… Шестьдесят седьмая! Святой Нано! Но это же действительно заговор. Господи… Всемогущий и всевеликий! Я спасён… Спасён…

Он осел и медленно откинулся на спинку своего кресла – этот Нолту очень вовремя появился.

– Послушайте, а когда вы всё поняли?

– Сегодня утром, когда всё сопоставил и посмотрел на карту.

– И вы молчали?!

– Но как я мог это показать утром или даже два часа назад?

– А почему сейчас смогли?

– Мне позвонил знакомый из генштаба. Генерала Менгу вызвал к себе президент, а до этого к нему приезжал министр финансов. Разговор продолжался пять часов. Два часа назад министр финансов уехал. Его кортеж двинулся по проспекту Независимости. Остальное ясно, как светлый день.

– Вы крупно рисковали, лейтенант.

– Пришлось.

– Ну ничего! Я ценю умных и рисковых людей. До встречи, лейтенант!

Он не стал дожидаться полутора часов. Теперь у него есть такие аргументы, которыми он сотрёт нашего финансового гения в порошок, в лагерную пыль, в слякоть! Уже через тридцать пять минут его огромный чёрный лимузин летел в сопровождении броневиков эскорта по проспекту Независимости. В красноватом свете Зорана виднелся Крепостной холм и комплекс циклопических, жуткого вида зданий – резиденции Паука. Сооружения стремительно приближались, угрожающе росли в размерах, и Шеф немного поёжился от страха. Неясно, чем закончится эта ночная аудиенция… Он углубился в изучение содержимого спасительной папки. За пятнадцать минут у него сложилась полная картина событий, которые пытался организовать Скряга. Ему тоже катострофически не хватало времени.

Кортеж сбросил скорость и въехал внуть комплекса через служебные ворота. Это тоже недобрый признак. Ну что же, нужно собраться, решается его судьба. Упырь решительно вышел из машины и энергично взбежал по ступенькам служебного входа. В огромном вестибюле он увидел праздно шатавшегося по белому мраморному полу генерального прокурора. Едва увидев Упыря, тот, слащаво улыбаясь, вальяжно поздоровался и спросил:

– Ну, как дела?

– Посмотрим! – многозначительно ответил Шеф.

 

Никто из присутствующих не ожидал его появления в этот момент. Все с удивлением уставились на него, а Скряга осёкся и от изумления даже стал выше ростом – распрямил свою сутулую спину. В поганых карих, постоянно бегающих глазках заплескался ужас. Шеф видел, как его прошиб холодный пот – крупные капли засверкали на не­про­порцио­наль­но большом мясистом носу и покатом морщинистом лбу.

Начало было неплохим. Ротмистр прошёл в тот самый кабинет, и они стали ждать приглашения.

Министр обороны и премьер тут же начали нервно шушукаться между собой, а Менгу направился к нему, оставив перепуганного Скрягу одного.

– Он был у тебя? – настойчиво, со сквозившей в голосе угрозой спросил  Шеф.

– Да, –  чуть слышно ответил Менгу (он побаивался  Шефа).

– Он предложил тебе Это? – угрожающе нависая над ним, спросил Шеф.

– Да, то-есть нет, то-есть я… Ну, ты же меня… Я отказался… – Менгу смахнул пот с лица и растерянно добавил – Я не успел сообщить… Уже не было времени…

– Естественно. Ну ладно, – уже примирительно ответил  Шеф.

Скряга суетливо засеменил к премьеру и министру обороны, но те демонстративно замолчали и смерили презрительными взглядами его сутулую фигурку с обрюзггшим животиком на тоненьких ножках…

В холл вернулся ротмистр и торжественно изрёк:

– Прошу, господа, его высокопревосходительство ждёт!

Когда они входили в этот страшный для каждого из них кабинет, Шеф заметил, что кобура пистолета у ротмистра открыта.

Всё в этом просторном кабинете было непохоже на их роскошные апартаменты. Голые мраморные стены, полутьма, простой рабочий стол с тремя жёсткими креслами, два диванчика у стен на металлических ножках, с плоскими поролоновыми подушками, обтянутыми чёрным кожезаменителем, как в плацкартных вагонах, и единственное мягкое кресло. Оно было у противоположной стены, там три мраморных ступеньки образовывали возвышение. Слева была дверь, в которую входил сам хозяин кабинета; посредине стояло кресло, из которого Паук смотрел на всех остальных сверху вниз. Справа от большой двери, через которую к хозяину заходили посетители, была ещё одна дверь… Через неё дежурные вестовые выволакивали за ноги, оскальзываясь на окровавленом мраморном полу, трупы проштрафифшихся.

Эта аудиенция должна была закончится так же, но Хозяин пока ещё не решил, чьи мозги забрызгают голые мраморные стены. Пока главным кандидатом был  Шеф конрразведки.

Паук уже сидел, развалясь, в кресле; Шеф решительно вышел в центр кабинета, под единственный плафон с одной лампочкой, и встал в освещённый ею круг, почтительно ожидая, когда Хозяин начнёт разговор. Паук, наклоня голову, спросил с лёгкой угрозой в голосе:

– Ну-ка, расскажи нам про результаты твоей блестящей операции. Про потери, про Румо, и вообще все детали!

– Потери, конечно же, большие, и результаты… эээ… несколько хуже, чем ожидалось, но спрашивать нужно не у меня, а кое у кого другого. Пусть наш финансовый гений для начала расскажет, как он вооружал мятежников экспериментальным, сверхмощным оружием, и почему из трупа Румо извлекли пятьдесят восемь пуль…

– То есть как вооружал? Почему бы и не пятьдесят восемь?..

– В стандартном магазине тридцать.

– На что это ты намекаешь?

– Четыре года назад Управлению вооружений был представлен инициативный проект – складной пулемёт “Образец-890”. И ми­нис­тер­ство обороны, и мы были за дальнейшую разработку, но наш финансовый гений искомых двухсот пятидесяти тысяч не дал. Более того – разработку включили в чёрный список минфина, на который запрещалось тратить даже деньги, сэкономленные на других про­грам­мах; а три недели назад в вездеходе, на котором убегали из Аркана бандиты, уничтожившие тамошнюю штаб-квартиру контрразведки, был обнаружен другой складной пулемёт, очень похожий на “Образец-890”, но без недостатков восемьсот девяностого…

Шеф раскрыл папку и подал слегка растерявшемуся Пауку до­кладную об обоих образцах, подготовленную ему буквально перед тем, как он сел в машину. “Ведомость по задержке жалования” и карту с дислокацией частей, его не получивших, он демонстративно придержал в папке.

Президент с некотрым удивлением читал докладную и рас­смат­ри­вал фотографии пулемётов… Неожиданно подал голос Скряга:

– Пусть, пусть, расскажет вам пгро п…птери в огнм урочище! Ггоры, ггоры тгупов! Это он, он во всём виноват! – истерически визжал он, глотая буквы.

Паук неодобрительно глянул на него, и Скряга осёкся.

– Молодец, что обнаружил, но теперь расскажи нам, как обгадился в Урочище… Как ни крути, а инициатор-то ты!

Упырь почувствовал едва заметную перемену в настроении Паука и пошёл в наступление:

– Хотя относительная – подчёркиваю! – относительная неудача в лесах бьёт по мне, главная цель этой комбинации Скряги  он впервые назвал министра финансов презрительной кличкой в его присутствии – это Вы, Ваше высокопревосходительство…

Безразличное, холёное лицо Паука вытянулось. Впервые с начала разговора он проявил явную заинтересованность.

– Чего это ты там несешь?! Какой заговор?

Шеф, чувствуя необычайный подъём, заговорил, постепенно прибавляя в голос металла:

– Cогласно иструкции номер 00121, я требую у Вас немедленного доклада по коду сто восемнадцать! Сегодня вечером служба безопас­ности обнаружила заговор, направленный на свержение Вашего вы­со­ко­пре­вос­хо­дительства. Главарь заговора – министр финансов!

– Но…

– Или не ты сам мне давал ту инструкцию?!

Впервые Упырь назвал Паука на «ты» с тех пор, когда тот стал Президентом и получил у своих сторонников заглазную кличку Паук.

– Этта он, он во всём винаваат!!! – истерически завизжал Скряга.

Паук щелкнул пальцами, и ротмистр тут же отвесил финансовому гению тяжёлую оплеуху – тот отлетел к стене.

– Продолжай…

– Вот ведомость по задержке жалования в армиях и дивизиях и карта с местами их дислокации.

– Как, почему пять месяцев? Семь месяцев… Но он же говорил, что только два?

– А “Стальной Гром” в двадцати километрах от столицы! – напирал Шеф.

– Но это же…

– Заговор! Да, заговор, но на этот случай у тебя есть я!

Скряга жалобно скулил и корчился от боли на холодном полу.

– Горто, Менгу, почему вы мне ничего не докладывали, скоты, дерьмоеды поганые?!

– Но мы докладывали…

– Да, докладывали, а ты… То есть вы отмахивались, а он… – Менгу показал пальцем на Скрягу, – сегодня пять часов уламывал меня принять “мужественное” решение!

– Гм! – обратил на себя внимание ротмистр и вопросительно взглянул на Паука. Он впервые за последние четыре с половиной года после Восстания выглядел испуганным и подавленым, растерянно поглядел на Скрягу, потом на остальных, на генерального прокурора, незаметно зашедшего в самый разгар разбирательства, и, наконец, на Шефа.

– Полагаю, Ваше высокопревосходительство, в моём ведомстве Скряга сможет излить свою душу… Теперь это мой клиент, – вальяжно развёл руками  Шеф.

– Синамо, займись этим, ээ… Этим, – вяло махнул рукой всё ещё растерянный Паук.

Ротмистр с расстановкой, на потребу Хозяину и почтенной публике, несколько раз ударил Скрягу.

– Ээ! Ээ, осторожней, Синамо! Ты попортишь мне клиента, он ещё дней семь будет жив – условно, конечно.

– Да, Синамо, наш дорогой Упырь ещё повеселит нас всех забавным фильмом ужасов. Отведи клиента… ээ… куда надо. И скажи, чтобы подали в столовую вина с закусками, это дельце надо обмыть.

Ротмистр ухватив Скрягу за грудки, поставил на тощие ножки. Лицо маленького человечка было скомкано ужасом.

– Нет! Нет, не надаа!!! – в отчаянии завизжал он.

Остальных его ужас только позабавил. Все заржали. Каждый втайне радовался, что это не его выволакивают через чёрный выход…

Возвращаясь из резиденции Паука, изрядно нагрузившийся и охмелевший Шеф рассеяно, с трудом вспоминая, чего хотел, отдавал распоряжения дежурному адъютанту.

– Клиента в подвал, в спецсектор… Так, чего там ещё, ах да, всех остальных испытуемых обратно в камеры. Разбудить спецбригаду. Приготовиться к приёму новеньких, хе-хе, постояльцев… Их много будет. Да, и скажи Нолту, чтоб отвёл клиентов в подвал, всё подготовил к завтрашнему дню, и тогда может быть свободен. Да, вот ещё что – поздравь его с новым чином ротмистра.

Когда Нолту передал дежурной смене Скрягу и встретил заспанного ротмистра Сингу – лучшего палача в министерстве (он должен был пытать теперь уже бывшего министра финансов и его ближайших подручных), его отвёл в сторону дежурный адъютант Шефа и, ухмыльнувшись, заговорщицки сказал:

– Поздравляю, ты стал ротмистром полчаса назад, готовь выпивку!

Нолту доехал на своей машине до дома. Пока он ехал, вни­ма­тель­но смотрел в зеркало заднего вида. Улицы столицы были пустынны. Нет, за ним не следили, после событий этой ночи контрразведке было некогда присматривать за своим вполне лояльным сотрудником. Оставив машину у подъезда, Нолту поднялся к себе в квартиру, на четвёртый этаж. Не включая света, он в полной темноте безошибочно подошёл к телефону  и набрал нужный номер. Едва в трубке раздался знакомый голос: «Слушаю!» – он положил трубку на рычаг и бесшумно вышел прочь. Так же, словно тень, он шёл по тёмным аллеям до парка Благоденствия. Ни разу на своём пути он ни с кем не встретился, обойдя стороной несколько патрулей. Только в условленном месте, на скамейке, с трёх сторон закрытой кустами выше человеческого роста, под раз­би­тым фонарём, Нолту увидел в полной тьме того, кого ждал. Бесшумно подойдя, он сел рядом с Рахо и сказал чуть слышно:

– Всё. Я сам доставил Скрягу в подвал. Ты оказался прав… Теперь я в большом фаворе у Шефа, он мне ротмистра только что на радостях пожаловал.

– Поздравляю, – ответил Рахо и едва заметно улыбнулся.

 

                                       Глава – 9

 

Тёмно-синее небо постепенно начало бледнеть, звезды гасли одна за другой. На горизонте загорелись первые лучи солнца. Едва огненно- жёлтый диск целиком выкатился из-за тёмно-зелёного зубчатого хребта, он окончательно проснулся, разогнав сладкую полудрёму. Левый бок упирался в горячее и мягкое женское тело. Это была Нолу. Он не смог ей вчера отказать и теперь томился от странной, несуразной измены Дане. Прошлым вечером Нолу пошла в очередную атаку и наконец загнала его в угол. Дэк, беспомощно пыжась, торопливо придумывал какие-то жалкие увёртки, а она, радостно улыбаясь, ещё не понимая, что он очередной раз хочет увильнуть от её любви, объясняла ему, что уже обо всём позаботилась и их свиданию ничто не помешает. Он уже было хотел сказать «нет», но радость на её добром, простодушном лице сменилась отчаяньем, и в уголках карих глаз навернулись слёзы, сверкнувшие в свете костра. Тогда Дэк понял, что не сможет ей отказать, да и старина Ардо покачал с лёгким осуждением седой головой – дескать, «пожалел бы несчастную бабу, от тя, парень, ить, не убудет!»

Нолу было двадцать восемь. Она пришла к партизанам с тремя детьми полгода назад, после того, как егеря спалили её родной посёлок. Муж её уже три года как умер от полученых на фронте ранений и непосильной работы. Дальнейшая жизнь не сулила Нолу ничего хорошего – в лучшем случае ей удастся пристроиться где-то и работать без продыху до конца дней. Шансов найти мужа второй раз у неё не было – за последние двадцать лет мужчин на просторах бывшей империи сильно поубавилось. Судьба, однако, дала ей отсрочку от горького, тоскливого одиночества. Попав в партизанский край, Нолу оказалась окружённой множеством мужчин и купалась в их внимании, а верзила Дэк был здесь “первый парень на посёлке”, и Нолу, так же, как и другие вдовые молодухи, сохла по нему. Она чувствовала, что у Дэка есть кто-то далеко, понимала – роман этот ненадолго, но всё равно тянулась к нему, как мотылёк к огню…

Ему хорошо были знакомы такие горячие, в самом соку, женщины, и оголодавшая по мужской ласке Нолу не обманула его предчувствий. Не будь Даны там, вдалеке, он только обрадовался бы этой женщине… но Дана, далёкая и такая желанная, ждала его, и к сладкому мёду этой ночи примешивалась горечь вины и стыд измены. Эх, бабы, бабы… Ну почему в жизни всё так запутано?!

Дэк последний раз нежно поцеловал Нолу и бесшумно выскользнул с лежанки. Шалаш стоял почти у самого берега горного озера, со всех сторон окружённого сосновым лесом. Он прошёл несколько метров по колючему пологу сосновых иголок и с удовольствием наступил на прохладный пока ещё песок. Постояв минуту, Дэк зашёл в тёплую, прозрачную воду и, зажмурившись от наслаждения, нырнул…

Здесь был курорт. Такого облегчения за последние пять лет Дэк ещё не испытывал. Впервые они могли расслабиться, отдохнуть и отоспаться. Лето радовало ясной, жаркой погодой. Среди девственных лесов росли на берегах нескольких горных озёр партизанские лагеря. Вокруг полно было почти непуганого зверья, ягоды и грибы росли повсюду, а рыбы ловили столько, что её едва успевали коптить. Охотиться разрешили лишь тем, кто знал это ремесло в совершенстве, однако большую часть добытого съедать просто не успевали и тоже, едва успевая, коптили, солили, вялили.

Каждый день люди купались, к этому пристрастились даже пожилые работоголики. Истосковавшиеся по мирной работе мужики с энтузиазмом обустраивались на новом месте, проявляясь с самых неожиданных сторон.

Шахтёр фактически возглавил стихийно возникший строительный трест, Седой занимался коптильнями, которые уже превратились чуть ли не в фабрику, но больше всех удивил людей Кузнец. Человек, которого партизаны знали как опытного командира и бесстрашного воина, оказалось, имел хозяйственную жилку и недюженные способности организатора. Это по его проекту на Хрустальном плоскогорье росла тыловая база Южного фронта и прикрывавший её укрепрайон.

Молва о победе на склонах Огненного урочища шла по городам и весям – оттого сотни людей, потерявших последнее, загнанных властью в угол, потянулись к ним. Их приходило так много, что Южный фронт за полтора месяца после кровопролитных боёв не только восстановил свою численность, но и заметно разросся. Нужно было формировать новые части. Этим занимались начальник штаба и Гвардеец. Генерал предоставил им полный карт-бланш, и те развернулись во всю ширь, благо ресурсов теперь изрядно прибавилось. Трофеи из Огненного урочища возили до сих пор.

Дэк постепенно приходил в себя от пережитого и восстанавливал силы. Он чувствовал: Генерал что-то готовит – и ждал, когда его позовут, а пока работал вместе со всеми; когда было время, отдыхал, впервые за последние годы. И сегодня он долго купался в прозрачной и тёплой воде, а потом грелся на солнышке до того момента, покуда за ним не пришёл посыльный.

– Тебя, Дэк, Генерал зовёт.

– В штаб?

– Да нет, он там, на мысочке расположился, и Инженер, и остальное начальство с ним, тебя только дожидаются.

Дэк понял – сегодняшний разговор решит очень многое. Как раз его-то он и ждал полтора с лишним месяца.

Песчаный мыс метров на семьдесят вдавался в озеро. На самом его краю, под двумя невысокими, раскидистыми соснами, стоял навес, а под ним – струганый стол на вкопанных в песок чурбаках.

Угощение на нём стояло отменное: баклаги с самодельным вином из ягод и свежим соком из них же. Горячий хлеб только что из печки. Рыба и мясо – копчёные, жаренные, тушёные. Посоленная икра, и на десерт – опять ягоды, тёртые с сахаром…

Такого здесь он не видел, только на Земле… А в этой жизни ему приходилось пробавляться в лучшем случае жареной картошкой да казённой тушёнкой из сухпайков.

Уже этот стол говорил о многом, собравшиеся за ним – тоже. На Дэка, ласково жмурясь от солнца, смотрели Генерал с Инженером; по другую сторону стола расположились Интоту и Гвардеец с Кузнецом. Промеж окорока и копчёного сома одиноко восседал Начштаба и слегка растерянно глядел то на людей за столом, то на угощение… Кроме Дэка, здесь собрался почти весь теневой ЦК левого крыла Сопротивления – не хватало только Хромого, да Нокту-Молчуна – он возглавлял теневое подполье в столице.

Генерал, показывая на свободный чурбак, пригласил его к столу:

– Садись, Дэк, угощайся, ни в чём себе не отказывай. Мы тебя как раз и ждали.

– Здесь вроде заседания ЦК, мне как-то не по рангу…

– Ну, это дело поправимое, тем более и кворум есть.

Инженер, заговорщицки щурясь, спросил:

– Соскучился, небось, по Дане?

– Да… – задумчиво покачал головой Дэк и добавил – Она тоже соскучилась.

«Значит, поеду в столицу», промелькнула молнией мысль.

Генерал так же заговорщицки поглядел на сидящих и спросил:

– Кто-нибудь возражает против кандидатуры товарища Инко?

Инженер занялся сочным шашлыком, а остальные, наоборот, перестали есть и с некоторым удивлением посмотрели сначала на Дэка, потом на Генерала. За всех ответил Кузнец:

– Нет, какие уж там возражения… Ты скажи лучше, что вы там с Инженером надумали. Не томи, Анто.

– Вы обратили внимание на некоторые странности последних событий в Аркане и здесь?

– Они не могли случайно взять Путника, это при его-то опыте. Как пить дать заранее знали о его поездке и, главное, маршрут, – задумчиво произнёс Кузнец.

– Но подготовка к операции в здешних лесах такого масштаба занимает месяца два-три… Выходит, у них есть свой человек в столичном штабе сопротивления, – констатировал Гвардеец.

– И очень высокопоставленный. О сроках и порядке предстоящей инспекции знали очень немногие, – заметил Начштаба.

– Семнадцать, не считая самого Путника и нас троих, – мрачно взглянув исподлобья, ответил Инженер.

– Но больше всего меня смущает то, что операция с самого начала, уже на стадии замысла, планировалась исходя из того, что эта инспекция будет, – сказал Генерал и, выдержав паузу, добавил – Упырь в полном курсе всех дел центрального штаба, и работает там на него не писарь, а один из высокопоставленных членов Центрального комитета партии… Он педалировал план примирения и инспекции Арканской организации с прицелом именно на тот ход событий, который и был.

Все посмотрели на Генерала. Начштаба спросил:

– Так что же нам тогда делать?

– Есть план. Ты, Дэк, поедешь в столицу как полномочный представитель Южного фронта. Но не как Дэк Инко, а под другим именем. Мы решили тебя залегендировать. В столице будет работать подпольщик Алту Рельо, лейтенант запаса, как и ты, сирота, псевдоним Стойкий.

Он сидел потрясённый. Святославу Долганову не потребовалось практически никаких усилий, чтобы внедриться в Центральный штаб Сопротивления – за него всё сделал Дэк Инко. Никто ведь и подумать не мог, что задание КОМКОНа совпадёт с заданием теневого ЦК…

– Поедешь под своими документами, обоснуйся понадёжней, лучше всего у Даны. Связь будешь держать через Столяра, – иструктировал его Генерал. – Только после этого Алту Рельо должен прийти в Центральный штаб.

– Задание очень опасное, нам теперь в штабе появляться не следует. Чем реже Нано и я будем там бывать, тем лучше. Ты же не знаешь никого, и они тебя не знают. В той ситуации это важное преимущество. И ещё, кроме тебя, никто не сможет уйти, если что случится, – вступил в разговор Инженер.

– Тебе будет трудно, Дэк. Впервые ты должен будешь сыграть недалекого, слегка глуповатого солдафона. Побольше молчи, слушай, если сможешь – отвечай на вопросы косноязычно. Никакого собственного мнения, разговоры только про баб и как на фронте было, – Генерал сделал паузу и, заглянув ему прямо в глаза, полушепотом  сказал самое главное – Через некоторое время к тебе подойдут с предложением. Мы не знаем, кто именно, но это будет кто-то из тех семнадцати членов шта­ба. Он скажет, что Генерал с Инженером – маньяки, авантюристы, что они погубят сотни тысяч людей, ничего не добьются, а ведь есть мирный путь. Нужно спасти партию, страну и революцию. Спасти всех может товарищ Рельо, он должен… ликвидировать этих злодеев, Генерала и Инженера…

Дэк смахнул холодный пот со лба, хотел было спросить, что нужно делать, но Генерал продолжил.

– Ни в коем случае не соглашайся сразу, сделай вид, что смятён. Тебя будут уговаривать, предложат денег. Много денег. Торгуйся, жадничай, согласись раз на третий.

– А как же он… – растерянно пробормотал Начштаба.

– Не беспокойся, Ирмо, – ответил Инженер. – Мы часто будем появляться в столице, а когда Это произойдёт, кто-то один из нас, по очереди, будет там, рядом, постоянно. Поможем, подскажем.

– Цель? – спросил Гвардеец.

– Вы уже знаете, что у них три недели назад случилась небольшая грызня. Упырь уничтожил группировку Скряги и его самого. Судя по его действиям, и я, и Инженер уверены: Упырь к следующей весне – началу лета готовит переворот. Сам в президенты метит. Он постарается на время парализовать активную часть сопротивления, а пока вы будете искать нам замену, он сможет, не опасаясь восстания, совершить переворот силами верных ему частей. Ну а мы… Мы можем воспользоваться ситуацией. Сил на самостоятельное выступление у нас может не хватить, а вот вступить в схватку в тот момент, когда они начнут резать друг друга, – это можно. Главное – знать, когда Упырь начнёт. А начнёт он через двенадцать часов после нашей ликвидации, ему потребуется двое суток. Значит, у нас порядка шестидесяти часов, – Генерал перевёл дух и выжидательно взглянул на остальных.

– Да, пожалуй, побольше, им будет не до нас дня три, а то и больше, – хитро прищурясь, сказал Начштаба.

– Упырю нужно будет измотать Сопротивление за эти осень и зиму, чтобы весной оно ему не мешало. Он понимает, что левое крыло в осеннем маразме участвовать не будет, и единственный способ устранить, хотя бы на время, опасность с нашей стороны – это ликвидировать руководящую тройку. Добраться до нас он сможет только через кого-то из членов теневого ЦК. Мы долго думали и решили – ты, Дэк, лучшая кандидатура. В конце концов, если человеку чего-то хочется, ему это надо дать…

– Нужно инсценировать нашу с Алту гибель от руки предателя, а когда Упырь вцепится Пауку в глотку, ты сможешь уничтожить предателя, а мы – начать восстание. В том хаосе можно расчитывать не только на свои силы и остатки официального сопротивления, но и на неорганизованый народ, – Генерал хитро прищурился. – А может, и на армию, и не только на солдатскую массу, но и даже на младшее офицерство.

Он отхлебнул вина из кружки и опять перешёл на шёпот:

– Возможно, и не только на них… Есть у меня кое-какие ниточки, давние знакомства… Но это чуть позже, а пока… – он снова заговорил в полный голос – Собирайся, Дэк, завтра отправляйся в Аркан, оттуда в столицу. Ждут там тебя любовь и смерть. Даст бог, с любовью обнимешься – смерть обманешь…

– Но, выходит, мы сегодня в ЦК двоих приняли? – слегка удивлённо спросил Кузнец.

– Само собой. Ты, Ирмо, протокол составь о приёме в члены ЦК двух товарищей: Дэка Инко и Алту Рельо. Товарищ Рельо поедет полномочным представителем в столицу, а товарищ Инко останется на Хрустальном плоскогорье – по бумагам, естественно! – заговорщицки улыбаясь, сказал Инженер.

– А нам нужно будет готовиться сначала к действиям против восемьдесят первой армии, а потом совместно с ней? – уточнил Гвардеец.

– Именно так, Ирмо! И ты назначаешься заместителем командующего.

– Это ж сколько запасти всего придётся? У Седого уже сейчас банок не хватает… – озабоченно заметил Кузнец; он уже весь был в предстоящих заботах.

– Ничего, Току, не горюй. Алту вам и электродвигатели с конвоем привёз, и запчасти к ветрякам и к холодильникам, и тару. В нижнем лагере вас дожидаются, на тридцати шести лошадях привезли.

– И ты, Нано, до сих пор молчал? – удивился Кузнец.

Все засмеялись и навалились на угощение.

Дэк молча ел и пил, растерянный, потрясённый. Судьба сделала ещё поворот, и он пытался прийти в себя от неожиданности. Святослав Долганов, потрясённый не меньше, думал, что же он скажет своему куратору Ивану Ларченко – полковнику генштаба Рахо… Такого оборота событий в КОМКОНе не ожидал никто.

 


 

 

 

 

Продолжение следует

         Назад