Серафим Безгрешный
Случилось лето...
Некоторые орфографические ошибки допущены автором умышленно, Во имя сохранения размера стихотворной строки и ритма прочтения. Все прочие ошибки допущены исключительно по причине скудоумия и неважного знания русского языка.
Случилось лето в нашей северной столице, от рождества две тысячи шестой, в подвалах крысы, в небесах летают птицы, в могиле мёртвый, в "суете-сует" живой. Всё как обычно:ребетня играет в прятки, промеж берёзок двух повесился гамак, на первый взгляд всё гладко, всё в порядке, но это видимость и всё совсем не так.
Расслабив туловище в кресле самолёта, с улыбкой ангела на сомкнутых устах, являясь дерзкою ошибкою природы, каждый из них уверен в собственных словах. Они летят в Россию - им так надо, расслабившись, не пристегнув ремни, шлифуя в мыслях грандиозные тирады, идя на поводу у болтовни.
Их будет восемь, среди них есть русский даже, самбист по прозвищу "бросок через бедро", он неподкупен, объективен и сверхважен, настолько важен, что не ездит на метро. И на правах хозяина тусовки, предвидя рейтинги вечерних новостей, на красный свет и без единой остановки, он мчится в Пулково встречать больших гостей.
А там толпа, там все кричат и рукоплещут, мол- типа -праздник,типа- видит нас весь свет, там веселятся и швыряют в воздух вещи, там даже сделали бесплатный туалет. Все суетятся в ожидании момента, когда сверкнёт крыло со стороны, чтобы хоть раз узреть живого президента и-в принципе-не важно, чьей страны.
Стучат секунды, тянутся мгновенья, гремят сердца, грядёт апофеоз, и кто-то видит в этом главы "Откровенья", и кто-то выронил букет ослабших роз. Течёт слюна со рта у журналиста, корреспондент насилует блокнот, тихонько митингуют коммунисты, трещит вдали патрульный вертолёт.
И час настал! И вот оно, свершилось! И все подумали:"Жизнь прожита не зря!" Толпа смахнула пот, перекрестилась, и стала поздравлять сама себя. Ведь где-то там, вдали, под облаками, внедрясь в потоки западных ветров, над русскими полями и стогами, блеснуло серебристое крыло.
Настроив оптику, игру теней и резкость, в великом пафосе начала славных дней, толпа взглянула на благую неизвестность... на фюзеляже надпись - " U S A ".
Кто в нём сидит, не знают лишь младенцы. Его лица не видел лишь слепой. Его карман - основа всех коммерций. Его народ - хронически святой. И самолёт его удачно приземлялся, шасси касалось взлётной полосы, в иллюминатор кто-то хитро ухмылялся, мир становился на аптечные весы.
Подъехал трап, пришла ковровая дорожка и разлеглась по мановению руки, открылся люк и кто-то выглянул немножко, сверкнули видео- и фото- маяки. Ударил гимн и затаил дыханье каждый- попавший в это место- человек. Такое зрелище бывает лишь однажды; никак не чаще, чем десяток раз на век.
И громко щёлкнул первый снимок "Поляройда", и хором взвыл голодный питерский пиар, как будто в первый раз живого гуманойда, как будто в первый раз божественный нектар ему позволили вкусить совсем бесплатно, как черпануть воды из грязных луж. "Какой шикарный,всё же,сырьевой придаток!"- с улыбкою подумал младший Буш.
Под саундтрек истошных восклицаний, он словно - бес, таинственно возник, взглянул на небо, загадал желанье, сказал:"Привет", коверкая язык, спустился вниз под вой толпы и смрад бензина, сверкнул зубами и направился туда- где опершись о бампер лимузина, стоял российский президент, как тамада.
Их взгляды встретились, их мысли породнились, их пальцы треснули в рукопожатьи рук, Володя мысленно съязвил: "Привет придурок!", Буш-младший мысленно ответил: "Здравствуй друг!" Обмен любезностями, пылкие тирады, святые клятвы в вечной дружбе их и нас, детЯм конфеты, а соратникам награды, Володе кнут ковбойский, Бушу русский квас.
Ну и пока весь этот цирк жизневлачился, покуда брызгал изо рта цветочный мёд, на Пулковские земли приземлился ещё один почётный самолёт.
Неся в глазах секрет подопытных молчаний, давя улыбку доброй сотней атмосфер, людЯм явился лопоухий англичанин, имея честь именоваться- Тони Блэр. Он будто правая рука капитализма, он словно левая нога житейских благ, он пунктуален словно Монте-Кристо, с одним отличием- француз был не дурак.
А дальше всё пошло без изменений, всё точно так же, как и пять минут назад; благое масло обоюдных умилений, мол- как я рад!, а я то как уж рад! Рукопожатия, фальшивые улыбки, верх словоблудия, апофеоз речей, гумманность взглядов, идиотские открытки, объедки фирменных пасхальных куличей.
Уже их трое, все смеются и глаголят, и ждут оставшихся, которые в пути- на самолётах атмосферу канифолят в надежде истину в базаре обрести. Четвёртым номером, накрасив шустро губки, почистив ногтем на груди германский флаг, на свет явилась фрау Меркель, канцлер в юбке, срамя потешным видом грозный Бундестаг.
Под цифрой "пять", в нелепом бежевом костюме, испачкав волосы в прокисшем молоке, из самолёта выпал пьяный Коидзуми, не расчитав своё здоровье и сакэ. И знать не знало ярко-питерское солнце, и мыслей не было в косматой голове, давить- ли пеклом припанкованных японцев, приблудно-временно осевших на Неве.
А пятый самолёт ввозил шестого члена на территорию российской стороны, бескомпромиссного, тупого как полено, но всё же члена и главу большой страны.
Что за народ избрал его в премьер-министры? Что за придурок ему Отдал голос свой? не стань политиком,так стал бы хоккеистом, премьер-по рангу-всяко ниже, чем святой. Он Стивен Харпер,самый главный из Канады, гремя понтами, типа - я один из НИХ !, покинул Боинг, стёр с лица следы помады, сошёл к друзьям, порукоблУдил и притих.
Почти все в сборе и осталось только двое, все кажут пальцами на точки в небесах. "Бьюсь об заклад,в том самолёте Берлускони, и значит, в этом самолёте Жак Ширак!", -вопил один из оголтелых журналистов терзая дохлую дыхалку впопыхах. Шпион шпионил,строил планы клан министров- как обмануть и не остаться в дураках.
И всё же словно ядовитая заноза, вонзаясь в этот гиперпафосный ликбез, на первом Боинге примчал Жозе Баррозо, "шестёрка" НАТОвская, типа из ЕС.
И получается, что вовсе их не восемь?! И получается, их девять мудрецов! Да чёрт-то с ним,мы всё равно всех в гости просим и нам не жалко помидор и огурцов для их изысканных и приторных обедов, для их заточенных желудков и зубов. Мы не жиды и мы прокормим пол-планеты, если никто мешать не будет, из жидов.
И наконец, ища утеху в самогоне, покинув денежный капиталистский мрак, последним гостем сел товарищ Берлускони и с ним его соратник Жак Ширак.
Два сверхоплота франко-итальянской дружбы, два сивых мерина , быть круче не дано, два сверхчиновника правительственной службы, два сверхдохода: макароны и вино. Два старых панка европейского масштаба сошли в толпу и оба начали трындеть- что за напутствия давал им Римский Папа, кому бы сбагрить макароны,где взять медь?, и что футбольные арбитры - идиоты, и Олимпик легко прошёл бы сквозь Зенит, и про капризы переменчивой погоды, и про Хамас, и про плутоний, и про СПИД.
Команда в сборе, объективы смотрят в лица всех улыбающихся действующих лиц и кто-то счастлив непомерно, кто-то злится, что мало шансов влезть в окно передовиц. Но суть не в том, а в том, что сути вовсе нету, их всех вместил девятиместный лимузин. Володя Путин в потолок швырнул монету: -"Ну что, на Смольный или сразу в магазин?"
"Какой лабаз,ямщик,вези нас сразу в Смольный! мне этим часом магазин не по нутру!" -вскочил с сиденья Коидзуми недовольный, трезвея на глазах на питерском ветру. Мотор взревел, ямщик успел перекреститься, кортеж понёсся заглушая вой толпы туда, где можно не скрывать святые лица, где можно рухнуть в искушения судьбы.
А есть ли смысл говорить, что было дальше? Что пили ночью, что осталось на потом, соревнования по этикетной фальши, рекорды пылких словоблудий за столом.
И были дни, и были ночи, были басни про помощь нищим странам низшего звена, про политически-святое бремя власти, про чудо- свойства у французкого вина. Про лицезрение балета в Мариинке, где каждый лидер надевал свой личный фрак, про посещение валютницы Маринки, на чём настойчиво настаивал Ширак. А Тони Блэр, разворошив гнилую рану, притормозив порыв французкого мсье, вопил, что бомбой п**данёт по Тегерану и вытрет задницу их ядерным досье. Буш младший мало говорил, но много слушал, мол-типа-мудрость,есть его второе "Я", канадец пил и постоянно что-то кушал, как будто голодом морили у себя. Володя песни пел, играл на фортепиано, японец тощий, как обычно, где-то спал, но все узрели, как под утро, в стельку пьяный, он к фрау Меркель в туалете приставал. Немецкий канцлер, всё вот это безебразье, сносила стойко, как Рейхстаговский герой. Жозе Баррозо всё молчал и в одночасье, все заподозрили, что он вообще немой. А Берлускони- по специфике работы- зажав тарелку со спагетти в кулаке, травил тупые несмешные анекдоты, на жутко-ломаном английском языке.
Но Бог-то с ним, конечно были и минуты когда чего-то, всё же, шло и по уму. Когда трепались про войну, про курс валюты, про террористов, про иракскую тюрьму. Про то, что осенью готовятся к морозам, зимой к потопам, а весною к жарким дням, и чтобы в задницу не посадить занозу, не надо слишком доверять еловым пням.
Когда случались всё-ж минуты просветленья, тогда рожала голова разумный слог, но слишком долго предаваться озаренью никто из высокопоставленных не мог.
А где-то в Африке, в обители забвенья, там, где болезнь; там, где забыл про воду рот, в дерьме, в грязи, в крови и прочих наслажденьях скоропостижно дох очередной народ. И там не надо что-то видеть или слышать, там, где свирепствует матёрая чума лишь два пути: убийство - чтобы выжить, самоубийство - чтобы не сойти с ума. Тому, кто ждёт лекарства в лазарете, кто издаёт от боли волчий вой- неважно, сколько стоит баррель нефти, пенициллин ему важнее, чем "Лукойл".
Он обречён и он прекрасно это знает, и жизнь его уж подошла к концу, покуда где-то на Земле, поближе к раю, премьер-министры ковыряются в носу сдвигая важные решения "на завтра", на лоб сдвигая благодетельный венец. И кто мне скажет- где тут ложь, а где тут правда, и кто - воистину - живой, а кто мертвец?
Прислано по электронной почте
|