Капитализм как деменция

В ключевых, переломных точках истории встает вопрос: зачем живем? И как надо жить? Предлагаем статью нашего давнего автора, выполненную на стыке наук: экономики, псиологии, философии

Иррациональность потребностей и субъективная психологичность экономики

Irrationality of needs and subjective psychologism of economy

 

С.А. Строев

S.A. Stroev

Сергей Александрович Строев, кандидат биологических наук, доктор философии (PhD), профессор Российской академии естествознания, член-корреспондент Международной славянской академии наук, образования, искусств и культуры, действительный член (академик) Петровской академии наук и искусств. Университет г. Тампере, Финляндия. s_stroev@hotmail.com

Sergei Alexandrovich Stroev, Candidate of Biological Sciences, Doctor of Philosophy (PhD), Professor of the Russian Academy of Natural History, Corresponding Member of the International Slavic Academy of Sciences, Education, Arts and Culture, Full Member (Academician) of Petrovskiy Academy of Sciences and Arts (Russia). University of Tampere, Finland. s_stroev@hotmail.com

 

Аннотация.

В статье рассмотрен вопрос о смысле и цели хозяйственной деятельности сверх уровня обеспечения простого жизневоспроизводства. На ряде примеров показано, что потребление сверх уровня обеспечения простого жизневоспроизводства определяется иррациональными целями и мотивами, имеющими по существу характер общественного ритуала и поддерживающимися за счёт социального инстинкта подражания, а не в результате индивидуального осознанного целеполагания. Иррациональность и произвольность целей потребления означает, следовательно, и иррациональность целей и смыслов производства. Делается вывод о возможности построения хозяйственной системы, в основу которой положены иные конечные цели и смыслы.

Ключевые слова: экономическое поведение, иррациональность потребностей, цели хозяйственной деятельности, субъективность целей, относительность ценности, потребительское поведение, «лишние деньги», экономика как психология

 

Abstract.

The subject of the article is meaning and purpose of economic activity which exceed the simple life reproduction level. Several examples show that consumption which exceeds the life reproduction level is determined by irrational goals and motives. These motives have essentially the nature of public ritual. They are supported by the social imitation instinct rather than by conscious individual goal setting. The irrationality and arbitrariness of consumption purposes therefore means also the irrationality of the goals and meaning of the production. The conclusion is that an economic system which is based on another alternative ultimate goals and meanings can be constructed.

Keywords: economic behavior, irrationality of needs, goals of economic activity, subjectivity of goals, relativity of values, consumer behavior, “excess money”, the economy as psychology

 

В течение длительного времени над экономической, а, отчасти, и социально-политической мыслью довлел соблазн представить экономическую деятельность человека как рациональную в своей основе и описать её научно, в духе естествознания, то есть как объективное явление, не зависящее от субъективных воль и смыслов. Подобный экономический детерминизм царил в рамках господствовавшего в СССР «научного марксизма», диалектического и исторического материализма, в котором вся сфера общественных идей, картины мира в целом, эстетических и этических норм и идеалов, религии, семейных отношений, права и т.д. считалась «надстройкой», производной от «базиса» – уровня развития производительных сил и характера производственных отношений. Примечательно, что догматиков от «марксизма» при этом не смущал собственно феномен СССР, который самим своим существованием наглядно доказывал возможность альтернативных капитализму производственных отношений (и всей «надстройки», то есть совокупности общественных, политических и правовых институтов) на том же самом (а поначалу – даже на более низком) уровне развития производительных сил. Иными словами, доказывал ошибочность представлений о жёстком экономическом детерминизме, поскольку социализм оказался не следующей за капитализмом ступенью экономического и социального развития, а параллельной капитализму беговой дорожкой, при этом исторический выбор между капитализмом и социализмом определялся скорее не стадиальным уровнем социально-экономического, политического или технологического развития, а национальным менталитетом, культурной, исторической и религиозной традицией каждого конкретного народа [1, 2].

Однако, пусть и в иной вариации и интерпретации, то же самое представление об экономике как о некой «объективной», «не зависящей от субъективных воль, сознания и оценок» данности казалось самоочевидной, непререкаемой истиной и для мейнстрима западной либеральной мысли. Представлялось очевидным, что экономика определяет политику, и что попытка сделать наоборот, то есть подчинить экономику неким директивно задаваемым субъективным смыслам (представлениям «о должном»), противоречит самой природе вещей и, будучи проявлением неумного волюнтаризма, заведомо обречена на поражение, крах и неминуемую катастрофу. Именно отсюда пресловутые представления о «невидимой руке рынка» – безличной силе, которая сама собой всё правильно отрегулирует и приведёт к естественному, нормальному для данной системы состоянию. Собственно, крах СССР в целом и советской плановой экономической и социально-политической системы в частности так и рассматривался: как указание на противоестественность любых «волюнтаристских» попыток «запрячь телегу политики впереди лошади экономики». Отсюда представление о том, что всякое разумное состояние общества состоит вообще в отказе от «идеологии» (представлений о субъективных целях, смыслах и ценностях) и простом следовании «естественному порядку вещей», который сам собой складывается под действием объективных безличных сил, процессов и законов экономической жизни.

Однако чем дальше, тем более очевидно становится, что на самом деле ситуация обстоит противоположным образом, и кажущаяся «объективной» экономика со всеми её «законами» и «объективными процессами» является полностью производной от господствующих в культуре сугубо субъективных смыслов, целей, ценностей и представлений, которые просто кажутся настолько «самоочевидными» и «само собой разумеющимися», что не подвергаются ни критическому осмыслению и рефлексии, ни рациональному научному изучению, ни даже хотя бы феноменологической констатации. Они просто вообще не замечаются в самом факте своего существования, как воздух, который, не имея ни вкуса, ни цвета, ни запаха, по умолчанию присутствует всегда, везде и во всём, в том числе – и даже в особенности! – именно там «где ничего нет». Оказывается, что в основе всей рациональности экономических законов, процессов и механизмов лежат сущностно иррациональные, субъективные, произвольные стремления, цели, желания, волевые импульсы, эстетические и этические идеалы – подобно тому, как разум может лишь определить способы, средства и пути достижения желаемого, но сами цели определяются не им, а неразумным, произвольным актом хотения, волевым импульсом, который по природе своей иррационален, и на любую, пусть и достаточно длинную, цепочку вопросов «а зачем?» в конце концов может дать только один конечный ответ: «я так хочу!».

Возьмём, к примеру, миф о «рациональном экономическом человеке», Homo economicus, который, будучи субъектом рынка, якобы в каждом совершаемом экономическом акте всегда стремится к максимизации своей выгоды и минимизации издержек и затрат (любых: финансовых, энергетических, интеллектуальных, временны́х и т.д.), иными словами, как производитель стремится к максимальной прибыли, а как потребитель – к максимальной утилитарной пользе при минимальных затратах. Действительно, возникает иллюзия, будто поведение такого «экономического человека» полностью рационально, разумно, предсказуемо, безлично и может быть положено в основу объективирующей человеческое поведение научной модели. Однако зададимся вопросом: а что этот «экономический человек» делает с заработанными деньгами?

С одной стороны, он может их бесконечно накапливать, инвестировать (не важно, в непосредственно производственной или в опосредованно финансовой форме) в дальнейший капиталистический рост и всячески преумножать. С точки зрения способа, метода достижения цели (преумножения своего капитала) его поведение при этом будет, возможно, полностью рациональным. А с точки зрения цели? Зачем ему этот постоянно растущий капитал, который он всё равно за всю свою жизнь не потратит, а, рано или поздно умерев, всё равно его лишится? Следуя Максу Веберу, такое поведение можно объяснить «протестантской этикой», сделавшей «преуспеяние в мирских делах» (в том числе, количественно измеряемое в деньгах) мерилом «божественной благодати». Как видим, основание у вроде как, на первый взгляд, рационального и предельно приземлённого и прагматического поведения уходят в область религиозной веры. Но ситуация ещё сложнее, потому что протестантской этикой можно объяснить лишь возникновение данного поведенческого паттерна в европейской культуре, но никак не поведение современного капиталиста. Вряд ли современный капиталист всерьёз может верить, что мера преумножаемого им капитала действительно отражает и выражает «божественную благодать» и открывает ему какие бы то ни было перспективы относительно загробной жизни. Гораздо больше это уже похоже на психопатию или коллективный психоз с формированием «сверхценностной идеи» [3, 4, 5]. Вряд ли будет преувеличением сказать, что преумножение капитала в этом случае становится суррогатом смысла жизни, своего рода идолом (материальной сверхценностью), служением которому человек придаёт собственной жизни осмысленность и целесообразность как средству достижения чего-то большего и более значимого, чем он сам.

С другой стороны, упомянутый «экономический человек» может заработанные или иным способом добытые деньги не накапливать и не вкладывать в бесконечный рост, а тратить, но тратить опять-таки разумно и рационально, стремясь получить максимальную пользу на минимальные затраты. Это выглядит рационально, но только до тех пор, пока уровень доходов сопоставим с уровнем физического жизневоспроизводства, то есть обеспечения себя и своего потомства достаточным количеством здоровой пищи, добротной функциональной одеждой, жильём, утилитарно полезной бытовой техникой. Добавим к этому медицинское обслуживание, образование для детей, гарантирующее им пристойно оплачиваемую работу, и, в общем – всё. Как только норма дохода становится существенно выше прожиточного минимума, рациональность модели «экономического человека» оказывается более чем проблематичной. Человек оказывается перед лицом проблемы: как потратить «лишние», избыточные с точки зрения простого рационального жизневоспроизводства деньги? Может показаться, что это проблема исключительно «зажравшихся миллионеров» и «простого обывателя», «едва сводящего концы с концами» она точно не касается. Но это не так. На самом деле, «простой обыватель» постоянно тратит деньги именно на избыточные с точки зрения простого жизневоспроизводства вещи, и если ему при этом их не хватает на реально необходимое, это означает лишь приговор его рациональности и интеллекту. Итак, задумаемся, как и на что тратятся «лишние» с точки зрения необходимого жизневоспроизводства средства.

  1. Самый простой, распространённый и массовый вариант: они тратятся на бездумное следование шаблонам, навязанным воспитанием [6], рекламой и по умолчанию сформированным капиталистическим (или, точнее, теперь уже виртуально-посткапиталистическим [7]) производством «всеобщим образом жизни». Например, деньги тратятся на следование моде (необходимость отказываться от употребления ещё добротных, функциональных, не вышедших из строя вещей только потому, что они «вышли из моды» и покупать вместо них новые; или покупать новое техническое устройство потому, что старое «морально устарело», хотя физически оно работает совершенно нормально и справляется со всеми необходимыми функциями, ради которых было приобретено). Деньги тратятся на навязанные элементы «образа жизни», например, на чай, который стоит в кафе в десять и более раз дороже, чем его можно было бы попить дома (при том, что и сама потребность пить чай является ничем иным, как чисто культурным шаблоном: в самом по себе чае нет совершенно никакой реальной необходимости), и это не говоря уже об алкоголе и табачных изделиях. Деньги могут тратиться на поддержание постоянной коммуникации (мобильная связь, интернет-трафик), причём коммуникации не только не являющейся полезной, но и не доставляющей никакого удовольствия и даже, наоборот, утомляющей, раздражающей, вызывающей ощущение подавленности и внешнего контроля. Или возьмём, скажем, такой пример: человек сначала покупает машину, регулярно платит за бензин, страховку, текущее техническое обслуживание, парковку и т.д. а потом опять же платит за посещение фитнес-центра или тренажёрного зала, чтобы сбросить лишний жир, в то время как если бы он не заводил машину, а ходил бы пешком или ездил на велосипеде, ему не пришлось бы покупать абонемент в фитнес-центр. Такого рода примеров существует множество. Чаще всего они связаны сначала с «экономией времени и сил» (за деньги), а потом – с последующей их тратой (причём, иногда тоже за деньги!), потому что не только время, но и «сэкономленную» физическую энергию надо куда-то девать. Либо с потерей здоровья ради зарабатывания денег и последующей тратой этих заработанных денег в попытках, далеко не всегда успешных, восстановить подорванное здоровье – как физическое, так и психическое.
  2. С первым вариантом траты денег тесно связан второй: они тратятся на так называемое «статусное потребление». При этом статусное потребление может быть как бессознательным (тогда это разновидность первого пути: слепого автоматического следования готовым, навязанным производителями социальным стандартам, паттернам и шаблонам поведения), так и сознательным (осознанное стремление поддержать существующий или даже повысить свой социальный статус, свой социальный круг и место в социальной иерархии, подчеркнуть своё превосходство над окружающими и унизить их как «лузеров», либо, наоборот, произвести благоприятное, «солидное» впечатление при важной встрече или переговорах, или, наконец, повысить свою сексуальную привлекательность для самок). Весь этот спектр поведенческих паттернов так или иначе связан с установленной привязкой социального статуса человека не просто к его имущественному статусу и финансовому положению, но и к уровню его текущего потребления, то есть даже не к тому, сколько он имеет, а к тому, с какой скоростью и интенсивностью тратит [6, 8]. Конкретные же формы это статусное потребление может принимать совершенно разные: от покупки костюма или часов с переплатой в тысячи и десятки тысяч раз относительно вещи ровно тех же потребительских качеств исключительно «за бренд» [4, 9, 10], до дорогостоящего «статусного отдыха» (зачастую на самом деле не приносящего никакого удовольствия и собственно отдыха) в «статусных местах», от приглашения «звёзд эстрады» на корпоратив или покупки в качестве лота на аукционе похода с оной же звездой в ресторан до добровольно-принудительного участия во всевозможных «благотворительных проектах». При всём многообразии форм в случае статусного потребления мы наблюдаем поведение, диаметрально противоположное поведению «рационального экономического человека»: стремление демонстративно потратить как можно больше денег либо просто впустую, либо за вещь, которую можно бы заменить дешёвым аналогом, практически не уступающим по потребительским качествам. В своём роде это почти полный аналог индейского потлача, который когда-то во времена пуританской морали накопления и преумножения капитала так шокировал цивилизованных европейцев: чисто ритуальная раздача или даже целенаправленное уничтожение материальных богатств, сопряжённая с повышением социального статуса и престижа.
  3. Третий вариант – это вложение денег в некие хранимые (не убывающие при «потреблении») «ценности», например, в предметы искусства, драгоценности, либо в те или иные активы, ценные бумаги и т.п. На первый взгляд, это самый разумный и рациональный способ распорядиться «лишними деньгами» – не потратить их, а, напротив, сохранить путём инвестиции в нечто объективно ценное. Однако и по поводу этой рациональности возникает два закономерных вопроса и, соответственно, две проблемы. Во-первых, никаких объективных ценностей на самом деле не существует. Любая ценность является ценностью либо вообще чисто субъективной, индивидуальной и личной, либо общественно признаваемой, но только в силу того, что в данный конкретный момент существует консенсус или тренд считать её таковой. Не существует ни одного объективного критерия, позволяющего отделить ценность от не-ценности. Картина, которая сегодня стоит миллионы долларов, завтра может быть признана мазнёй, не стоящей даже холста, на котором она была написана. Антиквариат, который сегодня высоко ценится, завтра может восприниматься как старая рухлядь, хлам и свидетельство дурного вкуса. Даже цены на золото могут колебаться в разы в обе стороны, даже те же бриллианты могут мгновенно обесцениться в случае резкого технологического прогресса или даже просто смены общественного сознания. Что уж говорить о, скажем, ценных бумагах или иных активах. Одним словом, любое «инвестирование денег» – это не более чем попытка удержать пустоту пустотой. Отличие ценности от мусора заключено не в самой материальной вещи и её качествах, а в общественном сознании, которое не только изменчиво по природе, но и просто призрачно в эпоху постмодернистской аномии и торжества тотального релятивизма и конструктивизма. Наивное представление о том, что современные деньги – это некие объективные единицы ценности, а те или иные физические вещи (будь то предметы искусства, или золотые слитки, или объекты недвижимости, или сделанный в квартире евроремонт) могут заключать в самой по себе своей физической реальности некое объективное количество этих единиц, является не более чем иллюзией, которая рушится, словно в сказке про Золотую антилопу, которая могла наковать сколько угодно золота из ничего, а могла одним ударом копытца превратить его в глиняные черепки. Современные деньги – это исключительно виртуальная единица успешности в социальной игре – не больше и не меньше. Материальные или любые иные ценности (будь это хоть физическое золото, хоть участок земли, хоть сокровища искусства, хоть промышленное предприятие) – это не более чем текущее, сугубо сиюминутное и изменчивое консенсусное мнение относительно их ценности. Что же такое «вложение денег в объективные материальные ценности», как не попытка одни нематериальные общественные отношения «материализовать» через другие столь же нематериальные общественные отношения [8], да ещё и в условиях их максимальной текучести, скоротечности, непредсказуемой динамичности, волатильности и предельной релятивизации! Но и это ещё не всё, потому что есть ещё и «во-вторых». Пусть даже благодаря некой невероятной удаче, слепому везению или гениальной интуиции на грани ясновидения нам удалось в течение всей жизни каждый раз вовремя выходить из обесценивающихся активов и входить в растущие не просто не теряя, но и каждый раз увеличивая их «капитализацию». Мы всё равно не имеем финального ответа на главный вопрос: а ЗАЧЕМ всё это? Что мы в итоге выиграли, даже если после многократного обмена бумажек на слитки, слитков на антикварные вещицы, этих вещиц – опять на бумажки, бумажек на недвижимость, недвижимости ещё на какие-нибудь фантики, мы добились того, что на конкретный момент нашей смерти именно эти фантики считаются «общественным мнением» «ценностью», а все другие, из которых мы вовремя успели «выйти», уже не считаются? Что мы, собственно, этим выиграли, кроме того, что потратили массу сил, времени и энергии на охрану и защиту своего призрачного «имущества» (призрачного потому, что речь идёт не об имуществе как таковом, а о его «ценности», то есть не более чем об общественном настроении), а жизнь в целом – на нервозную гонку за призраком возникающей и исчезающей то тут, то там «ценности»?
  4. Четвёртый вариант – трата денег на удовольствия, наслаждения и развлечения. Можно, конечно, и так. Правда, возникает вопрос, насколько все эти «удовольствия» действительно приносят нам удовольствие, а не являются ли они всё тем же принудительным шаблоном, когда существующая система социальных отношений диктует нам, что «удовольствие», а что нет, убеждая, например, что лежать на пляже в Египте – это гораздо большее удовольствие, чем лежать на пляже где-нибудь в Московской области, или что от хождения за экскурсоводом по Парижу я просто обязан получить на порядок больше удовольствия, чем если я в это время совершенно бесплатно посижу у костра на берегу ближайшего озера. Очень часто необходимость потратить деньги «на удовольствия» (ну, чтоб они не пропали зря) приносит не столько удовольствие, сколько превращается в обременительную, крайне утомительную, неприятную и нудную повинность, в то время как то же самое время можно было бы провести гораздо приятнее, при этом не «вложив» ни копейки. Да и кто вообще сказал, что наслаждения и развлечения полезны, что они делают жизнь полнее, осмысленнее или хотя бы счастливее, а не ведут к суете, опустошённости и пресыщению? Не есть ли попытка «копить впечатления», «получая от жизни всё» полным аналогом «сверхценностного» накопления и преумножения капитала? В конце концов, унести свои «накопленные за жизнь» впечатления, полученные «удовольствия» и «не упущенные моменты» с собой в могилу шансов не больше, чем унести в неё накопленные сокровища.
  5. Пятый вариант решения – инвестиции в личностный рост и развитие. Опять-таки внешне это выглядит рационально, осмысленно и даже «духовно», если только мы не зададимся вопросом об объективном критерии того, что считать личностным ростом и развитием, а что – совсем наоборот. Казалось бы, ответ прост: личностный рост и развитие – это получение новых знаний, умений, навыков и компетенций. Допустим. Но вот ведь в чём штука: объём знаний, который нам доступен, сегодня ограничен только объёмами наших собственных способностей к их восприятию, усвоению, запоминанию и переработке. Мы окружены библиотеками, содержащими объём знаний из любой области от математики и естествознания до художественной литературы, от лингвистики до навыков выживания в лесу, от археологии до психологии, который заведомо превышает способности человеческой памяти их усвоить. И это не говоря уже об интернете, который, в числе прочего, открывает практически свободный доступ к этим самым библиотекам от оцифрованных древнейших египетских папирусов до ещё даже не напечатанных в «бумажном виде» самых последних научных статей. И всё это либо абсолютно, либо почти бесплатно. Имеет ли смысл стремиться под завязку набить свой мозг накопленными человечеством знаниями – другой вопрос, но, так или иначе, эти знания свободно доступны, и овладение ими требует лишь мотивации, усилия и свободного времени, а вовсе не инвестирования денег. Но нет, «инвестируя в личностный рост» мы, скорее всего, имеем в виду даже не получение второго платного высшего образования, а посещение каких-нибудь платных семинаров «по личностному росту», на которых нам будут за наши же деньги промывать мозг и навязывать готовые шаблоны якобы «эффективного», «успешного» социального поведения, «правильного», «позитивного» образа мышления, того, как мы «должны» думать, чувствовать, общаться и т.п. И ради чего же? Ради того, чтобы опять в свою очередь заработать всё те же призрачные деньги, которые сами по себе нам не нужны и которые мы опять будем искать способ потратить или «с пользой вложить»! Является ли эта формовка собственной личности под заданные стандарты и шаблоны «инвестицией в личностный рост» или же «инвестицией» в личностную деградацию – большой вопрос, тем более что проведённое таким образом время можно было бы потратить не только на чтение книг и усвоение готовых знаний, но и на самоанализ, самостоятельное размышление, на интеллектуальное или художественное творчество – и всё это опять же не потребовало бы никаких денежных вложений.

Таким образом, мы видим, что поведение «рационального экономического человека» всякий раз, когда речь заходит о распоряжении средствами, превышающими уровень простого жизневоспроизводства, неизбежно становится иррациональным, поскольку сама категория смысла или цели действия является полностью субъективной и не имеет объективных оснований. Но поскольку «экономический человек» иррационален как потребитель, то он иррационален и как производитель. В самом деле, зачем стремиться к максимизации своего дохода, убивая на это невосполнимое время своей жизни, если львиная доля этого максимизированного дохода не нужна для жизневоспроизводства и оказывается «лишними деньгами», распоряжение которыми (их сохранение или трата) требует дальнейших усилий и затрат времени и энергии? Не разумнее ли было бы, например, не максимизировать доходы, а, напротив, минимизировать свой труд до уровня, реально необходимого для простого жизневоспроизводства? Или прекратить разобщать и отчуждать рабочее время от «досуга» и предпочесть работу, пусть низкооплачиваемую, зато интересную, творческую и открывающую возможности реального личностного роста (без кавычек) и развития – вместо того, чтобы тупеть и наживать себе невроз и болезни, зарабатывая большие деньги, а потом спускать их на лихорадочную гонку «получения впечатлений и удовольствий», на дорогих врачей, психоаналитиков и уже упомянутые «семинары личностного роста»?

Вообще говоря, вопрос о том, что является трудом, а что потреблением и, соответственно, кто, кому и за что должен платить, совсем не столь однозначен, как кажется на первый взгляд. Скажем, человеку, всю жизнь занимающемуся физическим трудом, сложно представить себе, что кто-то, наоборот, платит деньги, порой немалые, за посещение тренажёрного зала, то есть за право и возможность поднимать тяжести и совершать прочие физические усилия. Человеку, привыкшему платить за комфорт и уверенному в том, что труд, сопряжённый с перенесением физического дискомфорта, требует повышенной оплаты, трудно понять мотивы, скажем, туристов, отправляющихся в тяжёлые походы под дождь и в мороз не просто даром, а за свои, опять же порой немалые средства. Людям, привыкшим рассматривать воспитание детей как тяжёлый труд, перепоручение которого постороннему человеку требует оплаты, сложно представить, что усыновление детей в ряде стран из своего рода морально мотивированного самоотверженного подвига превратилось фактически в рынок, то есть за возможность усыновления чужого ребёнка приёмные родители готовы платить государству или биологическим родителям как донорам – и это при том, что как раз в этих странах родительство (в том числе приёмное) сопряжено с огромным количеством обязанностей и обременений при минимуме прав. Получение образования может рассматриваться как потребление услуги и, соответственно, быть платным (зачастую весьма дорогим), а может рассматриваться как труд и, соответственно, не просто быть бесплатным, но и подразумевать стипендию, то есть оплату труда самого учащегося. Привычная схема состоит в том, что автор за свой труд получает гонорар в качестве оплаты и вознаграждения, а читатель (зритель, слушатель и т.д.) за возможность прочесть (увидеть, услышать) произведение платит как потребитель услуги. Однако в современном мире дело идёт к тому, что зачастую как раз автор не только не получает никакого гонорара, но и вынужден ещё и сам из своих средств платить за издание своей книги или альбома, причём заведомо подразумевается, что эти расходы не окупятся. Таким образом, именно автор платит как за право быть услышанным, так и за удовлетворение своего желания зафиксировать результат своего творчества в официально изданной форме, в то время как читатель или слушатель в условиях переизбытка поступающей информации считает оказание внимания автору уже любезностью со своей стороны и готов уделить его, только если произведение предлагается бесплатно. И, вполне возможно, недалёк тот день, когда именно читательское и слушательское внимание окажется настолько дефицитным ресурсом, что уже само потребует оплаты со стороны автора и/или издателя. Или рассмотрим другой пример. Пособие по безработице по инерции рассматривается как помощь нуждающимся и некий акт внеэкономического (не прагматического) гуманизма со стороны общества, хотя при этом и возникает резонный вопрос: почему государство насилием принуждает к этому «акту гуманизма» работающих налогоплательщиков и почему, коли это акт гуманизма, он не отдан в полное ведение добровольным филантропическим общественным организациям? В действительности же мы имеем дело просто с новой экономической реальностью, в которой пособие по безработице – это более не подачка, а законная оплата человеку за то, что он не занимает дефицитное рабочее место и при этом продолжает «работать» потребителем товаров и услуг, поддерживая, тем самым, спрос и, следовательно, воспроизводство всей общественно-экономической системы. Теперь уже не трудно представить себе в порядке вполне реалистичной футурологии экономическую систему возможного будущего, в которой все граждане развитых стран по мере дальнейшей автоматизации труда и, соответственно, сокращения числа рабочих мест, будут получать независимо от своей занятости «безусловный основной доход»… а вот право на труд (рабочее место) при желании смогут купить за деньги из этого безусловного основного дохода. То есть работа не только не будет оплачиваться работнику, но, наоборот, за право на предоставляемый обществом осмысленный труд тем, кто не сможет реализоваться в творчестве и занять себя самостоятельно, придётся платить из своего кармана как за предоставляемую им услугу, привилегию или удовольствие (как сейчас люди, испытывающие недостаток физической нагрузки, платят за посещение тренажёрного зала, а рыболовы и охотники тратят на своё хобби несоизмеримо больше, чем стоит их добыча), чтобы не страдать от незанятости, праздности, безделья и мучительного ощущения пустоты и бессмысленности своего бытия. В таком варианте развития будущего нет ничего невероятного, оно ровно столь же возможно, сколь возможна отрицательная средняя норма прибыли на капитал и, соответственно, отрицательная доходность по банковскому вкладу, причём выраженная не только в реальной покупательной способности, но и в номинальном исчислении.

В итоге мы получаем представление о том, что смысл и цели хозяйственной деятельности человека, по крайней мере, за рамками простого непосредственного жизневоспроизводства (хотя даже и с ним всё не так просто и однозначно), являются субъективными и иррациональными по своей природе, а не рациональными и объективными, как это долгое время постулировалось в экономической «науке». Псевдорациональная парадигма классического капитализма, подразумевающая в качестве самоцели каждого экономического субъекта бесконечное приращение своего частного капитала (а зачем?) на самом деле рациональна не более, чем та же самая, например, уже упомянутая экономика потлача (к чему в итоге по завершении капитализма практически и вернулось, хотя и в десакрализованной, профанированной и демонстративно вульгарной форме, современное общество потребления) или экономика цивилизаций Древнего Востока, в которых прибавочный продукт шёл на строительство грандиозных пирамид и храмовых комплексов как некоего «сухого остатка» и конечного итога, фиксирующего результаты хозяйственной деятельности отдельного человека и целого поколения в его земной жизни. Подчеркнём это ещё раз: сама по себе любая хозяйственная (экономическая) деятельность не заключает в себе никакого объективного смысла. С объективной точки зрения она бессмысленна. Небессмысленна она только с точки зрения сугубо субъективных смыслов и ценностей, которые человеку, в них не воспитанному и их не разделяющему (чужестранцу, «наивному инопланетянину»), показались бы сущим безумием и коллективным помешательством, «дикарством» и бессмысленным нелепым суеверием. Забавно при этом, что сам этот «непредвзятый чужеземец» тоже имеет своих столь же иррациональных идолов, но они для него привычны и кажутся нормой, в то время как служение сверхценным идеям чужой культуры, поклонение чужим идолам и «священным коровам» (которых разводят, кормят и содержат не ради молока и мяса, а ради их самоценного священного статуса) всегда воспринимается либо как суеверная дикость, либо как психическое отклонение (массовый психоз, аутическое расстройство и т.п.).

В практическом смысле это значит, что возможно построение экономической (хозяйственной) системы, в основе которой лежат совершенно иные базовые иррациональные цели и смыслы, причём эти смыслы могут быть практически любыми, даже самыми неожиданными и непривычными с точки зрения людей, выросших и воспитанных в рамках современной хозяйственной системы. В частности, вполне реалистичным представляется проект формирования хозяйственной системы, смыслом которой является не бесконечное приращение и накопление капитала и не максимизация потребления, а повышение личной безопасности, построение, расширение и усиление надёжности пространства и сферы своего личного или корпоративного контроля и/или сохранение материального и информационного следа своего существования как результата и итога (своего рода, «сухого остатка») своей жизни в условной (по мере технической возможности) вечности. Образ такой автономной хозяйственной системы представлен нами в ранее опубликованной статье «Краткая концепция проекта «Ковчег»» [11], а обоснование её философско-психологической и социально-политической актуальности – в статьях, соответственно, «Человек, его смертность и бессмертие» [12] и «Понять происходящее и обрести способность к действию» [13].

Философия хозяйства. ISSN: 2073-6118. 2016. № 6 (108). С. 42-55.

 

 

Библиографический список:

 

[1] Строев С.А. Русский социализм – доктрина победы. // Революционная линия. Сборник статей. СПб.: Издательство Политехнического Университета, 2005. 97 с. ISBN 5-7422-0821-9. С. 63-73.

[2] Строев С.А. Реквием. «Нулевая» политическая теория вместо «четвёртой». // Репутациология. Январь-июнь 2015. Т. 8, № 1-2. С. 87-122.

[3] Строев С.А. Инферногенезис: к вопросу о цивилизационном кризисе. // Репутациология. Сентябрь-декабрь 2011. Т. 4, № 5-6 (15-16). С. 5-32.

[4] Строев С.А. Матрица: фантастика или реальность? // Ценностно-нравственные проблемы российского общества: самореализация, воспитание, средства массовой информации. Под. ред В.Е. Семёнова. – СПб: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. – 320 с. (Человек и общество; Вып. 32). С. 267-296.

[5] Строев С.А. Коммунисты и традиционные ценности. // Репутациология. Май-август 2014. Т. 7, № 3-4. С. 38-49.

[6] Строев С.А. Постиндустриальный симулякр: добро пожаловать в ролевую игру // Философия хозяйства. 2007. № 3. С. 103-116.

[7] Строев С.А. Итоги 2013: мир и Россия в эпоху конца капиталистической иллюзии. // Репутациология. Январь-апрель 2014. Т. 7, № 1-2. С. 30-67.

[8] Строев С.А. Инструментарий капиталократии. СПб.: Издательство Политехнического Университета, 2009 г., 58 с.

[9] Строев С.А. Условия потребления «по потребности». // Репутациология. Май-август 2011 г. Т. 4, № 3-4 (13-14). С. 104-110.

[10] Строев С.А. Теория трудовой стоимости и постиндустриальное общество. // Коммунисты, консерватизм и традиционные ценности. Сборник статей. СПб.: Издательство Политехнического Университета, 2012 г., 811 с. ISBN 978-5-7422-3699-3. С. 209-213.

[11] Строев С.А. Краткая концепция проекта «Ковчег». // Репутациология. Июль-декабрь 2015 г. Т. 8, № 3-4. С. 5-34.

[12] Строев С.А. Человек, его смертность и бессмертие. // Репутациология. Июль-декабрь 2015. Т. 8, № 3-4. С. 81-93.

[13] Строев С.А. Понять происходящее и обрести способность к действию. // Репутациология. Июль-декабрь 2015. Т. 8, № 3-4. С. 59-67.

2 комментария: Капитализм как деменция

  • minecraft говорит:

    Почему Шпенглер именно в 1918 г. опубликовал свой Закат ? Ясно почему: закончилась мировая война, которая подвела черту под цивилизацией XIX века , то есть под зрелой фазой истории капиталистической системы. Эта война, как и следующая за ней, стёрла с лица земли огромные материальные (промышленно-экономические) комплексы, и экономический бум капитализма в 1920-е 30-е, и особенно в середине 1940-х середине 1960-х годов, во многом были обусловлены и обеспечены бурным восстановлением экономик Германии, Италии, СССР, которое в огромной степени стало стимулом, мотором мирового развития.

  • Вячеслав говорит:

    «социализм оказался не следующей за капитализмом ступенью экономического и социального развития, а параллельной капитализму беговой дорожкой»
    Не кажется ли автору, что требуются доказательства, что существующая, в мире ОЭФ в передовых странах, называется капитализм, а не социализм как прогнозировал Маркс.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

code

Октябрь 2024
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
 123456
78910111213
14151617181920
21222324252627
28293031  

Архивы

Рейтинг@Mail.ru